— Антони, открой, я — мать.

— Нет, — монотонно твердил я. — Я всё ещё заразный.

— Молю, Антони, приоткрой дверь хоть на секунду, — не унималась Сабина. — Я лишь хочу увидеть своё дитя!

— Мы говорим, маман. Разве этого тебе мало?

— Этот голос… — растерянно причитала старушка. — Я не могу его слышать! Отказываюсь к этому привыкать! О-о-о, твой милый звонкий голосок, неужели я никогда его не услышу вновь?!

— Доктор говорит, что мне вредно его напрягать, мам. Мне порезали горло. Чем дольше ты настаиваешь, тем хуже мне делаешь!

Играть роль Антони в разговорах с его матерью было очень трудно. Сперва я думал, что Сабина тотчас заподозрит неладное, но шли дни, а она меня так и не раскусила. Хозяйка особняка Веленских знала немного: что у сына проблемы сразу с несколькими домами Крампора, что на него было совершено покушение, что он тяжело болен и страдает от чёрной оспы. Эти сведения в совокупности из властной и твёрдой аристократки превратили её в старую и немощную старуху. Время от времени Сабина предпринимала попытки, связаться с родней, но они пресекались по моему приказу. Всю почту Каспер носил мне, прежде чем, отправить. За две недели штурма спальни Антони, Сабина трижды писала своему брату с просьбой приехать «с мальчиками». Я не знал, кого именно так называли, лишь догадывался, что это сулит большие проблемы для моей игры.

Августовская жара сошла на нет, и всё чаще шли дожди. Лето закончилось внезапно, когда холодный сентябрь постучал в двери. Каспер нанял истопняка и заказал полдюжины телег дров. Теперь, когда я подходил к окну, все чаще видел, как новый слуга размахивает колуном. Его выверенные годами движения успокаивали и позволяли сосредоточиться. Сабина со временем перестала безуспешно биться о дверь покойного сына, ослабев настолько, что время её бодрствования сократилось едва ли не до пары часов в сутки.

«Пора, — наконец, решился я, понимая, что и без того затянул выход в свет. — Встречай, проклятый Крампор».

За время моего вынужденного пребывания в плену «ужасной болезни», ландскнехты не теряли времени даром. Уж не знаю, было то их профессиональное рвение или же банальная борьба со скукой. Моим ребятам удалось вычислить одного соглядатая, который постоянно крутился неподалёку от особняка.

— Милош, наш друг сегодня трётся на улице?

— На месте, — оскалившись в усы, сообщил начальник моей охраны. — Ошивается на углу у бульвара Ткачей.

— Пустите ему кровь.

— Убить?

— Нет, — ответил я. — Ранить, не смертельно. В руку, например. Можете по морде надавать в довесок, но, чтобы не потерял сознания.

— Послание будет? — с пониманием отозвался Милош.

— Да. Скажи так: Передай хозяину, что каждый следующий шпион будет возвращаться живым, но либо без языка, либо без глаз.

— Красиво, — похвалил ландскнехт. — Мне такое по нраву.

— Не сомневаюсь, — кивнул я. — И передай Роберту, чтобы подготовил дилижанс. Мы прокатимся в город.

Роберта я нанял сразу по возвращении Сабины, когда отгремели первые стенания по бедному Антони. Я решил взять на службу именно этого паренька, поскольку каким бы жадным паскудой не был покойный Якоб, в лошадях он понимал хорошо.

«Уж если он сам отметил мальчишку, значит, из того и правда выйдет толк».

Дилижанс с грохотом выкатился на мостовую. Сепп, сидящий на козлах, залихватски гикал на лошадей, а я с Милошем и Мартином тряслись внутри. Наёмники от души радовались предстоящей феерии, засидевшись, как, впрочем, и их наниматель. Я то и дело нетерпеливо отдёргивал занавесь на дверном окошке, выглядывая наружу. Примерно с час мы колесили по подёрнутым туманом улицам Крампора. Сумерки лишь опускались на город, но предчувствие того, какой горячей будет эта ночь, уже лихорадило моё нутро. Когда дилижанс проезжал мимо особняка Хшанских, я внимательно вгляделся в пролетающий мимо пейзаж. Листья уже начали опадать, а потому мне удалось кое-что разглядеть. Изящные кованные ворота были заперты, но в конце аллеи у парадного входа в дом уже стояла роскошная карета, запряжённая двойкой лошадей. Я был осведомлён о том, куда именно собирается нынешним вечером Михаил Хшанский.

Эти сведения добыл для меня Каспер. Новый дворецкий с лихвой оправдывал своё жалование, пока я находился в вынужденном заточении. В то время как, по городу расползались слухи о том, что на Веленского было совершено покушение, а тот остался жив, Каспер ходил по трактирам и игорным клубам, где собирал слухи и сплетни. Он спустил целое состояние на заведомые проигрыши в преферанс и подкуп выпивкой подгулявших или оказавшихся на мели болтунов.

«Собирается. Отлично».

Дилижанс проехал мимо особняка Хшанских, скрывшись за поворотом. Промозглый вечерний сумрак разгоняли круги от фонарей. Редкие прохожие спешили домой, прочь от непогоды. Глядя на их укутанные в промокшие плащи силуэты, я думал о своём сне, пожалуй, самом страшном за всю жизнь и не жизнь тоже. Было что-то схожее в движении продрогших людей и обугленных душ. Стихия, с которой не справиться, которой невозможно противостоять, гнала их. Повинуясь внезапному порыву, я приоткрыл дверное оконце и подставил ладонь, под холодные капли, срывающиеся с небес. Кожу холодило, но я чувствовал фальшь в этом чувстве. Иногда мне казалось, что ничего не было, словно прежний Яровицын вернулся, а то и вовсе никуда не исчезал. Особенно ярко это чудилось, рядом с Агатой.

«Тело моё, пускай, душа не на месте, но хотя бы при мне».

И всё-таки я ощущал разницу. Запахи, вкусы, прикосновения. Часто мне мерещился вкус пепла на губах или тяжёлый взгляд, преследующий, куда бы я не пошёл.

— Приехали, милсдарь Антони.

Дилижанс остановился.

— Сепп, давай к нам, — крикнул я.

Экипаж качнулся, на мостовую хлопнулись две тяжёлые подошвы. Сепп отворил дверь, то и дело оглядываясь, прошипел:

— Место хорошее, по эту сторону переулка вообще нет окон.

— Поэтому он тут и ездит, — заметил Милош. — Не любит эту часть города, боится, что из окон плеснут чем-нибудь не слишком благоухающим, а объезжать до следующего моста долго.

— Проверить оружие, — скомандовал я.

При свете крошечной свечи, упрятанной в стеклянную колбу, ландскнехты в который раз осмотрели три тяжелые аркебузы. Всё было готово к стрельбе. Три полуторных меча стояли здесь же, хищно поблёскивая в отблесках пламени на стали. Я вышел из дилижанса, место и вправду было отличное. Сепп ловко перегородил проезд, поставив экипаж наискось.

— Ждать сигнала, — сказал я в пустоту и лёг на мостовую.

Мне было совершенно не жаль, дорогого камзола, куда больше волновал риск подцепить простуду.

«Чёрт его знает, что происходит у меня внутри. Надо бы этим заняться, но не всё сразу».

Не опасался я и случайных прохожих. Каспер хорошенько заплатил одной компашке любителей выпить, так что по оба конца переулка теперь тёрлись одурманенные спиртным гуляки. Они задирали любого прохожего, имевшего неосторожность приблизиться к тёмному переулку. Фонари я нарочно оставил, решив, что, переусердствовав, могу спровоцировать осторожность кучера Хшанских.

Мокрый камень холодил спину, а капли дождя барабанили по карнавальной маске на моём лице. Я улыбнулся, когда услышал приближающийся стук копыт и колёс. Сколько дней и ночей мне пришлось провести, лёжа на полу, в ожидании. И я научился ждать. Цоканье копыт становилось ближе и ближе, и наконец, стихло.

— Почему остановились? — низкий и хриплый голос раздражённо прогремел в переулке.

— Господин, здесь брошенный экипаж и тело.

— Какое ещё тело? А, дьявол!

Я услышал, как грузный и не слишком ловкий человек выбрался из кареты. За ним последовали ещё двое. Они шагали намного легче.

«Охрана».

Чертыхаясь, мужчина стремительно приближался ко мне, а ещё двое двигались рядом с ним, словно тени.

— Эй, ты! — крикнул Михаил Хшанский, остановившись в паре шагов от меня. — Живой?

Я приподнял голову, коротко козырнув ему двумя пальцами.