— Как что такое? — Инну искренне удивил вопрос матери. — Это котенок, разве не видишь?
— А зачем он тебе?
— Он мне очень нужен, — ответила Инна.
— Вот как, — сказала Лиля. — Почему же он так тебе нужен?
— У нашей нянечки кошка принесла пятерых котят, ребята разобрали четырех, а этого, черного, никто не хотел брать. Вот я и взяла, потому что черным котам, все говорят, плохо живется, их почему-то все боятся…
Но Лиле уже наскучило слушать Иннины рассуждения, она устало махнула рукой:
— Ладно, делай как знаешь…
Кота назвали Жучок, он прижился в доме, и даже Лиля, любившая все красивое, благосклонно относилась к нему. Жучок и в самом деле был очень привлекателен — пушистый, зеленоглазый, с острыми стоячими ушками.
— Как ты назвала его, Жучок? — спросила Алиса.
— Жучок. Приезжайте к нам, я вас с ним познакомлю.
Алиса хмыкнула.
— Или хотите, я его к вам привезу? — предложила Инна, она была не по годам сообразительна, сразу же поняла все, что следовало понять. — В следующий раз привезу, хотите?
— Нет, не привози, — сказала Алиса, показав на щегла. — Кошки — существа хищные, как увидят птицу, так уж непременно задумают цапнуть…
— Только не мой Жучок, — горячо вступилась Инна. — Он совсем не хищный.
Алиса взяла новую сигарету, прикурила от старой.
— Мне нравится, племянница, что ты за своих друзей вступаешься, так и следует поступать в жизни…
— Даже если друзья и оказываются не такими, какими ты их себе представляешь, — продолжил Визарин.
— И так бывает, — согласилась Алиса. — Но не всегда. Впрочем, племянница, скажу по правде, думай хуже — не ошибешься!
— А я не хочу хуже думать, — сказала Инна. — Я хочу лучше думать…
Алиса выразительно посмотрела на Визарина:
— Действительно, совсем как наша мама…
— Я же тебе говорил…
— Помнишь, мама всегда говорила о людях хорошее? — спросила, помолчав, Алиса. — Не потому, конечно, что хотела польстить, этого за ней никогда не водилось, а просто старалась отыскать что-то, ну хотя бы что-то самое маленькое, но хорошее, ясное…
Визарин усмехнулся:
— Я вспомнил, она про Мазо, отъявленного и закоренелого спекулянта, говорила: «Да нет, он неплохой, он способен и на хорошие поступки».
— Ее спрашивают: «А кто вам говорил, что он способен на хорошие поступки?» Она отвечает: «Он сам. Не могу же я не верить ему…»
Алиса погасила сигарету и почти сразу закурила новую.
— Ты чересчур много куришь, — заметил Визарин.
— Теперь буду меньше, — пообещала Алиса. — Видишь ли, для нас, людей одиноких, сигарета — лучший собеседник, советчик, товарищ, называй как тебе угодно, разве не так?
— Должно быть, в известной степени ты права.
— В любой степени я права. Но теперь у меня появился щегол…
— Новый собеседник?
— Ну, я бы не сказала, что собеседник, просто ему вреден табачный дым…
Всю дорогу Инна говорила о тете Алисе. Почему она ее раньше не знала? Почему она у них не бывает? С кем она живет, кроме щегла? Что делает?
— Она тебе понравилась? — спросил Визарин.
— Да. Очень. А почему она такая… — Инна замялась. — Почему она такая некрасивая?
— Ну уж этого я тебе не скажу. Такой уродилась.
— Она твоя родная сестра?
— Самая что ни на есть.
— Ты, папа, красивый.
— Какой я красивый, уже старый, лысый…
— Красивый, — повторила Инна. — А тетя Алиса на тебя не похожа, она страшная, но хорошая. Верно, папа, она хорошая?
— Да, она хорошая, лучше меня.
— Лучше тебя?
Инна широко раскрыла золотисто-карие глаза. Затрясла своим бантом.
— Это ты, папа, брось! Лучше тебя никого нет!
Они уже сошли с троллейбуса и двигались к своей даче.
Услышав эти слова, Визарин остановился, серьезно, почти строго, как равный равного, спросил дочку:
— Ты что, и в самом деле так думаешь?
— Да, папа, — ответила Инна. — И в самом деле так думаю.
Глянула на него своими ясными, ничего не таящими глазами, подняла с земли какой-то прутик, высоко подкинула, его вверх, потом со всех ног помчалась домой.
Он смотрел ей вслед и думал о том, как хорошо бы остаться для нее на всю ее жизнь самым хорошим. Как это она сказала: «Лучше тебя нет никого…»
Лишь бы не обмануть ее веру, лишь бы не предать, не упасть в ее глазах…
Как он и ожидал, Алиса полюбила племянницу. Когда Лиле случалось уезжать, Алиса непременно два-три раза в неделю приезжала в Серебряный бор.
Инна тоже бывала у нее. Сперва Визарин скрывал от Лили, что познакомил Инну с теткой и они видятся друг с другом, потом как-то все же признался, уж очень не любил мелкой лжи.
К его удивлению, Лиля не возмутилась, не стала ругать его за то, что снова видится с сестрой и познакомил с нею дочку.
Может быть, в тот самый момент мысли ее были решительно далеки от дома, от семейных забот?
Она только что вернулась из очередной поездки на курорт, последние годы у нее изрядно пошаливала печень, и она уже третий раз подряд ездила в Друскеники, должно быть, эта последняя поездка оказалась для нее чем-то примечательной, и она сравнительно равнодушно выслушала весть о новой встрече с нелюбимой золовкой.
— Что ж, — сказала Лиля равнодушно. — Пусть видятся, если им охота…
И Алиса стала уже вполне легально, не скрываясь, приезжать в Серебряный бор.
При встрече она вежливо здоровалась с Лилей, и Лиля кивала ей.
Алиса говорила:
— Сегодня прекрасная погода…
— Как будто бы неплохая, — отвечала Лиля.
На этом их общение друг с другом кончалось. Впрочем, Алиса и не желала большего.
Одинокая, кажется никогда никем не любимая и не увлекавшаяся ни разу в жизни, — во всяком случае, если и случалось в жизни какое-то увлечение, то о нем не знал никто, — она сильно привязалась к Инне, как-то призналась Визарину, что ей тяжко не видеть Инну хотя бы дня два, то и дело преподносила Инне подарки, один другого нелепей и неожиданней.
То подарит спальный мешок, хотя Инне он был решительно ни к чему, она отличалась некоторой ленцой, не любила заниматься спортом и не ходила ни в какие походы, то лыжную куртку, примерно размера на три больше, чем носит Инна, то какую-то необычной формы вазу, которую Инна не знала куда поставить, и в конце концов приспособила для молока Жучку.
Как-то, Инне в ту пору уже шел пятнадцатый год, Алиса подарила ей футбольный мяч.
Инна в недоумении взмолилась:
— Тетя Алиса, зачем мне мяч? Я же в футбол не играю и не собираюсь играть!
— Это не простой мяч, — ответила Алиса. — Я его купила у бывшего тренера одного спортивного общества, я обещала ему не говорить какого, ты посмотри, на мяче расписалась целая команда юниоров.
И вправду, весь мяч был испещрен различными, трудно разбираемыми подписями.
— Тогда другое дело, — нашлась Инна. — Тогда большое спасибо, тетя Алиса.
После призналась отцу:
— Зачем мне эти подписи, папа? Я же не коллекционирую футбольные сувениры. И вообще, куда девать этот мяч? Давай спрячем его на чердак!
Так и сделали. Мяч нашел успокоение в сундуке, стоявшем на чердаке, под крышей.
Однако Алиса, приехав как-то в Серебряный бор, спросила:
— Где же мяч?
И несказанно обиделась, узнав, что мяч спрятан в сундуке.
— Я не сундуку, а тебе, племянница, дарила, так что изволь вынь-ка мяч из сундука…
Алисе была присуща невинная страсть любоваться своими подарками, требовать к ним постоянного внимания, — черта, обычно свойственная людям скупым, но как раз Алиса отличалась необдуманной и непоказной щедростью. Визарину приходилось даже иной раз крепко отчитывать ее за безалаберность, за то, что расходует деньги на всякую ерунду, за то, что не умеет отложить хотя бы небольшую сумму на всякий случай, на черный день, на болезнь.
Алиса не уставала спорить с ним:
— Вот еще, буду я ждать черного дня и отказывать себе во всем! А вдруг этот самый черный день никогда не наступит? Или не успеет наступить, потому что я умру раньше? А я хочу тратить деньги, которые я зарабатываю, так, как мне угодно, ведь это большое удовольствие — тратить так, как тебе хочется…