Проходит несколько секунд, но ничего не меняется. Охранники стоят на позициях и не двигаются, мать с бабушкой даже бровью не ведут, а я растерянно смотрю в глаза Цесаревичу.
— Оставьте нас! — просит Алексей с тем же результатом: все присутствующие в комнате персонажи делают вид, что не слышат Наследника Престола.
— Оставьте! — натужно молит он, кашляет и орошает простынь мелкими каплями крови. — Александр спас мне жизнь! И вам — тоже!
— Хорошо, сын! — произносит Александра Давыдовна дрогнувшим голосом и с достоинством поднимается с кресла.
Вдовствующая Императрица следует ее примеру, и обе женщины, хлестнув взглядами по моему лицу, исчезают за спиной. Бестужев кивает гвардейцам, и те покидают свои посты. Ярослав идет следом за ними, затем останавливается в дверях, оборачивается и вопросительно смотрит на Цесаревича.
— Все в порядке, Яр! — тихо говорит он, и Бестужев покидает спальню.
Я медленно подхожу к кровати, сажусь у изголовья и кладу руку на ладонь Алексея.
— Ты подарил мне несколько дней жизни! — тихо говорит он, и обескровленные губы кривятся в горькой усмешке.
— Я не…
— Наклонись — прерывает он меня.
Я наклоняюсь над кроватью, Романов кладет ладонь мне на шею и притягивает ближе к себе.
— Спасибо, что расстроил мою помолвку с этой шалавой Воронцовой! — шепчет он и озорно улыбается, как тогда, в подземном ходе.
Я теряю дар речи и молча таращусь на Цесаревича, а он продолжает забивать гвозди в крышку моего гроба.
— Жаль, что на обещанную дуэль я тебя уже не вызову…
— Ты узнал во мне красноглазого аристо с бала Воронцовой, но все это время молчал? — удивленно спрашиваю я.
— Так было интереснее, — на бледном лице снова появляется усмешка, на этот раз заговорщицкая. — И красноглазый аристо и послушник получились хорошо! По тебе Мосфильм плачет! И член у тебя, что надо!
Цесаревич пытается рассмеяться, но в его горле раздается лишь бульканье.
Я улыбаюсь в ответ, но на глаза наворачиваются слезы. Я чувствую, что Алексей умирает.
— А Черный Кристалл ты уничтожил сам, конклав из семи одаренных не понадобился! — он улыбается потрескавшимися окровавленными губами. — Ты выпил его Силу до дна!
— Й-йа? — спрашиваю, заикаясь от удивления. — Ты в этом уверен?
— Абсолютно! — Романов кивает. — Я его больше не чувствую…
— Ты — Темный? — потрясенно шепчу я. — А как же глаза и магия цвета? Как ты прошел Инициацию?
— Был им! Теперь я бездарь, представляешь? Ирония судьбы, перед смертью я стал тем, кем всегда мечтал быть, — Алексей на мгновение замолкает. — Ты тоже Темный! Там, во дворце, твои глаза были чернее ночи! Я собирался научить тебя всему, что знаю, собирался помочь пройти Инициацию, не выдав себя, но…
Я снова теряю дар речи и замираю, склонившись над Царевичем, не в силах пошевелиться. Романов как минимум считывал мои базовые эмоции, а как максимум — читал мысли. Он приближал меня к себе не только потому, что хотел породниться или заполучить в союзники будущего Наследника Фиолетового Рода.
Алексей чувствовал во мне родственную душу, видел такого же Темного, как он сам. И поездку в Царское Село он организовал для меня. И показ Кристалла запланировал еще в Москве. А окончательно убедился, что я Темный в подвале, когда мое сознание блуждало в черных глубинах мироздания.
— Я умираю! — уверенно заявляет Цесаревич прокашлявшись. — Но я знаю, что ты во всем разберешься сам, и научишься управлять магией всех цветов спектра, включая черный!
— Почему ты радуешься уничтожению Кристалла? — потрясенно спрашиваю я.
— Обещай мне⁈ — хрипло требует он вместо ответа. — Обещай, что убьешь всех Темных⁈ Я знаю — ты сможешь!
— Почему?
— Они хотят уничтожить всех одаренных Цветных, но когда их не останется в нашем мире, баланс рухнет, и цивилизация исчезнет!
— Наталья — тоже Темная?
— Нет, но если вы будете вместе, обязательно расскажи ей все, расскажи кто ты, и кем был я. — Алексей натужно кашляет, и мое лицо орошают горячие капли крови. — Береги ее, вы — единственные, кто сможет все начать сначала!
Его ослабевшая рука соскальзывает с моей шеи, и я выпрямляюсь.
— Прощай, и не доверяй никому, даже… — произносит Цесаревич из последних сил и умолкает на полуслове.
Его глаза закатываются, а челюсти сжимаются со страшным зубовным скрежетом. Он упирается головой в подушку, выгибается дугой и с окровавленных губ начинает идти пена.
— Врача сюда! — истошно воплю я и бросаюсь к выходу. — Целителя!
Двери распахиваются, в спальню вбегают охранники, доктора и слуги — вся королевская рать. Они обтекают меня, словно морская волна, а я потрясенно гляжу в лицо той, которая стоит в гостиной у противоположной стены и смотрит на меня. В ее зеленых глазах блестят слезы.
Я медленно, будто во сне, подхожу к Наталье Романовой и обнимаю ее за плечи.
— Ему уже не помочь! — шепчет она, кладет руки мне на грудь и прижимается мокрой щекой к моей.
Глава 24
Возвращение в родные пенаты
Лимузин подъезжает к высотке бесшумно и плавно, но я чувствую мощь Фиолетового Кристалла на его вершине и немедленно выныриваю из сонной дремоты. Образ умирающего Алексея Романова тает, а в ушах снова начинают звучать его откровения.
Мы — Темные. Оба. Так он считает. Но мне отчаянно хочется верить в иное, хочется верить в собственную универсальность, в особенный Дар, которым наделил меня Разделенный. Дар управлять любой длиной световой волны, сиречь, магией любого цвета. Вот только Светлого Осколка у меня больше нет, как, впрочем, и маскировочного амулета, подаренного Темным…
Дверь машины открывается, и я выхожу наружу. Живой коридор из гвардейцев в активированной броне, ведущий к дверям, возвращает меня в реальность. Задираю голову и смотрю в чернично-черное небо. Фиолетовый клинок света, бьющий с вершины небоскреба, кромсает плывущие над Землей тучи, и кажется, что они вспыхивают и сгорают в неистовом цветном пламени.
— Доброй ночи, Ваша Светлость! — приветствует меня появившийся в дверном проеме Конибродский.
Помощник Великого Князя выглядит осунувшимся и усталым. Он вскидывает брови и оглядывает меня с головы до ног. Карнавальный костюм провинциального гопника ничуть не забавляет адъютанта Шувалова, а вызывает вопросы, задать которые парень не решается. Уже через пару мгновений удивление, написанное на его лице, сменяется привычным безразличием.
— Доброй ночи! — с опозданием отвечаю я, делаю шаг вперед и останавливаюсь.
Неожиданно для себя я осознаю, что с Великим Родом Шуваловых меня не связывает ничего, кроме фамилии и крови, текущей в моих венах. Даже банальная эмоциональная привязанность отсутствует. Великий Князь сделал для меня очень много, но меня ничуть не тянет в родовую высотку.
— Устал как собака, — бросаю дежурное объяснение вопросительно вздернувшему брови Конибродскому и продолжаю движение.
Мы идем к лифту, и он говорит что-то еще, но я не слушаю. В кабине я закрываю веки и облокачиваюсь спиной на холодное стекло. Не хочу с ним разговаривать. Ничего не хочу. Даже секса с Трубецкой. Сейчас бы принять душ и завалиться спать в шуршащую накрахмаленными простынями кровать…
— Игорь Всеволодович ждет вас в своем кабинете, — заканчивает свою тираду адъютант, нажимает на кнопку и прикладывает палец к сканеру.
Я все же не Цесаревич! Шувалов не пожаловал меня личной встречей у двери лимузина и не расстелил красную ковровую дорожку под ноги. Что ж, не очень-то и хотелось!
— Великий Князь бодрствовал, ожидая меня? — спрашиваю я, лениво отыгрывая удивление.
— Гвардейцы связались с Берестовым полчаса назад и сообщили, что вы на пути к высотке…
Сигнал лифта бьет по ушам, пол едва заметно дергается, и я открываю глаза. Выхожу из кабины, медленно следую привычному маршруту и, миновав приемную, сталкиваюсь с Главой Рода в дверях его кабинета. Игорь Всеволодович облачен в белую рубашку без галстука, неизменный темно-фиолетовый костюм и остроносые туфли цвета спелого баклажана.