Алисия повертела в руках табличку, взгляд ее стал задумчивым, на лбу появились морщинки мыслительного процесса. Если честно, я тоже загрузился. Неслыханный прогресс выбивал из колеи, но больше, конечно, похмелье. Ха-ха.

— Это не антенна, Морган, — вдруг выдохнула Алисия, — Это хвост. Этот маленький человечек с ручками и ножками — я.

Шаман вдруг неистово закивал, начав возбуждённо показывать пальцем то на Алисию, то на табличку, то на меня.

«Понять. Понять. Целое. Спасти», — пошло от него потоком и я, если честно, офигел. Этот человечек на табличке действительно был Алисией, а черточка на голове не антенна, а ее бесячий конский хвост!

— Они показали мне эту табличку ещё года три назад, пироженка. Ты понимаешь, что это значит?

— Да. Что они знали о том, что я прилечу, и что мы придем вдвоем. Они говорили что-то о едином целом, обо мне и тебе. Что мы должны что-то понять и спасти.

— Предполагаю, что именно. Но — как? Разве можно спасти планету нам вдвоем? Понятия не имею, и таблички ещё какие-то…

— Кто-то изучал эти письмена?

— Ага. Один жирный учёный, который понятия не имеет, что такое рыбалка. Он ещё заливал что-то о развитой наскальной живописи и утверждал, что это типа их исторических книг. Коршунов сказал развлечь его за это, а его чуть не сожрал твердокрыл. В нем сала-то на несколько десятков килограмм, он бы точно наелся…

— Кто?

— Твердокрыл.

— Морган, мне не до твоих шуточек. Если они знали, что я прилечу, значит, у них есть предсказатели будущего. И дело даже не в самом феномене предсказаний, а то, что они работают! Нужно сделать снимки этих рисунков и попытаться их расшифровать.

— А толку?

Пироженка посмотрела на меня не как пироженка, а как хищная кошка.

Ну, хорошо, признаюсь, виноват. Просто сегодня я не работник, даже после трёх доз детоксиканта мутило будь здоров.

— Толку не будет, если мы откажемся использовать наш дар, но с глубинной связью и расшифровкой этих письмен можно узнать не только то, что они хотят сказать нам, но и их историю!

— Не ори так, голова раскалывается…

— Буду кричать, — Алисия уперла руки в бока.

О как, вот это выкрутасы. Не сталкивался ещё с подобной тиранией… а в этом что-то есть... надо будет взять на заметку. У Алисии так блестят глаза, когда она злится…

«Женщина права», — прилетело ко мне от шамана.

У Алисии победно блеснули глаза.

— Я же говорила! — улыбаясь, воскликнула она.

— Давно хотела это сказать? — нахмурился я.

— Ага, — засмеялась пироженка.

— Ну, права, значит, права, — обречённо вздохнул я, — Давай фотографировать. Заодно и панораму снимем, чтобы тому жирдяю было, где развернуться.

Остаток дня просидела, изучая документы. Приходил Морган, с недовольным лицом попил со мной чай, потом лез целоваться. Нет уж, такого в графике не было, значит, и не положено. Хоть он и просил перенести вечерний аванс на более раннее время.

Снимки отдали Шарлю Эроле, учёному-антропологу, он хоть и специалист по земным письменам, но сказал, что нечто общее есть у всех развивающихся народов. Инопланетян это тоже касается. А я сидела за картой, изучая количество поселений туземцев и их маршруты передвижения.

Ни одного поселения в опасных секторах — это, по крайней мере, было логично. Но то, что туземцев было так мало не объяснялось ничем, всего несколько сотен тысяч по всей планете. Почему-то мне казалось, что когда-то их было больше. Ведь Омега, несмотря на все свои опасности, достаточно цветущая планета, не скупившаяся ни на урожаи, ни хорошую погоду.

Ох… как же раскалывается голова… отложила в сторону карты, документы, отключила информационную голограмму. Яркий свет бил по сетчатке глаза, вызывая ещё больше головной боли.

Съела несколько конфет, надеясь, что невыносимая пульсация в висках немного пройдет. Бесполезно… боль только нарастала, и вскоре головой невозможно было повернуть.

Взглянула на руку — телепатические вихри потускнели, а ведь буквально несколько часов назад они ещё искрились золотым, когда мы с Морганом рассказывали друг другу случаи из жизни за чашкой чая. Теперь от меня словно оторвали огромный кусок, и из кровоточащей раны уходила жизнь.

Телепатические связи тянулись к Моргану, который находился далеко отсюда, и их края походили на оборванную бледную паутину, развивающуюся на ветру. Накатила усталость. Стало внезапно холодно, я встала, чтобы накинуть на плечи шерстяной палантин, хотя вечер на Омеге выдался очень теплый.

Я словно обесточена… и испытываю постоянное желание соединиться с этим мужчиной, стать с ним единым целым, получить заряд теплоты, нежности и любви и снова засветиться золотым…

— Ох, как же тяжело, — вздохнула я и вибрация от произнесенных слов ударила очередной волной головной боли. Настолько она была сильная…

Хотелось сдаться. Поддаться чувствам, просто любить и не оглядываться назад. Бросить все, плюнуть на свою работу, на прошлое, будущее, даже на то, что я скорее всего, без работы умру с голода. Ведь скопить я так и не успела — отдавала кредит за обучение в академии. Но такая участь казалось уже не такой ужасной, чем то, что я сейчас ощущаю.

Пошла в ванну, чтобы умыться холодной водой. Надо принять таблетки, иначе не усну сегодня. Включила воду, плеснула несколько раз в лицо. Прошлась ладонью по мокрой коже… вдруг защекотало в носу, смахнула капельки воды с верхней губы. Взглянула на пальцы… не вода... кровь…

Подняла голову, посмотрела на себя в зеркало — из носа, запачкав всю верхнюю губу, толстыми струйками текла кровь. Ее было так много, что на меня нахлынула паника. Дрожащими руками я схватила полотенце, плотно зажав ноздри тканью. Запрокинула голову и вдруг взвыла. Голова… как же болит голова!

Выходила из ванной на ватных ногах, пытаясь разглядеть, что находится впереди. Не видела ничего перед собой, кроме белесой пелены, похожей на густой белый дым.

Через мгновение почувствовала, что начинаю терять сознание. Когда я рухнула на пол, оперлась на руки и попыталась подползти к двери, будто это могло меня спасти. Раскрыла рот, чтобы закричать. Позвать на помощь, потому что все мое тело превратилось в огромный ком страданий, для которого невозможно было даже дышать без боли. Она острыми иглами впивалась в мозг, в спину, в суставы, в живот…

А я раскрыла рот и все пыталась кричать… но из горла вырвался только несвязный хрип, заставляя ныть даже голосовые связки. Иглы, везде иглы…

— Мор…ган… — еле прохрипела я, зная, что меня никто не услышит.

А дальше — темнота. Темнота, полная боли… я лежала в тишине, все чувствуя где-то на задворках своего сознания. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох…

— Алисия! — услышала я голос Моргана, далеко-далеко, будто в другой вселенной, — Алисия, открой!

Но я ничего не ответила, потому что находилась во тьме, и никак не могла из нее выбраться. Будто оказалась в сложном лабиринте, где есть вход, но нет выхода. «Держись левой стороны», — говорила мне бабушка, когда учила меня справляться с такими головоломками. Но я знала, что у этой головоломки разгадки нет, потому что она находится в моем собственном воображении. Но я все равно бежала вперед, словно завороженная, гонимая болью и страхом, по узким замкнутым коридорам, в полной тьме, а там, где-то далеко, звал меня Морган.

Я вдруг остановилась и горько заплакала.

— Прости, — прошептала я, спрятав лицо в ладони, — Прости меня, Морган. Я не могу вырваться, мне так плохо, мне кажется, я умираю.

«Мне кажется, я умираю…» — пришлось по тьме гулкое эхо голосом Даны.

Именно эти слова она сказала перед тем, как рассыпаться в прах. Я подняла руку и в ужасе раскрыла рот: телепатические вихри почернели, из паутины они превратились в сухую налипшую на кожу грязь, начав осыпаться вниз вместе с кожей. Пришла и мне пора рассыпаться в прах...

Крик. Нет, не крик, хрип…