— А если дело до номера дойдет? — с показным равнодушием спрашиваю я, демонстрируя Ольге, что турецкая посланница не интересует меня от слова совсем.

— Вряд ли, но подумай трижды, прежде чем членом размахивать — дипломатический скандал нам не нужен! — старик подмигивает и снова разливает коньяк по бокалам.

— Ну что вы! — успокаивает его Трубецкая. — Наш юный княжич — романтик и апологет платонических отношений, а не узник животной похоти!

Посылаю Ольге воздушный поцелуй и дарю белозубую мосфильмовскую улыбку.

— А язык? — я высказываю первую за вечер дельную мысль. — Как я буду с ней общаться?

— Язык тебе понадобится для другого… — продолжает язвить Трубецкая, но Шувалов останавливает льющуюся из нее желчь, твердо сжав губы и прищурив глаза.

— Она неплохо знает русский, как и вся элита османов еще со времен Византия, — отвечает он, не отводя суровый взгляд от недовольного лица Ольги.

— Турчанка — Темная?

— Да, и по нашим данным девушка не инициирована, поэтому мысли читать еще не умеет…

— А если и умеет, то в отличие от наследников Великих Родов прочитать в моей голове особо нечего! — заканчиваю я очевидную мысль старика.

— Я не сомневался в твоей прозорливости! — Шувалов улыбается, подносит бокал к лицу и вдыхает аромат коньяка. — Выказывая почтение уважаемому Мехмед Саид-Паше, Российская Империя присылает на прием аристо из Великого Рода, соответствующего по статусу принцессе, но не владеющего важной информацией.

— И тонко намекает, что наши Империи — неровня, ведь я не наследник Великого Рода, и происхождение мое сомнительно!

— Все верно, восточное коварство нам тоже не чуждо, — на лице Шувалова возникает лукавая усмешка, и он закатывает глаза к портрету Императора, висящему над его головой. — У меня есть личная просьба: постарайся не думать о девушке, как о сексуальном объекте! Знаю, как это сложно в твои восемнадцать, но попробуй — вдруг она все же читает мысли!

Хочу возмутиться картинно, поиздеваться над стариком, объяснить, что его просьба невыполнима, но глядя на серьезное, изрезанное морщинами лицо, замолкаю на полуслове.

— На прием пожалуют наследники Великих Родов третьего и четвертого колена, все не инициированы и умом не блещут! — сообщает Шувалов.

— Красивых парней отсеяли? — деловито интересуется Трубецкая, и я замечаю мелькнувшее в глаза старика одобрение.

— Перестраховались, но, учитывая внешность Александра, это явно лишнее, ведь так, Ольга⁈

— На их фоне наш посланник будет смотреться как бриллиант среди фианитов! — Трубецкая демонстративно фыркает и начинает внимательно изучать собственный маникюр.

— Информация об угрозах есть? — спрашиваю я.

— Нет! — старик отрицательно качает головой. — Службы безопасности будут смотреть в оба, после происшествия на императорском балу к туркам даже мышь без проверки не проскочит.

— Значит, защитный костюм можно не надевать? — с надеждой спрашиваю я.

— Его не стоит надевать по другой причине: вдруг принцесса запустит руку в твою ширинку и наткнется на кевларовую защиту? — ехидничает Трубецкая.

— Я ее предварительно расстегну…

— Хватит! — Шувалов бьет кулаком по столу и гневно смотрит на нас обоих. — Ведете себя как несмышленые дети! Пока не пройдешь Инициацию, защитный костюм будет твоей второй кожей! Даже на светских раутах, охрану которых обеспечивает Императорская Гвардия!

Я послушно киваю с самым что ни на есть серьезным выражением лица.

— Фото турчанки есть? — задаю вопрос, не глядя на Трубецкую и невинно хлопая ресницами.

— Думаю, что хозяйку званого вечера ты не перепутаешь ни с кем! — отвечает Шувалов и берет в руки сигару. — Цели и задачи ясны?

— Вполне, — коротко отвечаю я.

Старик подносит сигару к носу, вдыхает аромат заморского табака, а затем аккуратно вставляет ее в отверстие специального ножа. Раздается щелчок и ровно отрезанный кончик падает на стол. Он сосредоточенно прикуривает от длинной сигарной спички и откидывается на высокую спинку кресла.

— Цели и задачи понятны, и это прекрасно! — резюмирует Князь после затяжки. — А теперь дайте старику немного расслабиться и отдохнуть!

Выйдя из кабинета Шувалова, мы с Трубецкой не сговариваясь направляемся в разные стороны: я в свои апартаменты, а она — к лифту. Медленно шагая по коридору, в очередной раз внимательно рассматриваю парадные портреты представителей династии Шувалова и убеждаюсь, что встреченный в Приюте Светлый ни одним из них не является. Нужно будет уточнить у Хранителя, нет ли в числе моих предков тех, кто по тем или иным причинам избежал мирской славы и канул в вечность, не оставив прижизненного портрета.

Вваливаюсь в гостиную и с удовольствием снимаю одежду, позаимствованную в Приюте. Так змеи сбрасывают старую кожу, когда она становится слишком тесна, чтобы вновь обрести свободу. Сажусь в кресло у камина и беру в руки уже порядком измятый листок с изображенным на нем пронзенным сердцем.

Возможно, именно он являлся спусковым крючком для активации взрывного устройства, которое должно было уничтожить меня в приюте. Но откуда они знали, что я там появлюсь? Неужели я настолько предсказуем, что меня можно читать словно открытую книгу? Или того хуже: мое поведение можно программировать и заставлять совершать те или иные действия, манипулируя событиями, происходящими вокруг меня?

Какое-то время разглядываю надпись «Мина» под нарисованным красной помадой сердцем, а затем кладу записку на закопченные камни и поджигаю ее. Дым прощания ощутимо горчит и на глаза наворачиваются слезы. Когда от бумаги остается лишь пепел, я осознаю, что окончательно отпустил Мину. А она отпустила меня. Прощание произошло без передачи моего ответного послания, ибо на нем я бы нарисовал отнюдь не сердце…

Трубецкая заходит без стука — я снова забыл запереть дверь. Встаю с кресла и понимаю, что наступает вечер — в комнате царит полутьма. Иду навстречу девушке и нежно ее обнимаю. Ольга прижимается ко мне всем телом и касается своим лбом моего. Глаза в глаза, и губы в губы. Ее горячее дыхание щекочет кожу, и я чувствую накатывающее возбуждение.

— Меня посылают к туркам, потому что лучше пожертвовать бастардом, чем чистокровным наследником Великого Рода, — я озвучиваю очевидное предположение, которую не высказал в кабинете Шувалова.

— Не думаю, что ты безразличен Великому Князю! — возражает Ольга.

— Не думаю, что выбор моей кандидатуры — его рук дело! — парирую я.

— Предстоящая операция мне не нравится по иной причине, — шепчет Ольга, нежно касаясь своей щекой моей.

— Мы же договаривались⁈ — напоминаю я. — Секс по дружбе, и ничего больше!

В памяти всплывает примерно такой же уговор с Миной, и на мгновение воображение рисует ее беззаботную улыбку. Ее озорные глаза. Ровные белые зубы и розовый язычок, скользящий по верхней губе.

Трубецкая возвращает меня к реальности. Девушка отстраняется, берет в ладони мое лицо, пристально смотрит в глаза, а затем целует. Целует горячо и страстно, вновь прижимаясь всем телом. Она ласкает мою шею и спину, распаляя желание.

Я ошибся насчет секса сегодняшним вечером, он явно случится.

— Перед завтрашним приемом я выжму тебя досуха! — с приторно-сладкой угрозой в голосе сообщает Ольга и стаскивает с меня единственную оставшуюся одежду — трусы.

Посольство Османской Сатрапии на Большой Никитской располагается в старинном двухэтажном особняке, фасад которого выкрашен в розовый цвет. Не в угольно-черный или темно-серый, но и не в один из цветов радуги. Показное уважение Империи Цвета от Империи Тьмы, выраженное в витиеватом восточном стиле.

Мы с Трубецкой останавливаемся у широко распахнутых кованых ворот, и к ее спортивному Руссо-Балту неспешно подходят двое турок в черных деловых костюмах. Они встречают нас полными высокомерного достоинства взглядами, синхронно открывают двери авто и вежливо приглашают пройти внутрь особняка.