— Отец, прошу, не надо! Это глупо, посмотри, как меняется мир!

— Мир может и меняется, но пока это мой дом, и моя дочь не будет учиться вместе с мужчинами. К тому же зачем тебе знания, если ты уже достигла брачного возраста?

— Отец, — по моим щекам потекли слезы, — пожалуйста, я очень хочу учиться. У нас многих отпустили. Девочки говорят, что там все прилично. А замуж мне рано, — я умоляющее сложила руки в надежде, что родитель услышит голос разума.

— Вот еще глупости, — мужчина заходил по кабинету, — где это видано, что девушка тратит свои лучшие годы на книги? Нет! Тебя ждет жених!

Эти воспоминания особенно часто приходят ко мне в последнее время. Я снова закрыла глаза, чувствуя, что из-под ресниц собираются скатиться слезы. Нет плакать нельзя, особенно здесь.

Фургон немилосердно раскачивался, вызывая тошноту, но это лучше, чем идти пешком. В первые дни мне не давали сесть ни в один из следовавших друг за другом фургонов, и я сбила ноги в кровь. Чемодан с вещами, которые мне позволили забрать из дома оттягивал руки, и вскоре, посмотрев, как другие женщины привязывают к чемоданам лямки и вешают за спину, я тоже последовала этому примеру. Стало полегче и поудобнее.

Среди ссыльных меня не любили. Поначалу пытались ткнуть побольнее, но мне было все равно. У меня было теплое платье и плащ, чемодан со сменой белья и еще одним платьем, ботинки, как я думала удобные, ровно до длительной пешей прогулки, и жизнь. У моих родных не осталось и этого. Какие же мужчины глупцы! А еще под корсажем спрятаны документы, что были для меня дороже всех вещей — королевское помилование и документы на кусок земли, которым когда-то владела моя прабабка по материнской линии.

— Эй, дворянка, твое время вышло, — в фургон заглянул рябой стражник, — на выход.

Я прошла через людей, сидящих по обеим сторонам фургона, стараясь не упасть на вещи, сваленные в центре, и спрыгнула на ходу. За неделю пути научилась и этому, после пары падений под общий хохот ссыльных.

Теперь я такая же дворянка, как и любой из этих идущих на север людей. Не знаю, каким богам мне теперь нужно молиться, но иначе как везением это не назвать. Я была поражена в правах, титул, капиталы и все земли семьи Лиарас отошли короне за измену, подстрекательство к бунту и организацию революционного движения. Чудо, что я все эти годы с момента замужества жила в дальнем имении и мужа видела пару раз в год, а отца и того реже. Все родственники, причастность которых была доказана в попытке переворота, были казнены так же, как мой отец и муж. Глупцы! Какие же они идиоты!

Идти было тяжело. Ноги болели, неудобный чемодан и лямки, сделанные из поясных ремней, оттягивали плечи и натерли спину. Солнце еще припекало, но к вечеру станет холоднее и плащ лучше не снимать. Местность потихоньку менялась, мы двигались на север страны. Самую большую часть пути мы прошли в первые несколько дней, используя большие стационарные порталы, расположенные в крупных городах страны. Но по мере удаления от сердца королевства, порталов становилось все меньше. И вот уже неделю я иду вместе с ссыльными пешком, пробираясь от одной стоянки до другой.

Ссыльные шли вдоль неспешно двигавшихся фургонов. Хорошо, что нас не гнали. Скорость была комфортной, хотя эту дорогу легкой не назвал бы никто. Но это лучше, чем смерть. Помыться бы, но о такой роскоши лучше забыть. Хорошо, что разрешают на ночлеге обтереться над тазом с еле теплой водой.

Я огляделась, многие лица уже узнавала, но люди держались от меня в стороне. Хотя чего им уже бояться? Это я опасалась, как бы последние вещи не стянули или, чего хуже, сунули нож под ребра. Жить хотелось, не смотря на все обстоятельства. Людям не нравились такие, как я, вроде и дворянка по происхождению, но лишенная всех прав. Не ссыльная, но была под следствием и путешествует с разрешения дознавателей вместе с этапом. Но мне было все равно. Лучше уж на северных границах, чем за решеткой или на плахе. К тому же у меня будет своя земля и дом.

Да, теперь женщине позволялось владеть собственной землей. Я даже могла получить не наследный титул. Могла бы иметь счет в банке, посещать в одиночку театр, магазин или кафе. А самое главное могла бы учиться. И теперь мне вовсе не обязателен родственник мужчина, чтобы все это иметь. И против этого выступали мой отец и муж, пошли против короля и реформы, которая давала свободы женщинам и ограничивала власть дворян? Чего они добивались? Не хотели терять власть? Деньги? Боялись конкуренции среди женщин? Или просто хотели оставить все, как есть, не менять застарелые устои? Я не знала ответы на эти вопросы, хотя за время следствия и пути задавала их себе сотни раз. А с отцом ругалась из-за этого и того раньше.

В какой-то степени, несмотря на все невзгоды, я чувствовала одухотворение. Впервые за двадцать шесть лет моя жизнь теперь принадлежала только мне. И пусть я иду со ссыльными, и на меня косятся простые мужики и бабы, которые тоже в чем-то провинились перед королевством, но я знала, что для меня начинается новый этап жизни. Королевское помилование дарило мне жизнь и шанс на свободу.

Дорога вилась среди полей, с которых только сошел снег. Была уже середина весны. Но солнце не баловало, все еще было холодно и ветряно. Но это даже хорошо, что на север страны мы отправились весной. Зимой пережить без денег, имущества и необходимых вещей в неизвестно в каком состоянии старом доме было бы просто невозможно. А так есть шанс успеть до холодов привести дом в порядок. Как я это буду делать пока не представляла, но нельзя сейчас думать о плохом. У меня есть жизнь и какие-никакие дом и земля. Пусть и на севере страны, где гораздо холоднее и сложнее из-за пограничной полосы с воинственными артанцами. Но это лучше, чем смерть.

На обед остановились на привал. Фургоны с дороги сдвинули к краю обочины, люди сошли с утоптанной колеи вниз к еще нераспаханному полю. Военные, что вели ссыльных к месту ссылки, в дальний северный гарнизон, где половина из них станет ополчением, а другая займется добычей под охраной орты, организовали три костра для приготовления простой похлебки из крупы и куска мяса для запаха. Не скажу, что военные были прекрасными людьми, обращались они с нами, как с людьми низшего сорта, хотя, по сути, большая часть такими и была. Но откровенно не издевались, давали есть, пить и отдыхать, не гнали и никого не били. Я думала, что с ссыльными обращались куда хуже.

В ссылку попадали за преступления против королевской власти, но по большей части не такими уж и страшными. Долги, мелкое воровство, мошенничество, дебош и драки без смертоубийства, и многие другие проступки. Я здесь была не одна дворянка, были еще несколько сосланных за доказанные преступления, вроде мошенничества, но я была единственной, кто выжил из организаторов переворота. Да и остальные по слухам, были откровенными мелкими преступниками. Ссылка в северные земли, это не только наказание, но еще и возможность трудом и службой исполнить свой долг перед королевством.

Через тридцать минут была готова походная похлебка. Не самое вкусное, что я ела в своей жизни. Но придираться не стану, нужно привыкать к простому, как раньше больше не будет. Хотя как было раньше? Да практически так же. Муж выделял на содержание имения весьма скромные деньги. Мы с ним сразу не сошлись характерами, поэтому на мое содержание выделялось еще меньше, чем давал отец. С отцом мы поругались в день свадьбы и больше не общались. Тогда я его умоляла не делать так, в нашей стране уже несколько лет, как стало не принято проводить договорные браки. В последние годы позиция женщины в современном обществе стала куда как крепче и самостоятельнее. И я росла, почему-то уверенная, что и отец позволит мне учиться, самой вести дела и выбрать мужа. Но как же я ошибалась. Когда я вернулась из пансиона, куда отец меня отправил после смерти матери, он и слышать не захотел о дальнейшей учебе в университете. Как он кричал тогда, аж покраснел весь. Потом сколько бы я не заводила этот разговор, ответ был один: «Нет!»