Я вижу за его спиной проем в темноту, эту вторую брешь посреди всех мертвых, плавающих в своих банках животных. Я задаюсь вопросом, куда он ведет. И хочу ли я это знать.

И не сделала ли я ужасный выбор, добровольно придя сюда.

Я думаю о потенциально мертвом охраннике. О корчащемся на полу Космо. Обо всем том, что, по его словам, мог сделать со мной Саллен.

Но также я помню, как Шелла Крофт отпустила меня, хотя точно знала, что там был Саллен. Что такого она о нем знает? Возможно, она не согласна со многими подпольными делами Райта или просто со Штейном Рулом.

При мысли о нем у меня начинают дрожать ноги, и я жалею, что на мне не надето чего-то еще. Что он сделает, если поймает нас? Теперь я соучастница. Теперь один из людей Райта в лучшем случае ранен. Я тоже понесу наказание.

Я снова перевожу взгляд на Саллена, который по-прежнему молча за мной наблюдает.

Я помню, что сказала мама о дате его исчезновения. Два года. Мне известно, что это произошло в октябре, но после того, как он пропал, я так долго ворочалась по ночам в своей постели, думая, что он обязательно вернется, появится, может, даже прокрадется в мой дом и найдет меня спящей, что дни перемешались и слились, и я не совсем осознала, что сегодня именно годовщина (точнее, уже вчера). Было и еще кое-что, за день до того, как он исчез. Какое-то воспоминание о глазах, в которые я не хочу смотреть.

— Зачем ты вернулся? — тихо спрашиваю я, и с моих губ слетают полупрозрачные облачка пара.

В этой комнате словно внутри морозильной камеры. Интересно, согрело ли меня то, что Саллен подмешал мне в напиток, потому что не помню, чтобы тогда я так сильно мерзла, лежа на этой каталке, будто его пациентка.

— А зачем ты мне писала? — тут же парирует он.

Как будто теперь, когда всеобщий бардак улегся (а вернув меня в ванну, после того, как он каким-то образом понял, что все будут его искать, Саллен, должно быть, знал, что именно это нам и понадобится), мы можем пререкаться друг с другом, не отвлекаясь.

И я больше не лежу на каталке под действием успокоительных.

От этого я должна бы чувствовать себя сильнее, но почему-то нервничаю больше, чем раньше.

— А почему нет? — отвечаю я вопросом на вопрос. — Ты…прочитал все мои письма?

Он упомянул, что я их ему отправляла, называла жалкими, но, возможно, они ему наскучили. Могу только надеяться. У меня вспыхивает шея при одном воспоминании о тех глупых, отчаянных словах, написанных мной в попытке дотянуться до кого-то, кто, похоже, никогда не стремился тянуться ко мне.

Саллен поднимает подбородок, и я замечаю высокий черный воротник его водолазки, но под ним виднеется нарост, скрывающий его обезображенную кожу.

«Что с тобой случилось? Почему ты винишь в этом меня?»

— Да, — отвечает он, и я не вижу на его лице и тени стыда. Но он ничем себя не выдает, наблюдая за мной.

— Ты когда-нибудь… думал обо мне?

— Да.

— Почему не написал в ответ?

— Я… пытался. Но так и не закончил.

Я пропускаю это и его недостающие слова.

— Где ты был до сегодняшнего вечера?

— Далеко.

Я закатываю глаза.

— Расскажи мне хоть что-то.

Саллен смотрит на меня долгим взглядом, и я чувствую, как между нами нарастает напряжение. Затем с неожиданной для меня быстротой… он бросается ко мне.

Мгновенно отреагировав, я уворачваюсь от его хватки. Я кидаюсь вправо, намереваясь обогнуть стол и оказаться в темном проеме за его спиной. Я знаю, что дверь позади меня заперта, и пока я буду соображать, как ее открыть, он с легкостью меня схватит.

Но даже сейчас он двигается вместе со мной, и я натыкаюсь бедром на медицинский стол, тихо вскрикнув от резкого удара. Однако я не останавливаюсь и встаю лицом к нему, спиной к освещенным зеленым светом полкам, на которых стоит банка с кроликом, которого я увидела, когда впервые открыла здесь глаза.

Саллен сжимает в кулаки вытянутые вдоль тела руки и буравит меня темнеющим взглядом. Между нами всего шаг, и я стою за каталкой. Я могла бы метнуться в дальний конец комнаты, молясь, чтобы за пределами ниши было место, куда можно ускользнуть.

Но он не двигается, так что я тоже не двигаюсь.

«На самом деле я не хочу убегать. Я просто хочу поговорить».

— Что ты хочешь знать? — быстро спрашиваю я. — Спрашивай меня о чем угодно. В отличие от тебя, я дам тебе ответы.

Саллен сжимает губы в неосознанной недовольной гримасе.

— Я не могу так с тобой разговаривать.

Это слетает с его красивых губ совершенно искренне, но я не понимаю, что он имеет в виду.

— Как так? — Я пытаюсь выровнять дыхание, чтобы не было похоже, что я задыхаюсь, задавая ему вопрос. — Почему ты не можешь нормально со мной поговорить?

Зря я это сказала.

Саллен снова пугающе быстро бросается на меня, и я тянусь за спину в поисках оружия в виде банки. Я ладонью нащупываю одну из них и обхватываю пальцами холодное стекло. Затем с тихим вскриком швыряю ее в Саллена.

Он ловко отпрыгивает назад, и стекло разлетается вдребезги по цементному полу, а я вздрагиваю от непривычно громкого звука в тихой комнате.

Воздух тут же наполняет резкий, едкий аромат, и я отступаю на несколько шагов назад, глядя вниз, туда, куда смотрит Саллен.

На полу лежит белый кролик, весь в какой-то жидкости и осколках поблескивающего стекла.

Его тельце все еще плотно сжато, маленькие лапки согнуты, шерстка влажная, а розовые глаза, как бусинки, осуждающе смотрят на меня.

Я судорожно вдыхаю и делаю еще один шаг назад.

Саллен вскидывает голову, прищуривает свои темные глаза и делает шаг вперед. Под его высокими черными кроссовками хрустит стекло, но, похоже, Саллена совершенно не волнует то, что осколки могут проткнуть его резиновые подошвы.

— Потому что я ненормальный, — говорит он низким, хриплым и озлобленным голосом.

— Прости, — говорю я, пытаясь сохранить хоть какой-то мир между нами. — Я не хотела…

Я делаю еще один шаг назад.

Саллен тоже, носок его ботинка оказывается совсем близко к крупному тельцу белого кролика.

Черт.

Он может на него наступить. Вполне возможно, ему будет абсолютно все равно. Я помню, как сильно он давил мне на живот.

И знаю, что он каким-то образом винит меня в ужасах своей жизни ну или, по крайней мере, в некоторых из них. Он сам так сказал. Что это я с ним это сотворила. Я ему это сделала.

И я помню, как он сказал кое-что еще.

Что когда я очнусь, будет только хуже.

Я не знаю, что он имел в виду. Но думаю, дело в этом.

— Саллен, — выдыхаю я.

Он останавливается.

Слегка приподнимает брови, что придает его лицу непривычно невинное выражение.

— Поговори со мной, — шепчу я, желая до него достучаться. Желая установить между нами связь, которую я, возможно, придумывала все эти годы самой себе. — Пожалуйста.

Он по-прежнему не двигается.

Гул сливается с биением пульса у меня в голове.

Затем Саллен снова делает стремительное движение, перепрыгнув через стекло, и я понимаю, что сейчас не время для разговоров. Может, с ним такого времени никогда и не будет.

При мысли об этом меня переполняет скорбь, я тут же разворачиваюсь и приказываю себе бежать, хотя мне хочется остаться.

Я устремляюсь в темный проем и слышу, как за мной тихими и быстрыми шагами следует Саллен.

Он знает это место лучше, чем я. И ноги у него посильнее. По быстрому взгляду, брошенному мной в пентхаусе на его торс, я поняла, что он в хорошей форме. Я много хожу пешком и изредка занимаюсь йогой, но не знаю, поможет ли мне это сейчас.

Я вытягиваю перед собой руку, чтобы ни на что не наткнуться, жалея, что выронила свой гребаный фонарик, и бегу дальше в ледяную тьму. Мои легкие быстро расширяются и сжимаются, пальцы ног мягко ступают на цемент, пятки отрываются от пола.

Я не знаю, куда направляюсь.

Я даже не хочу от него убегать.

Но Саллен ничего не говорит, он пытается на меня напасть, хочет, чтобы я вернулась на ту каталку.