Он оглядывался на провожавшего их взглядом мужчину, пока они не зашли в проулок меж двумя трёхэтажными зданиями. За ними виднелся длинный хвост очереди, люди в ней кричали и ругались, стремясь скорее попасть в спасительный портал. Но к очереди компания не пошла.

— Пристал, — пробубнил Хог, топнув ногой, и по земле расползлись неглубокие трещины.

Анна закатила глаза и скрестила руки на груди, чувствуя, как гудит воздух от напряжения. Даже без взрывов он был опасен: нервировал, заряжал дикими эмоциями, казалось, что мог свести с ума…

— Ну и зачем мы здесь, Хог? — спросила она, выглядывая из-за угла.

— Разве ты не понимаешь? — удивился Хог, выгибая одну бровь и самодовольно улыбаясь. — Война — это всегда выгодное место для наживы. А здесь, сейчас, когда вот-вот грянет гром, аурники вроде тебя, — он ткнул в Анну пальцем, — вообще на вес золота.

— Что ты такое задумал?

— Всего лишь договорился с важным человеком с Райдоса, Анка. Нам хорошо заплатят за то, что ты кинешь парочку молний.

— Я тебе что, оружие на продажу?!

Опасно блеснула ярко-алая искра.

— Я тебя не продаю! — Хог мотнул головой. — Я делаю то же, что всегда: нахожу нам работу. Подумаешь, убить ей нужно не зверьё в лесу, а парочку военных в городе.

— Тихо, — вдруг выдохнул Орел.

Анна взглянула на брата — и вскинула руки. Вокруг всех четверых разросся полупрозрачный купол, и в тот же момент прямо за ним разорвался врезавшийся в стену дома снаряд. Снесённый взрывной волной Хог, ругаясь, упал на землю. Харон бросился ему помогать.

Земля снова содрогнулась. Истошные крики раздались с другой стороны улицы. Анна сняла защиту и выглянула из-за угла. Люди в панике, толкаясь и давя друг друга, бросились к порталам, в ужасе косясь на дымящуюся воронку в каких-то метрах от них. Приказы выстроиться в колонну игнорировались. А град из снарядов усиливался. Ещё один попал в крышу дома, и обломки с грохотом обрушились на землю.

— Понимаешь, почему это плохо?! — выкрикнула Анна.

Хог бросил на неё злой взгляд и прорычал:

— Уходим отсюда. Быстро. Прячемся в любой дом.

Он кивнул назад, туда, откуда они пришли. Выбежав из укрытия, они бросились на другую сторону улицы и дальше, в частный сектор. Дома там стояли брошенные и полупустые. В некоторых уже не осталось окон и дверей, в крышах зияли дыры, но это было неважно: четвёрка нырнула в ближайший дом, и Хог припёр вход болтающейся на одной петле дверью.

То ли расстояние, то ли закрытое помещение — что-то приглушило взрывы. Стало спокойнее.

Орел сполз со спины Харона и подозрительно осмотрелся. Коридор был пуст и тих. Он проходил через дом насквозь, устланный ковровой дорожкой, как и ведущая на второй этаж лестница. Стены были обклеены голубыми в цветочек обоями, двери с потрескавшейся белой краской украшали вручную нарисованные птицы. Кто бы в доме ни жил раньше, они определённо пытались придать ему уют.

В коридоре осталась тумба, в комнате — наверно, в гостиной — вся мебель и пустые шкафы. На одной из стен даже осталась висеть забытая картина: сверкающая под солнечными лучами река.

— Чудно! — заключил Орел, уперев руки в бока. — Нам бы такой дом. — И топая тяжелыми ботинками направился на кухню.

Харон — следом.

— Невероятно! — вслух размышлял Орел. — Люди столько всего тут кинули, а ведь скорее всего ещё пара таких деньков — и дом свалится к чертям. Было бы неплохо что-нибудь да прихватить, когда будем возвращаться.

— Ещё один хочет вернуться?! — недовольно выкрикнул Хог, оценивающе осматривая кухню.

— Ну, знаешь ли. — Орел скривился, но спорить не стал — пошёл дальше, заглядывая в кухонные шкафы.

Оттуда вынесли всё, что только смогли: из посуды на полках остались лишь тяжёлые чугунные сковородки, кастрюли да пара стаканов из толстого стекла. Шторы сняли, не было ни скатертей, ни полотенец, но на подоконнике остался одиноко стоять маленький кактус в расписанном теми же птичками горшке. Его словно забыли в спешке или посчитали недостойным спасения.

— Обчистили! — завыл добравшийся до ящика с едой Харон. На полке стояли горшочек меда и испорченная каша.

— Ну, картошку я нашёл, — попытался подбодрить друга вылезший из-под стола Орел, тащивший за собой сетку картофеля.

В его руках появился ножик, и он торжественно протянул его и сетку сестре.

— Благословляю. — Орел улыбнулся — и только чудом Хог успел утянуть его за собой на пол, прежде чем крупная искра попала в стену и оставила на ней чёрное обгорелое пятно.

— Это не я, — проговорила Анна, косясь на разбитое стекло.

С улицы потянуло порохом.

Орел скривился, словно готов был зарыдать.

— Мы тут все умрём!

Хог на своём настоял, и они остались. Дому пока несказанно везло: он успел лишиться стёкол на первом этаже, когда в сад упал снаряд, но и крыша, и стены уцелели. И всё же новые хозяева рисковать не хотели, а потому почти всё переехало в подвал: Харон и Хог перетащили диваны и кресла, Анна, облетев округу, нашла что-то, что выглядело, как еда: консервы сомнительного срока годности, не успевшие сгнить овощи и даже печенье и заварку, оставленные в милой квартирке, откуда, кажется, не забрали вообще ничего. Может, некому было забирать…

Орел слонялся без дела, чувствуя себя ужасно бесполезным. Это было не впервой, но именно здесь и сейчас ощущалось особенно остро. Наверно, так действовал посёлок. Он был абсолютно пуст, уныл. Ни одна собака не пробегала за окнами, что говорить о людях. Обычно они останавливались в шумных городах, и там можно было по крайней мере пойти выпить и расслабиться, забыться. Здесь — нет.

Здесь можно было сидеть в углу и не попадаться никому на глаза. Анка всем видом показывала, насколько её бесит всё и вся, а Хог, выведенный её отношением, постоянно срывался и запрещал делать хоть что-то полезное, что-то, что могло бы отвлечь. Один раз Орел спустил в подвал несколько пледов и простыней — он мог это даже в детстве, когда был слабее и менее выносливым — и получил выговор от Хога: «Тебе было сказано ничего не делать. Я понимаю, что не слушать меня у вас семейное, но что могло быть проще?!»

«На кой ты меня взял сюда вообще», — хмуро отозвался тогда Орел и упал в кресло, подперев щёку кулаком.

Харон бросил на него сочувствующий взгляд.

Зная, что Хогу это не понравится, Харон не подпускал Орела даже к готовке, которую свалили на него. И не то чтобы кто-то умел лучше, но стряпня Харона даже выглядела несъедобно. Серая, безвкусная жижа с плавающими в ней кусками белой недоваренной картошки и мясных консервов. От этого варева разносился отвратительный запах по всему подвалу, находиться там было невыносимо, но готовить где-то ещё не рисковали: мало ли кто заметит дым или учует запах. Сомнительно, чтобы такой запашок кого-то привлёк, но стоило поберечься.

Сейчас, не найдя ничего лучше, Орел сидел на полу под окном в полупустой комнате, смотрел в пустоту и вертел в руках нож. До него донеслись приглушённые споры Анны и Хога. Без них не обходился ни один день в этом доме, в этом месте. Они усыпляли своей необычной привычностью, а ведь раньше, ещё год назад, Анка с Хогом почти не ругались.

И Орел знал, кого винить. Зло выдохнув, он швырнул нож в стену. Тот ударился о дверной косяк и со звоном упал в груду прочих. Сегодня явно был не его день: в стену воткнулось всего три… из трёх десятков. Но ничего. Однажды нож достигнет цели, и принц Керрелл пожалеет, что посмел появиться в их жизни.

Орел недовольно покачал головой и создал ещё один. Гладкое лезвие приятно холодило пальцы, дорогая сталь успокоила. И что такое забыло в потоке? Там, откуда он мог брать любые вещи, в потоке между реальностью и вечностью, редко оказывалось что-то настолько искусное. Такие кинжалы берегли как зеницу ока, не уничтожали после смерти прежнего хозяина, сохраняя как трофеи. Даже не как трофеи — как реликвии.

Вдруг Орел вздрогнул, и нож скользнул по руке, оставляя порез от большого пальца до противоположного края ладони. Но Орел не обратил на это внимания, прислушиваясь. Ему могло показаться, но напряжение вцепилось в него холодными пальцами и не отпускало.