Пока хозяйка приводила себя в порядок на кухне, мы вылезли из-за стола и прохаживались по своей половине — проявляли, так сказать, скромность. И перекидывались по той же причине какими-то необязательными, случайными репликами.
— На твоих, Муромец, сколько сейчас? — спросил майор.
— На моих-то? На моих, на моих, — наконец капитан вытащил из карманчика брюк огромную луковицу часов, — полвосьмого.
— На десять минут спешат, — заметил комбат.
— На семь, — уточнил я.
— За полмесяца — на полминуты, — похвастался капитан. — Павел Буре!
— Были и у меня до войны такие, — сообщил майор.
— И куда подевались?
— Ловкие люди вытащили. Одесские урки.
— Наверно, тоже подарок отца?
— Да нет, у одного пижона в карты выиграл, — маленькие черные глаза майора откровенно смеялись. — Как говорится, остался при собственных интересах.
Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент вошла хозяйка и, смущенно улыбаясь, поставила на стол бутылку с мутной синеватой жидкостью.
— Угощайтесь!
— Спасибо, хозяюшка, — поблагодарил майор. — Угостимся, не откажемся.
— Что другое, а это мы умеем! — процитировал я одного своего приятеля — балагура и выпивоху.
— Ну, хозяюшка, ну, хозяюшка! — похаживал вокруг стола и потирал руки капитан.
— Сейчас принесу стаканы, — заторопилась хозяйка и вдруг сконфузилась: — Только закуска у меня — картошка и капуста.
— А нам больше ничего и не надо! Лейтенант, — обернулся ко мне капитан, — давай-ка тащи все, что у нас там осталось!
Не прошло и нескольких минут, как все было готово: открыта свиная тушенка, нарезан хлеб, наполнены стаканы, в блюдечко высыпано печенье — остатки нашего с капитаном доппайка. Каждый положил себе в тарелку хозяйкиной картошки и квашеной капусты.
Хозяйку, которая вначале не хотела садиться за стол, капитан чуть ли не силой усадил рядом с собой, поставил перед ней полный стакан.
— С освобождением вас! — сказал он и первым чокнулся с ней. — Пить до донышка!
Чокнувшись также с нами, хозяйка закрыла глаза и долго пила маленькими глотками.
Самогонка была довольно крепкой и отдавала денатуратом.
— Сильна, чертяка! — сказал капитан, накладывая своей соседке на хлеб тушенку.
— Как освободили нас, — разговорилась мгновенно захмелевшая хозяйка, — так все бросились гнать самогонку. Чтобы вас, наших освободителей, как дорогих гостей встретить!
— А сама-то чего не гнала? — как-то не по-хорошему поинтересовался капитан.
— Ты это брось, Муромец! — вмешался майор. — Не всякому с руки заниматься этим делом.
— Ай и правда: вы еще подумаете, что я меньше других ждала вас? — хозяйка растерянно оглядела нас.
— Поверьте, никто из нас так не подумал! — горячо возразил я.
— Правда?
— Честное слово!
— Видим, видим, ждала, — примирительно заговорил капитан и потянулся за бутылкой.
— А мне и гнать-то ее не на чем! — вдруг призналась хозяйка. — И не до этого было. Игорьку вон опять хуже стало. Он уже поправляться начал, а позавчера все на крыльцо выскакивал, смотрел, не идут ли наши и папка с ними. Ну и прохватило его, видно, насквозь. Вон как тяжело дышит.
— Дети все болеют, — заметил майор. — Такой это народ.
— Ничего, хозяюшка, мы тебе его вылечим! — заверил капитан, разливая самогонку — на этот раз по полстакана, чтобы растянуть на дольше.
— А вы не доктор? — с надеждой спросила она.
— Я-то? Мы с майором больше наоборот. А вот он, — капитан подмигнул мне, — почти светило медицины.
Хозяйка недоверчиво посмотрела на меня.
— Никакой я не светило! — рассердился я. — Простой… — и тут мой язык спасовал перед правдой, несколько приукрасил действительность, — военный медик!
Лицо женщины просветлело.
— Настоящий?
— Настоящий, — ответил я.
— Официально подтверждаю, — заявил капитан.
— Уж больно молоденький.
— Других, увы, нет! — развел руками капитан. — Предлагаю тост за лучшую из хозяек!
— Так уж лучшую, — зарделась она, чокаясь с капитаном.
— Установлено визуальным способом. Мы же до вас все село обошли.
— Что верно то верно, — подтвердил майор. — Многих повидали.
— Вы нам очень, очень понравились, — включился я в общий хвалебный хор.
— Батюшки! А к капусте и не притронулись! — вся красная от похвал, хозяйка попробовала перевести разговор на другое.
— Еще притронемся, — пообещал капитан.
— Даже добавку попросим! — поддакнул я.
Мы выпили до конца, хозяйка же только пригубила. Капитан, как бы забывшись, обнял ее за плечи:
— Нет, нужно до дна!
— Я выпью, — она выбралась из-за стола и пошла к сыну.
И опять в наступившей тишине мы услыхали тяжелое дыхание мальчика.
— Игорек, тебе чего-нибудь надо? Может, подать чего? — долетело до нас из закутка.
Ответ мы не разобрали.
— Пить хочет, — предположил капитан.
— Чаю бы ему с лимоном, — вздохнул майор. — В госпиталь как-то пришли посылки из Грузии — несколько тысяч лимонов. Даже кисели варили из них. Только добро переводили.
— А нас однажды апельсинами завалили, — вспомнил капитан. — Ешь сколько хочешь…
— Печеньица дать? — продолжала допытываться хозяйка.
Мы переглянулись. Я схватил со стола блюдце с печеньем и метнулся к закутку. Откинул занавеску:
— Вот, берите! Нам не надо!
— Куда ему столько? — сказала хозяйка. — Двух печеньиц хватит…
Она взяла два надломленных квадратика и вложила в руку сыну. Но тот лишь взглянул на них, есть не стал.
— Молока бы ему горяченького, — раздался за моей спиной голос капитана. — Хорошо прогревает.
— Товарищ капитан прав: чудесное средство! — Я вспомнил, что в детстве при простуде меня тоже отпаивали горячим молоком, правда подслащенным до приторности.
— Да где его взять, молоко-то? — ответила хозяйка. — Немцы весь скот угнали.
— Неужели во всем селе не осталось ни одной коровы? — спросил капитан.
— Где уж коровы, козы и той не встретите!
— Я посмотрю, может чего найду от температуры, — сказал я и пошел в кухню, где оставил на лавке свою санитарную сумку.
Я не был уверен, что в эту поездку захватил с собой аспирин и другие «мирные» лекарства. Зачем они мне? За две недели боев к нам, в медсанвзвод, не поступило ни одного больного. И это зимой, когда простыть пара пустяков. Зато раненых перевалило за сотню.
В сумке и впрямь ничего лишнего. Перевязочные пакеты, бинты. Еще шприцы, ампулы, жгуты. А это что? Бесалол! Значит, где-то поблизости должны быть аспирин и таблетки от головной боли. То, что у мальчугана голова раскалывается на части, я не сомневался. То-то он все время постанывал. Ах вот они, мои голубчики!
Я налил в стакан кипяченой воды из чайника и пошел давать лекарство.
— Ну что, нашел? — спросил майор.
— А как же!
— Минутку, лейтенант, — остановил меня жестом капитан.
По ту сторону занавески хозяйка поудобнее укладывала сына.
— Сейчас Игоречек ляжет повыше, ляжет повыше… Так Игоречку лучше?
— Само собой лучше, — ответил за мальчика капитан.
— И одеяльце поднимем, — продолжала хозяйка.
— Давай лекарство, — обратился ко мне капитан.
Я отдал стакан с водой и таблетки.
— Сразу две?
— Не имеет значения.
— Вот таблетки и вода, чтобы запить, — капитан передал все хозяйке.
Он лез из кожи вон, чтобы завоевать расположение молодой женщины, но я нисколько не сомневался, что ему жаль мальчика тоже.
— Игоречек у нас уже большой. Скоро в школу пойдет, — ворковала хозяйка.
— Да ну? — принялся подыгрывать капитан.
— А вот и правда. Он сейчас проглотит лекарство и не поморщится.
— Я бы и то поморщился.
— А он — нет… На, на, запей быстренько!
Давясь и проливая воду, мальчик через силу проглотил таблетки. Но первыми словами, когда он отдышался, были:
— Скворечня не упала?
— Ну что ты! — воскликнула хозяйка. — Висит, ждет скворушек!
— А дядя Вася придет?