— Любой? — хитро уточнил я, но она отмахнулась, не понимая намёка.

— Любой заучки, росшей без отца малолетки или душевно травмированной нимфетки, которая жаждет превратить в тебя в принца. Какая разница? — вдруг вспылила она. — Зачем мы это обсуждаем?

— Затем, что меня бесят статьи, с которых полощут мои недостатки.

— Да что я такого написала? Ничего сверх того, что все и так знают. Не дуйся. Послушай, — она приблизилась, положив ладони на мои руки.

— Слушаю, — коротко ответил я, не реагируя на её «нежности».

Она отстранилась, поняв, что все эти «сюси-пуси» не имеют эффекта. Единственно на что я реагировал — это конструктивные предложения.

— В вашей Школе всё очень мутно. Ректор хороший бизнесмен и прекрасный политик, когда дело касается имиджа и инвестиций в проект. Он позволяет плохую рекламу относительно Героев, потому что понимает, что сегодня кто-нибудь вас обругает, завтра кто-нибудь обязательно похвалит в противовес. И вот такие горки — очень полезная штука, потому что не дают эмоциям застаиваться. Тем более, это хорошо, когда некий костяк фанатов начинает отстаивать честь любимого Героя, ругаясь с теми, кто ругает Героя. И с таким подходом я полностью согласна. Не согласна с другим…

— С чем же? — спросил я, и с языка чуть не сорвалось: «Давай, удиви меня».

— Как он допустил, чтобы студенты пропали? Как он не распознал змею под боком? Но самое главное — почему всё покрыто такой тайной? Где недостающие записи с камер? Где тела? Агату же нашли. И ещё момент…

Но договорить Линн не успела, дверную ручку покрутили, а затем дверь распахнулась. В проёме показалось лицо оператора.

— Я тебя обыскался! — Всплеснул руками он и помотал головой в недоумении. — Не моё дело, чем вы тут занимаетесь, но нас ждёт машина и истекает пропуск.

«У кого истекает, — подумал я, — а кому-то он на фиг не сдался. Бродить, где нельзя и шпионить — то, что доктор прописал».

— Хорошо, — покивала она. — Пару минут буквально. Мы тут… — кокетливо пожала плечом и накрутила прядь волос на палец, — подпишем несколько открыток, чтоб в студии потом разыграть, и поедем. Пойдёт?

Он вздёрнул бровь, опять помотал головой, закатывая глаза, дескать «Намучился я с тобой, натура ветреная». Но согласие выразил и удалился, закрывая дверь и возвращая нам приватность.

Линн, по всей видимости, не доверяла никому и не хотела, чтобы оператор что-либо заподозрил.

— И где же открытки? — усмехнулся.

— Да какие открытки? Можно подумать, не понял, что за концерт я тут разыгрываю.

— Да понял, понял. А ещё раз прядь на палец накрутить можешь? А то я думаю, вручить тебе премию за лучшую женскую роль или отдать медсестричке, которая святую простоту из себя строит.

— А что с медсестричкой? — насторожилась Линн, игнорируя все мои попытки в юмор.

Истинная журналистская «сучность» наружу полезла.

— Проехали. Что там с ректором лучше скажи. В чём конкретно ты его подозреваешь? В халатном отношении? В личных мотивах? В сговоре?

Она тут же посерьёзнела и поманила пальчиком, чтобы я нагнулся.

— В общем, — прошептала она, — он в первую очередь работает на имидж Школы ради инвесторов, но пусть Агата попробует поблагодарить охранника, нашедшего её и передавшего в медпункт. Тогда тебе захочется ещё со мной пообщаться.

— А просто на свидание меня пригласить не пробовала? Я б, может, и так согласился.

Она закатила глаза, наверное, у них с оператором это отработанный приём.

— Нам стоит опасаться охранника? Если я пошлю Агату, то должен понимать, что ей ничего не грозит.

— Ей ничего не грозит, — заверила Линн. — А вот дальнейшие шаги лучше обсудим при следующей встрече.

— Так расскажи сейчас.

— Не время, — отрезала она. — Мне пора бежать. Плюс, так ты поймёшь, что я не вру.

Я смотрел на неё сверху вниз, пытаясь понять, какую игру она затеяла. Хоть барышня и была старше моего нынешнего возраста, ростом природа её не одарила. А оверсайз толстовка с капюшоном добавляла этой маленькой вёрткой акуле детскости и невинности.

— Хорошо, ещё пообщаемся, — подытожил я, — протягивая руку.

Разгромную статью она всё равно уже написала, а что-то хуже, чем разбой и нападение всё равно уже вряд ли всплывёт. А если захочет нарыть нового компромата — сделает это без пропуска, под покровом ночи и независимо от моего желания.

Маленькая ладошка отбила протянутую ладонь с громким хлопком и тут же вцепилась в неё пожимая.

— Но иногда мне придётся писать про тебя гадости. Не злись, — добавила она и посмотрела взглядом нашкодившего и собиравшегося вновь нашкодить кошака.

— Но не перегибай, — строго пригрозил я, указывая пальцем на кончик её недлинного, но любопытного носа.

— Хорошо, — тоном, будто разговаривает с ребёнком, проговорила она. — И ещё, Андрей, есть один дружеский совет. И для интервью, и для любых выступлений. Всегда говори правду, но никогда никого ни в чём не убеждай… — И подмигнула, накидывая капюшон. — Не лишай журналистов и сплетников их работы. Они могут сыграть тебе на руку.

Когда она выскользнула из подсобки, я какое-то время стоял, переваривая наш странный тайный разговор. Совет выглядел в целом неплохо, почти такой тактики сам и придерживался. А вот упоминание влиятельных людей, которых злю, настораживало. Кого она имела в виду? Спонсоров? Ректора? Отца Джонни? Всех вместе взятых? Оставалось только гадать.

«И ещё, Андрей…» — запоздалым отголоском пронеслись её слова в голове, и до меня дошло — я не представлялся ей своим настоящим именем.

Даже по прошествии нескольких дней общение с репортёршей прокручивалось в голове больше сотни раз. Несколько ключевых моментов не давали покоя. Андреем меня почти никто не называл, только иногда разве что Ляся. Тайны в этом не было никакой, но однозначно поясняло — барышня-журналист Линн плотно взялась за мою тушку. С другой стороны, а чего я ожидал? Она по кампусу бегает, наши вечеринки тайком фотографирует, наверняка ещё и подслушивает.

На всякий случай несколько раз проверил комнату на наличие жучков. Конечно, ничего не нашёл, не настолько она наглая, но это встряхнуло, заставило собраться. Веселье в «супергеройской школе» расхолаживало, и все угрозы о вторжении казались чем-то далёким и сказочным, даже после столкновения с ожившим маньяком, отыгравшемся на студентах при поисках драгоценных побрякушек.

А при наличии «влиятельных врагов» следует укреплять позиции. Этим и собирался заняться. На днях подал документы в секретариат о том, каким студенты видят студсовет и чего хотят достичь, создав его.

Ректор ознакомился с бумагами и объявил общий сбор в одном из залов кампуса, куда помещались и все студенты, и преподаватели, и некоторое количество прессы по необходимости. Честно сказать, не знал, чего ожидать от встречи. О ректоре у меня сложилось мнение, как о человеке своевольном, своенравном, гордом, жёстком, но очень изворотливом. Он прекрасно врал, подтасовывал, смещал акценты и в целом по типу ведения «игры» выглядел хищно.

Возраст, субтильность, седина волос и внешняя хрупкость заставляли большинство недооценивать его таланты. А я видел серьёзного противника и был уверен, что не ошибаюсь.

Сегодняшняя встреча должна была расставить всё по местам. Лёгкое ощущение затишья перед грозой накатило предчувствием опасности. Но я не придал этому особого значения, потому что сейчас ничего от меня больше пока не зависело. Карты ещё не розданы, и продумывать стратегию бессмысленно.

Как и ожидалось, ребята заняли мне место. Сегодня к нам уже без вопросов присоединилась Агата, и я порадовался, что костяк банды отщепенцев растёт и крепнет.

Но радость длилась недолго, когда у трибуны появился ректор и мониторы зажглись, транслируя его изображение по обе стороны, стало понятно, что добра можно не ждать. Холодный прищур глаз, властные жесты. Не то чтобы я умел идеально считывать мимику и поведение, но каких-то базовых знаний и инстинктов хватило.