У меня кружится голова. Я растягиваюсь на диване и укутываю ноги пледом. Потом прикрываю глаза, не обращая внимания на запах плесени, идущий от шерсти. В этом доме все, даже вещи, пахнет старостью. Нужно просто к этому привыкнуть.

Только я успел задремать, как снова раздается звонок в дверь. Нет мне больше покоя, и я сам сделал все, чтобы этого добиться: теперь стоит мне только пристроить мою усталую задницу на диван, как тут же кто-то должен припереться по мою душу. На этот раз это и вправду Элеонора. Вцепившись в свою палку, она смотрит на меня снизу вверх и начинает:

– Там ко мне сейчас поднимается агент по недвижимости. Ты мне тогда сказал, что я могу тебя позвать…

Я провожу рукой по лицу и иду накинуть на плечи куртку. Когда я возвращаюсь на лестничную площадку, то человек, занимающийся продажей недвижимости, уже стоит в прихожей квартиры Витальяно в сопровождении молодой парочки, озирающейся вокруг с растерянным видом. Я стою у них за спиной, пытаясь по возможности вдыхать воздух ртом, пока агент не замечает моего присутствия и резко не оборачивается.

– Это мой друг, – говорит кошатница.

Агент протягивает мне руку, я отвечаю ему рукопожатием, вместе с тем разглядывая его и его клиентов, из приличия мне улыбающихся. Мне бы очень хотелось уточнить, что Элеонора мне и в самом деле всего лишь подруга и что я никакого отношения не имею к страшной вони, которая царит здесь повсюду, но у меня есть дела поважнее: пока парочка бродит по комнатам в компании Элеоноры, я беру этого типа под руку и заявляю:

– Мне нужно с вами поговорить.

Он внимательно смотрит на меня:

– Я вас слушаю.

– Как идут дела с показами квартиры? Короче, есть кто-нибудь, кто действительно ею заинтересовался?

– На данный момент пока еще нет, но здесь хороший квартал, респектабельный дом, так что кто-нибудь, кто захочет купить квартиру, обязательно появится, нужно только подождать. Конечно, если бы синьора позволила бы нам увидеть квартиру в более подобающих условиях, то все было бы проще, – заключает он шутливым тоном.

Я же вовсе не намерен шутить.

– Да, вот как раз этот момент я и хотел с вами прояснить. Я – человек терпеливый и понимающий, и я понимаю, что всем нам нужно работать, но если вы еще хоть раз удосужитесь давать советы синьоре, что ей нужно делать в ее собственной квартире, то я вышвырну вас за дверь – вас и ваших милых клиентов.

Фальшивая улыбка моментально слетает с его лица.

– Я говорил это для ее же блага. Чтобы упростить продажу. Я просто выполняю свою работу.

– Прекрасно, выполняйте свою работу и не суйтесь с вашими предложениями, если вас не просят.

Он опускает голову.

– К тому же хотите знать правду? У синьоры нет ни малейшего намерения продавать квартиру.

– Я не понимаю…

– Все вы понимаете, ведь вы же не дурак. Вам прекрасно известно, что заказ на продажу квартиры поступил не отсюда. И хорошо знаете, что для пожилой женщины видеть каждый день у себя дома посторонних не доставляет никакой радости.

– Послушайте, я не знаю, кто вы такой, я всего лишь действую в рамках данного мне поручения…

– А, кстати о вашем поручении. Это как раз то, о чем я хотел с вами поговорить. Вы должны отказаться от вашего поручения и больше никого сюда не водить.

На этот раз агент выходит из себя и напыживается, выпячивая грудь:

– Мой клиент – это не вы, а племянница синьоры Витальяно. Так что если на то пошло, то попросить меня отменить продажу должна сама синьора Витальяно.

Я вздыхаю. Я надеялся, что мне не придется прибегать к трансформации, но мальчишка решил проявить упрямство. Смерив его взглядом, я улыбаюсь ему – хотя бы потому, что от него исходит приятный аромат, а в подобных обстоятельствах это совсем немаловажная деталь. Он стоит в ожидании моей реакции – в своем прекрасном сером в полоску костюме и зеленом галстуке, с полной папкой ненужных бумаг в руках и с щедро сдобренными гелем волосами. И вот я, за секунду до того, как нас могла бы прервать юная пара, веско отвечаю:

– Мы друг друга не поняли. Я – генерал финансовой гвардии в отставке. Если вы не прекратите устраивать это ежедневное извержение людей в квартиру синьоры, то я буду вынужден попросить моих бывших коллег как можно скорее прийти к вам в контору с визитом. Не думаю, что ваше начальство очень этому обрадуется.

Он багровеет и ничего не отвечает, в том числе и потому, что его клиенты, несмотря на удушающий смрад и необходимость то и дело уворачиваться от кошек, выглядят – что кажется невероятным – вполне воодушевленными.

– Нам нравится, – произносит молодая женщина и дарит каждому из нас по улыбке. Элеонора от волнения таращит глаза, так что мне приходится сделать ей успокаивающий жест рукой, и в следующее мгновение я уже снова пристально смотрю на моего собеседника.

– Хорошо, мы не будем вас больше беспокоить, – в конце концов говорит он и ведет своих клиентов к выходу.

Но девушка, кажется, не хочет уходить просто так.

– Разве нам не нужно поговорить с синьорой? Мы заинтересованы в этой квартире, – спрашивает она, оказавшись уже на площадке, но агент не дает ей договорить:

– Нет, синьора, пойдемте ко мне в офис, и я вам все объясню.

– Кажется, на этот раз люди и впрямь заинтересовались, – произносит Элеонора, как только мы остаемся одни.

– Да нет, слушай, я поговорил с агентом, и он все понял.

– А что ты ему сказал?

– Чтобы он тебя больше не беспокоил, потому что квартиру ты продавать не собираешься.

– Что?

– Чтобы он больше не приходил, – повторяю я, – потому что ты ничего продавать не собираешься.

Она ошеломленно смотрит на меня:

– Ты так прямо ему и сказал?

– Ну да, а что тебя не устраивает? Разве ты не этого хотела?

Элеонора подходит ко мне вплотную: волосы у нее всклокочены, рот искривлен в какой-то странной гримасе.

– Я же не просила тебя говорить правду. Я только хотела, чтобы агент не приставал ко мне насчет состояния квартиры. Ты просто должен был меня поддержать. И что мне теперь говорить племяннице?

Прикрыв глаза, я пытаюсь справиться с гневом, разливающимся у меня по жилам, в которых начинает закипать кровь. Ну конечно, я сам кретин, что до сих пор, если женщина делится со мной своей проблемой, я лезу из кожи вон, чтобы помочь ей ее решить. Дело в том, что проблемы я решаю по собственному разумению, и даже не знаю почему, но мое разумение женщин не устраивает.

– Элеонора, короче говоря, – возражаю я, – ты просишь меня, чтобы я тебе помог, чтобы пришел тебе на выручку, а потом передумываешь. У меня нет времени заниматься ерундой!

– Я только хотела, чтобы ты сказал ему, что он не может ходить ко мне когда вздумается.

– Значит, ты плохо мне объяснила, – парирую я и отправляюсь в сторону квартиры, тогда как один из котов, пользуясь суматохой, проскакивает у меня под ногами и стремглав бросается вниз по лестнице.

– Чезаре, вечно ты ведешь себя как старый упрямец. Иди сюда. Нам нужно позвонить в агентство и прояснить ситуацию.

Я оборачиваюсь и недоверчиво гляжу на нее. Без лишних слов она только кивает мне головой и добавляет:

– Давай, черт возьми, помоги мне решить эту проблему.

– Я тебе уже помог, – произношу я с бесконечным терпением.

– Но что же я скажу моей племяннице? – Она чуть не плачет.

За сорок лет я впервые вижу ее в таком состоянии. Она всегда была энергичной женщиной, привыкшей настаивать на своем и командовать – сначала мужем, а потом кошками. Но эта Элеонора, которая стоит сейчас передо мной, – это старушка, все еще пытающаяся изображать сильную женщину, хотя она уже больше совсем не сильная.

– Правду, – заявляю я, – будь с ней искренна. В нашем возрасте ложь долго не живет.

И вслед за этим я оставляю ее стоять на пороге и закрываю за собой дверь.

Срока почти в восемьдесят лет мне так и не хватило, чтобы понять женщин.