А чувства в этом браке, судя по всему, оказались по-настоящему сильны, так как после утраты женушки Шатуновский обезумел от горя. Такой вывод Лев сделал, когда узнал, что в приступе небывалой щедрости одним росчерком пера тот переписал всё своё имущество на единственного сына ненаглядной супруги. Как объяснить его порыв? У Льва на этот вопрос был только один ответ: Шатуновский сошёл с ума.

— К черту эти загадки! — граф нахмурился.

Вернёт усадьбе более-менее товарный вид и продаст её без всяких сожалений. А затем выбросит прошлое из головы, как сон дурной. В том числе и думам о матери будет заказана дорога в его голову.

Зачем тогда пришла ему на ум эта дурацкая идея восстановить портрет (с которым было сотворено необъяснимое зло) madame Шатуновской? Даже нанял для этой цели реставратора... реставраторшу... Не пойми кого!

В компетенции девчонки, которая приехала на работу, Лев сильно засомневался, когда увидел её вживую. Дал шанс смешной дурнушке, потому что откликов на место (нужно быть откровенным) попросту не было. Господи, воистину, во Взгорьевке всё имеет какой-то мистический налёт.

Взять даже эту реставраторшу чудную. Наверняка бедна, как церковная мышь, да ещё и некрасива, но держится при этом с ним совершенно на равных! Верно, просто забывает о своём рябом лице. Другая бы только и делала, что рассматривала паркет под ногами. А эта, ни капли не смущаясь, смотрит прямо в глаза! Её прямой взгляд так поразил Льва, что в мастерской он не выдержал и позволил себе внимательно рассмотреть Дарью Владимировну всю: с ног до головы. Только тогда она смутилась.

И это даже выглядело мило.

В дверь постучали, и Лев, точно застигнутый врасплох, резко повернулся ко входу и даже тряхнул головой.

— Открыто.

Порог переступила грузная невысокая женщина с румяным лицом и с широким улыбающимся ртом. В уголках карих хитрых глаз собрались морщинки.

— Марфа Прокофьевна! Мое почтение.

— Утро доброе, барин. Как я встрече рада. Знали бы вы, как домой спешила. Дела в городе все уладили. Привезли новые шторы, белье, скатерти. Всё привезли. С Афоней заказали краску и доски. Доставят со дня на день.

— Отлично! Хорошие новости. Кстати, реставратор приехала...

— Видела окаянную. Страшна-то какая. Я её напугалась сперва. Ох, не повезло же девке!

— Согласен. Но, прошу, без пересудов обойтись.

— Все так, барин. Не суди, да не судим будешь.

— Есть ко мне ещё вопросы?

— Есть, барин, и сурьёзный.

— Что такое?

— На обед уху или щи сегодня изволите?

Граф рассмеялся:

— На ваш добрый вкус, Марфа Прокофьевна.

— Благодарствую за доверие.

Лев поклонился, и экономка, которая досталась графу вместе с Берёзовой Рощей, тихонько выскользнула за дверь. А потом неожиданно опять просунула в проём мясистый нос.

— Самовар, должно быть, поспел и дожидается вас в гостиной. Булочки сегодня на славу удались. Спускайтесь чай пить.

— Хорошо...Обождите, Марфа Прокофьевна. Пригласите к чаю Дарью Владимировну. Пусть составит мне компанию.

Экономка растерянно заморгала.

— Аппетит бы вам не испортила.

— Что я велел!

— Сию минуту, барин. Уже бегу.

Что это с ним? Так одичал от однообразия деревенской жизни, что даже общество мало-мальски образованной дурнушки за радость посчитал? Да перед хлопотами рутинными и такое разнообразие в общении будет приятно. Выпьет чаю и за дела возьмётся.

...Крестьянские наделы были в полном запущении. Первый раз граф, проехав по деревням, испытал сильную душевную муку, увидев своими глазами разруху и нищету. Взялся с азартом налаживать быт мужицкий, да столкнулся со стеной непонимания. Отвыкли здесь проявлять инициативу: слушали крестьяне нового барина, кивали, соглашались со всем, а делать ничего не делали. Разрешил он им лес на дрова и почин изб рубить. И что? Пока сам не приехал и командовать не принялся, ни один крестьянин с топором в барскую рощу идти не отважился. Запуганный, дикий народ! Обычно голодные хотя бы злые. А эти...

Велел дворовым для деревенских собрать утварь и пожитки разные из Березовой Рощи. Мужики мешки приготовили, ждут старост с телегами, а их нет. Не поверили, что новый барин всерьёз господское добро собрался раздавать. И так со всем, чего ни коснись.

В итоге каждую избу Лев обошёл лично, выяснил, кто чем живёт. Составил сметы. Для пары семей с малыми детками распорядился пригнать коров. Стал учёт вести и тому, кто как работает. Отпустил нескольких молодых и бойких крестьян в город на заработок сезонный. Другим сократил повинность. Чувствовал Лев, что свобода людям нужна. Научатся инициативу проявлять и вкус к жизни появится. А если у барина народ славно живёт, то и он не бедствует. Рисовались ему иной раз радужные картины цветущей Берёзовой Рощи и пугали его эти видения.

Зачем она ему? Зачем все эти старания?

Лев спустился на первый этаж по скрипучей парадной лестнице, с которой недавно сняли на почин и чистку старый ковер. Тёплый аромат сдобных булочек, казалось, заполнил всё пространство в доме. И граф, неожиданно для себя, порадовался, что угостит ими Дарью Владимировну. Сам он не жаловал сладкое. Приоткрыв дверь в малую гостиную, увидел её стройную фигурку. Она прямая вся, как струна, стояла против окна. Была в ней какая-то привлекательная статность.

Если бы не лицо...

Лев кашлянул и девушка обернулась

— Доброе утро, Дарья Владимировна.

— Доброе утро, Лев Васильевич. Благодарю вас за приглашение.

И голос её как будто знакомый.

— Не стоит. Здесь, в глуши, всё время приходится трапезничать в одиночестве. Пока усадьба в плачевном состоянии, я не готов принимать у себя гостей, — граф, склонившись над пузатым самоваром, по-хозяйски разлил чай в фарфоровые чашки. — Иногда хочется побеседовать хоть с кем-нибудь разумным за чаем. Рад вашему обществу.

Дарья Владимировна слегка поклонились:

— Вот как. Надо же, какая честь мне оказана! Премного благодарна.

Что это? Сарказм?

Лев усмехнулся. Опять нетипичное поведение для скромной бедной дурнушки. К тому же, она ещё и умудрилась метнуть в него глазами молнию. Или ему показалось? Даже забавно, как у неё выходит оставаться уверенной в себе и невозмутимой... с такими-то изъянами. Ах да! Судя по бумагам, она вдова. Наверное, опыт семейной жизни оказал благоприятное влияние на её, несомненно, уязвлëнную с детства самооценку.

— Угощайтесь сдобой. Вы любите варенье?

— Да, очень, — с улыбкой ответила она.

— Это хорошо.

Какое-то время Лев наблюдал за грациозными движениями Дарьи, с которыми та пила чай. Порадовался, что уселась она против света. Её пятна на лице в таком положении были менее заметными.

— Расскажите мне, как вы устроились. Довольны ли своей комнатой?

— Стены сплошь все в подтеках. В окно дует. Пахнет плесенью и гнилью. А в остальном комната замечательная: квадратная и светлая.

— Вы никак на царскую опочивальню рассчитывали? — брови Льва так и взметнулись вверх.

— Что вы! Я просто пыталась сказать, что устроилась... сносно и всем довольна.

— Что ж, ладно, — Лев сделал большой глоток чая, заваренного на листьях чёрной смородины. — Уже наметили для себя план работ?

— Да. Сегодня наведем с Нюрой в мастерской порядок. Разберем все картины. Снимем размеры с тех, которым будут нужны новые подрамники. А ближе к вечеру приступлю к реставрации первого холста.

— Превосходно. Я в высшей степени доволен, что у картин начнется новая жизнь, благодаря вашей лёгкой руке... Надеюсь, конечно, вы не обманете мои ожидания.

— Лев Васильевич, скромность и гордость не позволят мне сейчас развеять все ваши сомнения. Но я...

— Вы докажите мне свою компетентность делами.

— Именно.

Льву показалась, что вся живость совсем ушла из голоса Дарьи Владимировны, и он решил проявить милосердие, переменив тему.

— Скажите, а как вам понравился наш парк? Берёзовая роща хороша, не правда ли?