Дэвид, и стоявший рядом с ним варвар, находились в большой затемнённой комнате без окон, с низким покатым потолком из звериных шкур. Пол был выслан другими шкурами, более дорогими и мягкими. В центре, в углублении медленно горел огонь, освещая комнату своим сумрачным пламенем. В зале находились шесть учеников Эд’Ма, Камнескрёб и дочь вождя рудокопов. Они сидели полукругом, а возле них, на плоских глиняных чашах была разложена еда: мясо, лепёшки и отварное пшено. Восемь человек и девять мест. Место посередине было свободным, а справа и слева от него сидели Авель и Каин. Первый был бледнее обычного и о чём-то думал. Лицо Каина было полностью перемотано повязками, не считая крохотных щелей для глаз и рта.

По другую руку от Авеля сидел Гильгамеш. За этот месяц его раны полностью затянулись, и лишь перемотанная рука всё ещё висела на перевязи из полос кожи. Варвар посмотрел на бывшего противника с большим любопытством.

Далее сидел Авраам. В его взгляде читалось беспокойство и не меньшее любопытство, чем в глазах Гильгамеша. Неожиданно движение мира прекратилось, и Дэвид услышал голос призрака отца:

— Авраам тогда был взволнован. Когда он впервые обследовал потерявшего сознание сына вожака, он пришёл в ужас. Проломленный череп, выбитый глаз, сломанные рёбра, многочисленные ушибы и порезы, большое кровоизлияние. Но тот не только выжил, придя в себя через несколько часов, но даже попытался напасть на одного из своих многочисленных охранников. Спустя месяц он был практически здоров.

Голос утих, и движение возобновилось. Дэвид моргнул и решил, что лучше будет всё узреть до начала явно не самого лёгкого для всех диалога.

Последней, по правую руку от Авеля, сидела Сарасвати. Сегодня у неё был особенно пронзительный и острый взгляд, от которого варвара передёрнуло. Он старался больше не смотреть на неё.

Напротив Сарасвати сидела дочь вождя рудокопов. Она не смотрела на вошедшего пленника, предпочитая уставиться в пол, держась за руку напряжённого до предела Камнескрёба. В его взгляде читалась угроза в сторону варвара.

Сидевший следующим Джитуку всем своим видом показывал не страх и не любопытство, а ненависть. В своих руках он крепко сжимал остро заточенное кремниевое жало и не сводил взгляда с пленника.

Между ним и Каином сидел Осирис. Он сильно исхудал и был бледен, но в целом выглядел сносно, не смотря на потерю руки. Осирис, прислонившись к высокому камню, уныло изучал вошедшего пленника. Он вдруг вяло улыбнулся и, посмотрев на Гильгамеша, сказал:

— Ты проиграл достойному, Гиль. И вы все верно подметили: я получил по заслугам за свою легкомысленность.

Гильгамеш не успел даже слова произнести в ответ, так как зарычал сын вожака:

— Убейте меня!

— А смысл? — чуть подняв брови, спросил Осирис.

— Я теперь позор своего племени, — прорычал варвар и вдруг раздался звук рвущихся верёвок. Руки сына вожака были свободны и он, скрестив их на груди, одним быстрым движение уселся там, где и стоял. Варвар скосил взгляд и увидел, что в его шею упиралось жало Джитуку, а спиной почувствовал, как в неё упёрлись наконечники копий охраны, в глазах которых читался животный страх. Он всмотрелся в лицо Джитуку, полное угрозы, и оскалился:

— Я не до такой степени сумасшедший, чтобы атаковать всех сразу. Остынь, головешка.

— Джитуку, вернись на своё место, — чуть раздражено произнёс Осирис, тяжело вздыхая, — Я уже сказал, что лишь я виноват в том, что остался без руки, а Каину не он лицо порезал. Вы, трое! — обратился он к охране. — Ещё чуть-чуть и вы проткнёте его насквозь. А теперь, будьте любезны, выйдите и войдите тогда, когда мы вас позовём.

Он тяжело вздохнул и, не обращая внимания на недовольства уходящей стражи, вновь обратился к варвару.

— А ты, однако, хорошо говоришь на нашем языке. Хотя я не слишком удивлён. К тому же, меня сейчас волнуют другие вопросы. Лучше ответь мне, почему ты решил, что опозорен?

— Потому что вы убили моего отца, а это должен был сделать я! Мне остался всего лишь один лунный цикл до того, когда мне дали бы право побороться с ним за место вожака! А вы его убили!

— Тогда кто тебе мешает сразиться со мной или с моим братом? — поддал голос Каин. В его голосе была острая, как лезвие, ирония. — Можешь хоть здесь и сейчас, а можешь тогда, когда захочешь.

— Вы не понимаете! — сквозь зубы, произнёс варвар. — Я должен был победить именно его, таков наш обычай!

— Обычаи имеют привычку устаревать, — сухо парировал Гильгамеш.

— Вы не одной крови со мной, — хмурясь, ответил варвар.

— Тогда скажи мне, — Авель резко поднялся и подошёл к сыну вожака. Джитуку уже готов был стать между ними, но его остановил Осирис, ловко схватив того за пояс здоровой рукой и усадив на место. Авель достал из рукава кремниевый нож и полоснул им по ладони. Из кривой раны потекла рубиновая кровь. — Если кровь одного из нас станет твоей, то ты сможешь исполнить свой долг?

Авель преподнёс ладонь к лицу варвара. Сын вожака всмотрелся в неё. Его лицо выражало удивление и недоверие.

— Чего вы хотите от меня? — выдавил из себя он, всмотревшись в блеклые глаза Авеля.

— Мы хотим, по крайней мере, подавляющие большинство из нас, чтобы ты стал одним из нас. Почти все мы видим в тебе потенциал, — вяло произнёс Осирис.

На весь зал раздался пронзительный рычащий смех варвара. Он, выпучив глаз и скалясь, ещё раз осмотрел всех присутствующих, кроме Сарасвати, а затем с силой хлопнул себя по коленям и, смотря в глаза Авелю, сказал:

— Вы понимаете, что я могу теперь убить каждого вас? Естественно, в честной битве. Вы на это пойдёте?

— Это твоё право, как благородного воина, — тихо ответил Авель. — Но стоит кое-что уточнить. Даже если тебе удастся победить каждого из нас, то ты всё равно не станешь вожаком.

— Это ещё почему?

— Потому что мы и сами подчиняемся другому человеку, — ответил Осирис.

— Ну и где этот трус, что отправил своих людей на битву, а сам прикрылся их спинами?

— Учитель не трус! — вспыхнул Джитуку, вновь берясь за своё жало и бросаясь на варвара.

— Джитуку! — тихо, но властно произнёс Авель, не сводя взгляда с сына вожака. Джитуку замер с раскрытым ртом. Дэвид мог его понять, так как до этого Авель не проявлял таких жестоких полутонов в голосе.

— Это было наше личное испытание, — продолжил Авель, обращаясь к варвару. — Поэтому он и не помогал нам.

— Тогда, где он сейчас? — оскалившись, спросил сын вожака.

— Он сказал, что должен на время нас покинуть. Встреча назначена через два полных лунных хода. Он будто бы знал, что нам будет нужно время на залечивание ран.

Варвар вновь хрипло рассмеялся, уловив в выражении лица Авеля лёгкую обиду. Насмеявшись от души и утерев слёзы, он вдруг стал серьёзным:

— Значит, если я смогу его победить, то я стану вашим вожаком?

— Если сможешь, — тихо произнёс Авель. За его спиной все переглянулись и растянулись в хитрых улыбках, но, к счастью, варвар их не увидел.

— Тогда! — варвар схватил Авеля за руку и слизнул с неё кровь, а затем грубо отпустил её. Он вновь посмотрел на Авеля. Тот, чуть напуганный, но поняв всё правильно, держал другую руку вытянутой назад, растопырив ладонь. Варвар отвёл взгляд от Авеля и увидел, что Джитуку повалил и придавил к земле красный и вспотевший Камнескрёб. Сын вожака вытер кровь со своих губ и вновь оскалился. — Тогда я отныне ваш брат!

— Ну а ты! — сын вожака указал пальцем на Гильгамеша. — Я не считаю, что выиграл, но также я не читаю, что и ты выиграл. Проще говоря: у нас ничья.

— Ты хочешь реванша? — спросил помрачневший Гильгамеш.

— А зачем? Ты ведь не вожак, — оскалился варвар. — Поэтому не вижу смысла драться с равными себе. По обычаям моего племени… хех, по обычаям моего старого племени, исходы таких битв приводят к побратанию. Проще говоря, ты теперь мне не только названный брат, но куда более близкий человек.

«Какой, однако, милый обычай!» — иронично подумала Сарасвати, хитро посмотрев на покрасневшего Гильгамеша. Варвар круто обернулся к Сарасвати, уронив челюсть. Многие заулыбались, а дочь вождя рудокопов, сдерживая смех, попыталась спрятаться за спиной Камнескрёба. Жвалы на челюстях варвара заработали из стороны в сторону, но вдруг он натянуто хмыкнул и рявкнул на Сарасвати: