Ни один из магов, приглашенных отцом, не рискнул избавлять ребенка от внезапно появившихся защитников. Все опасались тем самым нанести непоправимый вред моему симбионту, а через него нарушить узор моей ауры.
В детстве было весело принимать облик ошкуя, однако с возрастом милая мишка превратилась в огромную мощную и бескомпромиссную медведицу, способную в мгновение ока раствориться в грубом, сносящем все на своем пути морозном выплеске, для которого не существовало ни препятствий, ни тормозов. Бурану я научилась умасливать и гордилась тем, как ловко удерживаю ее в узде.
Вьюга являлась в виде росомахи. Ледяная, истинная демоница севера, неудержимая и сверх меры хитрая, обладающая к тому же таким зверским аппетитом, что будить ее было опасно хотя бы из-за него. У меня до сих пор не было на нее управы.
Там и тогда, где первая срывала все мои ограничители и якоря одним рывком, вторая исподволь подкрадывалась вплотную и незаметно подтачивала мою выдержку, постепенно усиливая напор и наращивая уровень агрессии.
— Переплети… — согласно кивнула я. — Ленту зеленую возьми. Умеешь из пяти прядей?
Цана простодушно закивала, почти благоговейно прикасаясь к моим волосам и тихо-тихо что-то зашептала. Я прислушалась и подумала, что из девчонки со временем выйдет толк. Она, хоть и боялась меня до трясущихся рук, но по крайней мере зла в мыслях не держала. Бесхитростная и наивная, стояла и шепотом выдыхала в мои волосы обережный заговор: «Косы плету-путаю, мысли чужие недобрые отвожу. Не распутать кос, не обидеть, не сглазить, не лишить воли. Косы плету-путаю, мысли чужие добрые приманиваю. Не расплести волосы, не уязвить, не опозорить. Гребень в косу воткну, врага и обидчика обессилю, пусть думы дурные, злобные и порченные к нему возвернутся, волос не коснутся. Слово мое лепко, слово мое крепко. Заплетаю, замыкаю, защищаю!»
Я с трудом удержала на губах насмешливую колкость, почувствовав на затылке давление зубьев серебряного — моего любимого, между прочим! — гребня с перламутром.
— Гостей видела ли, Цана? — вскользь поинтересовалась я, поднимаясь с пуфа перед зеркалом. — Разместили их где, знаешь?
— Так в парковом гостевом флигеле, сиятельная княжна. Все комнаты еще вчера с вечера проветривали, да некоторых лакеев в услужение гостям отрядили. Подвальную кухню опять же открыли, младшую повариху с помощниками тоже туда отправили, — без утайки выложила горничная все, что успела услышать. — Вчера за ужином говорили, что древние рода прислали своих представителей, чтобы потребовать у князя уточнить условия выполнения давнего договора между оборотнями и ллайто.
— Благодарю, Цана. — сухо проговорила я, с трудом проталкивая слова, царапающие горло. Я-то, в отличие от челядинки, точно знала, о каком именно договоре могла идти речь. — Сегодня ты мне больше не понадобишься, отдыхай.
Глава 9
К закрытым воротам крепости я шел неспешным шагом, не скрываясь. Стражу на стенах старался не нервировать. Кто его знает, что изменилось за годы моего отсутствия? Три десятка лет — не весть какой срок, конечно, но время все-таки даже камень точит. Тем более, что, судя по письмам матери и скупым рассказам отца, город за прошедшие года значительно вырос.
Срезень[27], по моим подсчетам, передвигали уже трижды, позволяя населению Бухтармы свободно селиться внутри безопасных стен. Каждое такое смещение границы города давалось его жителям невероятно тяжко. Любую пядь земли, лишенную растений и, на первый взгляд, отвоеванную у джунглей, приходилось порой выжигать и очищать до скального основания, уничтожая всякое подобие жизни в ее недрах, а позже закупать из внешнего мира и везти караванами плодородную почву.
Рост города, однако, меня несказанно радовал — ллайто возрождались, восстанавливая понемногу прежнюю численность, осваивали свободные земли не только на плато, но и на трех его верхних террасах-уступах. Бухтарма более всего напомнила мне змею, которая перелиняла, выросла и попыталась влезть в скинутую за ненадобностью шкурку. Собственно, теперь даже назвать общину «маленьким поселением» язык у меня не повернулся бы. Наконец-то мой народ перестал походить на жалкий, каким-то чудом выживший осколок многочисленной в прошлом нации.
У лишенных крыльев был только один безопасный путь в общину — через ущелье бурной Змеиной реки, чье мощное течение, пороги и каскады забрали в свое время немало жизней. Река делила вершину тепуи на две неравные части. Ее извилистое русло тысячелетия промывало в скале живописные меандры — повороты, загибы и петли.
С годами жизни в этих местах мои предки расчистили путь с высокогорного плато к реке через сеть внутренних пещер, вымытых в недрах горы. В отличие от внешней лестницы, этот путь не требовал покидать общину и выходить в джунгли. Чужакам же, решившим подняться по узким ступенькам, прорублеными в скале, предстоял еще и двухдневный переход к воротам общины по ничем не сдерживаемой тропической сельве. В итоге, даже с опытным проводником к городу добирались не все.
А пришлые из внешнего мира в Бухтарме появлялись частенько. В начале травеня на полуостров начиналось настоящее паломничество травников, а ближе к середине изока джунгли пытались покорить самые рисковые добытчики шкурок местных эндемиков: манораярских солонгоев (чей трехцветный золотисто-черно-белой мех за пределами Варулфура считался одним из самых дорогих), дымчатых ягуаров и буанзу.
Любители же экстремального отдыха в окресностях Бату появлялись редко, а если и забредали в горы, предпочитали юго-восточную часть хребта, ближе к столице крылатых. Та часть Манораяр считалась полностью безопасной. Склоны тепуи скалолазов не привлекали. Конечно, вблизи от наземных поселений вранов каждое, даже мелкое, нарушение грозило туристам неоправданно крупным штрафом, но он, по крайней мере, никак не угрожал ни жизни, ни здоровью — только кошельку…
Внешние ворота располагались через две сотни шагов от кромки леса. Путь по спекшейся от жара земле. Своеобразная буферная зона между городом и владениями джунглей. Прежде охраняемый дозорный пост располагали снаружи ворот, но практика показала — это было не лучшее решение, так что уже лет сто во время смены дозорные для наблюдения за окрестностями оставались под защитой стены, обозревая подступы к городу из простенка между внешней и внутренней кладкой. Ворота, ведущие в Бухтарму, так же были двойными. Пространство между первой и второй парой створок служило в качестве карантинной и очистной зоны.
В пределах защитных стен община представляла собой овал, вытянутый между краем плато и вздымающимся скальным массивом, на другой стороне от города обрывающимся в глубочайшую расселину. С трех сторон стены ущелья, промытые руслом реки, стали естественной защитой — на краю отвесных скал и строили Срезень. Там городская стена сливалась с неприступными почти отвесными скалами, и никогда не сдвигалась. Перемещали тот ее участок, который был обращен в сторону джунглей, так что прежний центр города с главной площадью теперь располагался не в центре, а гораздо ближе к окраине. От Площади Слез начинались все крупные улицы Бухтармы, и все — сплошь радиальные.
На воротах меня, ожидаемо, встретили не слишком-то приветливо. Сельва, окружающая общину, была не самым приятным местом, и частенько преподносила ллайто опасные сюрпризы в виде побегов огненного сумаха (вырастающих сквозь каменную кладку мостовых) или прочих далеко не безобидных растений. А то и диких морфов — первобытных предков оборотней и ллайто, прежде, до Дня Забвения, живших повсеместно, теперь же оставшихся только на полуострове, — скритов, а также множества иных хищных тварей.
Секретом место обитания ллайто не было. И закрытой община тоже не считалась. К безопасности же собственных жителей в поселении всегда относились очень серьезно. Так что я не особенно удивился тяжелым взглядам десятка настороженных глаз, изучающих меня сверху. Холодный прием слегка поумерил ностальгию по знакомым местам, хотя совсем испортить приподнятое мое настроение недоверие городской стражи не смогло. Вряд ли дозорные собирались стрелять со стен в одинокого путника. Просто я сам давно взял себе за правило ожидать худшего, по мере сил готовиться к нему, чтобы потом не так сильно разочаровываться. Пожалуй, только по этой причине, остановившись перед закрытыми воротами и удостоившись грубоватого «кого там еще принесло?», я не стал обижаться на защитников города.