Снова глухо ухнуло орудие, подняв новый сонм пыли и матюгов, уставших от длительного стояния в грязи воинов. Я сплюнул и выглянул из укрытия. Метров в семидесяти впереди возвышалась крепостная стена, венчавшаяся зубцами с узкими бойницами. Солнце то и дело срывало блики многочисленных шлемов. Пока мы задыхались пылью, от непрестанных ударов из пушек, они выжидали, понимая, что время работает на них. Конечно, узнай ребята, что проходчики тащат под землёй бомбу, которая при должной удаче, переломит ход противостояния, они молотили по нам куда как активнее.

— Ещё час точно, капитан! — прокричал вынырнувший из лаза аркебузир. — К обеду управятся.

— К чьему обеду? — с интересом спросил я.

— Ну… — сержант замялся, оглянувшись на стену. — К нашему, я надеюсь.

— Это правильно, — хохотнул я, подмигнув ему.

«Нас не ровен час размажут, как муху по столу, а всё об одном думает, как бы поесть, поспать… ну, и про баб, наверняка».

Со стороны форта прилетело очередное ядро, с чавкающим звуком вмявшееся в насыпь. Вдруг в стороне протрубил горн. Было далеко, чтобы понять чей он, наш или их. Дудка она везде дудка. Это тебе не музыка, а боевая речь. И из этой речи я понял, что кто-то трубил построение для атаки.

— Пикинёры, — крикнул я, догадываясь, что этот горн нам сулит. — Вжаться в вал, но быть наготове!

И верно, угадал. С той стороны, где то и дело маячил всадник показались остроконечные шлемы и золочёные нагрудники. Я нервно сглотнул.

«Досиделись, мать вашу. Кирасиры».

— Пики на пле-е-е-е-чо! — не дожидаясь дополнительных команд, взревел Григорий Бестужский. — Стро-о-о-йся!

Со стороны форта снова прилетело ядро, а сразу за ним ещё одно. Мы стояли между двумя валами, прикрываемые одним от обстрела, но не могли полностью перегородить расстояние между ними. Крайние правые ряды оказывались в зоне поражения пушек форта.

— Арсений! — крикнул я. — Двадцать аркебуз на мой вал.

— Есть!

Топот копыт возвестил меня о том, что кирасиры хлынули в бой. Я старался не смотреть в их сторону, продолжая отдавать команды.

— Построение в терцию четыре шеренги, стан-о-о-о-вись! Аркебузы заря-я-я-жай! Без команды не стрелять!

— Как бы не помяли, — тихо заметил завсегда хмурый лейтенант Иляс. — Нам четверть пик со стены снимут, прежде, чем они вступят в бой.

— Кирасиры не ударят в нас, — быстро ответил я. — Первый заход будет на соседний вал! Верь мне. — И не обращая внимания, проникся он моим предположением или нет, я снова закричал. — Первая шеренга на колено! Вторая в рост!

Топот копыт становился всё громче. За спиной словно град по стеклу долбили снаряды, наши палили в ответ из аркебуз и малюток (мелкокалиберная безоткатная пушка). Можно было бы зарядить их картечью, но я решил продолжать нервировать вражеские расчёты на стене. Вдали послышалась стрельба и множественные гулкие залпы.

«Кажется, началось. — Радостно подумал я. — Общее наступление? Хорошо бы».

Кирасиры были совсем близко.

— Терция! Стро-о-о-о-ся! Занять оборону! Арсений, по стенам свободный огонь!

Наш вал окутало облако сизого дыма. Аркебузиры палили, как заведённые. Шомпол в ствол, три такта, порох на пол ногтя, утрамбовать, войлочный пыж, утрамбовать, пуля, войлочный пыж, утрамбовать, порох на полку, взвести курок, тёрку прижать к упору, прицелиться… выстрел!

— Дым на кромку вала! — вопил я, срывая голос. — Запалить, к чертям собачим!

И солдаты кидали пучки травы, вымоченные в смоле, на вершину земляного вала, кашляя, растирая красные от гари глаза, но делали своё дело. Прошло секунд тридцать, если не меньше, когда стена едкого чёрного дыма окутала огрызающееся выстрелами укрепление. Защитников стен это, без сомнения, нервировало, но они продолжали палить по нам вслепую, благо орудия уже были пристрелены. Ну, хоть так…

— Пора, — прохрипел лейтенант Иляс Гатчевский, глядя на меня.

— Давай, — тихо ответил я.

В терцию пикинёров уже трижды прилетало пушечное ядро. У первого вала лежало с десяток изуродованных тел. Сабли кирасиров сверкали в лучах полуденного солнца.

— Огонь! — крикнул я, когда от всадников до терции оставалось не более тридцати метров.

Оглушительным раскатом многоголосной канонады, аркебузы выплюнули рой свинцовой смерти навстречу кирасирам. В этот момент их ударный кулак как раз разделялся на два, чтобы нанести одновременный удар за оба вала. Я этого не ожидал, однако к моему вящему удивлению, маневр сыграл против самого противника. Первые десять, а то и пятнадцать кирасиров вылетели из сёдел, или схватив пулю, завалились на круп лошади. Из-за ограниченного пространства, их манёвр едва не сорвался. Отряд правой руки, покатился на наш вал прямиком на пики. Аркебузиры не могли успеть зарядиться по новой, хоть все и имели выучку делать это за пятьдесят секунд. Терция не дрогнула. И когда врезаясь друг другу в спину, кирасиры застопорились, с вала ударили во второй раз в стоящие мишени, почти в упор.

Я перевел взгляд на первый вал, и моё сердце замерло. Блестящие шлемы кирасиров мелькнули над насыпью, проносясь мимо. Это могло значить лишь одно. Мы потеряли… половину? Мышцы свело судорогой. Я машинально вскинул аркебузу и навёл на ближайшего ко мне кирасира с вычурной кокардой в виде черепа. Оттянул курок и выстрелил. В последний момент, он посмотрел на меня, буквально за долю секунды до того, как упасть. В глазах офицера я не видел страха, в них было превосходство. Он словно знал, что-то недоступное мне. В следующий миг, пуля пробила его шею, выбивая из седла. Я знал, что внизу мои ребята приняли его с распростёртыми объятиями.

— Шепсов! — завопил я, силясь перекричать гвалт сражения. — Шепсов!

Лейтенант, что командовал второй терцией по ту сторону вала не мог меня услышать, либо уже был убит. Вновь протрубил боевой рог, кирасиры строились для новой атаки. Отряд, что пришёлся на наш вал, как мог отступал, потеряв добрую половину бойцов.

«А сколько убито наших? — гадал я, осматривая землю. — Чёрт возьми, не менее сорока. И это при том, что мы успешно отбились… Пушки на стенах, не дадут нам пощады. Где подкрепление, разорви меня снаряд?».

— Арсений, — прокричал я. — Арсений!

— Он ранен, — ответил кто-то.

Я не мог различить лица, солдата, его уже венчала свежая окровавленная повязка.

— Первый вал, — завопил я, едва не разрывая голосовые связки. — Кто командует? Кто уцелел?

К счастью, меня услышали.

— Никифоров!

— Никифоров! Санька! — едва не приплясывая от радости, что хоть кто-то из толковых ещё в строю, прокричал я. — Вместе со всеми, кто выжил! Ко мне на вал! Без команды! Выполнять!

И не дожидаясь ответа, я снова заорал.

— Аркебузы! Свободный огонь по стене! Терция! Четвёртая шеренга пять шагов назад! И-и-и-и! Ра-а-а-аз!

Я уже успел зарядиться снова, и вынырнув над валом, саданул по сверкающему вдалеке шлему, надеясь, раскроить ему череп. Рядом свистнули две пули, уже привычно в вал ухнуло ядро. На этот раз очень близко, и я, потеряв равновесие упал, едва не напоровшись на пику. Ребята с первого вала разрозненной гурьбой, перепрыгивали на нашу сторону. Кто-то успевал проскочить, иные падали, сражённые выстрелами. Но всё же большинство миновало опасный участок. Слишком далеко для прицельного выстрела. Терция вновь сомкнула ряды, пропустив выживших.

Над полем снова грянул горнист кирасиров, и я с удивлением понял, что они уходят. Второй атаки не будет. Мы выдержали. Я начал считать, сколько осталось в строю наших, и сердце сжималось. Семьдесят девять человек из четырёхсот, которые вчерашним утром атаковали первый вал. И с каждым мгновением это число таяло.

— Алексей, — тяжело дыша процедил сержант Никифоров, хватая меня за рукав и указывая вдаль. — Драгуны!

«Этих ещё не хватало, — подумал я, глядя, как к замершим после отступления кирасирам, примкнул строй конных стрелков. — Ладно, ещё пободаемся».

— Алексей Андреевич, можно взрывать! — отрапортовал вынырнувший из-под дыры в земляном вале, чумазый проходчик.