– Чтобы ты свалила в свою квартиру, и она могла до тебя добраться. Наследство Суворовых ее манит. Между им и ею стоишь только ты, да вот незадача, она сразу попадает под подозрения. Вот и приходится крутиться, как уж на сковородке. Я знатно спутал ей карты. Тут уже, знаешь ли, не до продумывания многоходовок. Да, чтоб тебя!

Саша давит на клаксон, потому что перед нами тащится грузовая ГАЗель, не позволяя ее объехать. В итоге на въезде на кольцо, мы вынуждены пропускать всех.

– Настя, ты меня слышишь? – Марич вырывает меня из задумчивого разглядывания его рук, лежащих на руле.

– А? Да… Нет, прости. Не выспалась, – оправдываюсь я, и тут же вспыхиваю, вспомнив причину недосыпа. А еще неловко. Саша тоже почти не спал, но повез меня на это чертово кладбище из-за моей блажи.

– Я говорю – сбрось это Борзову. Кстати, где он? Не вижу его.

– Был сзади. Догонит. Дорога до кладбища одна, – я роюсь в сумочке, куда опять забросила телефон, чтобы перестать пялиться на фото с чайником, а мобила все время ускользает.

– Сильно спать хочешь? – вдруг спрашивает Саша как-то по-домашнему, и я заливаюсь краской.

– Ничего, после поминок досплю.

Телефон, наконец, вылавливается. Я пересылаю сообщение тети Борзову с кратким пояснением, и вопросом: «Вы где?». Удивительно, но я все еще робею перед ним.

Съехав по нужному съезду с кольца, мы опять вынуждены плестись. Впереди не слишком быстро идет фура. Наверно, груженая. Рядом элеватор, кажется. Но обогнать ее не выходит, насыпная дорога идет в гору, и всего две полосы ограничивают нашу маневренность. Выехать на встречку, чтобы влететь с разгона кому-то лоб в лоб, не тянет. Так что до ближайшей развилки так и будем глотать пыль и вонь.

– Что за херня? – Саша реплика привлекла моей внимание откровенным напряжением в голосе.

– Что такое?

– За нами тоже фура, и, урод набрал скорость.

– Разве он не должен соблюдать дистанцию? – растерялась я, вглядываясь в боковое зеркало в стремительно приближающуюся машину.

Сама я водить не умею. Да что там. Я на такси до сих пор, как на аттракционе, езжу.

– Должен, но что-то мне подсказывает… – Саша прекращает пояснения, пытаясь все же вырулить на встречку, потому что между нами и фурой сзади остается совсем немного, но вынужден резко вернуться на позицию, мимо нас в обратную сторону пролетает колонна грузовиков. – Твою мать!

У меня сердце обрывается.

– Ты что делаешь? – шепчу я.

Мне страшно. Страшно от того, что происходит. Страшно, потому что всегда спокойный и ко всему готовый Марич сейчас напряжен и зол. А это означает, что все совсем плохо.

– Этот ублюдок нас сейчас раздавит. Сложит гармошкой…

На меня накатывает тошнота. Я впадаю в ступор.

Марич матерится, но вырваться из западни между двух фур ему не удается.

А дальше… Я не понимаю, как это происходит.

На все уходят считанные мгновения.

Мне кажется, что наш автомобиль встряхивает.

Саша выворачивает руль резко вправо, и мы вылетаем в кювет на своей скорости, подпрыгнув насколько раз по насыпи.

Машину подбрасывает, и сбоку на меня летит земля.

Слышу треск раздавленного стекла.

Наверное, я визжу, но после третьего кувырка, когда мы, наконец замираем, я ударяюсь виском о крепление для ремня безопасности, и свет перед глазами гаснет.

– Девочка… Открой глаза… Ну же…

Голос такой обеспокоенный и родной. Я послушно разлепляю веки.

Надо мной заслоняющее солнечный свет лицо Саши.

Очень страшное. Белое как мел. В крови.

Я мгновенно вспоминаю, что произошло, но язык меня плохо слушается:

– Кровь…

Саша отмахивается.

– Лоб рассек. Только выглядит так страшно. Где болит?

– Нигде… – выдавливаю я.

Мне не больно совсем, я почти себя не чувствую, и это приводит меня в панику. А вдруг я парализована? Я шевелю сначала пальцами, и мне это удается. На пробу поднимаю руку, она тяжелая, но двигать ей я могу.

– Это шок, Насть.

Да… Очень точное слово.

Мы уже не в машине. Я лежу на горячей земле, с редкими клочками желтой травы. Хочу подняться, но Саша удерживает меня:

– Не торопись…

Торопиться – это сейчас не про меня. Все плывет перед глазами. Даже звуки немного искаженные. И меня очень пугает не перестающая сочиться по лицу Саши кровь.

– Я сейчас, – успокаивает меня Саша, погладив по щеке.

Поднявшись с колен, он потирает бедро, я вижу, что весь лен на груди в кровавых разводах. Господи…

Саша исчезает из моего поля зрения на пару минут, и меня захлестывает паника, так что, когда он возвращается и тяжело садится рядом со мной, я вцепляюсь в его штанину. Хочется свернуться клубочком и попросить его не оставлять меня одну.

В руках у него телефон, и я с опозданием понимаю, что он звонит.

– Ты ходил к машине? – меня трясет. – Она не взорвется?

– Боевиков насмотрелась? – устало хмыкает он. – Насыпь невысокая, только крышу погнули и бочины. На медленной скорости, мы бы нормально съехали… – он что-то еще объясняет, я ничего не понимаю, но от его голоса становится спокойнее.

Он терпеливо со мной разговаривает, несмотря на разрывающийся телефон, и я ему благодарна.

Заметив, что я успокоилась, Саша все-таки отвечает:

– Да. Относительно. Мы внизу. Вижу твою тачку. Справа. Вызывай. И моего начбеза, – вешает трубку и снова мне объясняет: – Борзов. Сейчас будет.

И впрямь минут через десять в отдалении слышится хлопок дверцы, и Борзов добегает до нас.

– Какой-то ублюдок отрезал меня от вас перед кольцом. Подрезал скотина так, что я чуть в ниву не вписался. Я, блядь, номер этой фуры запомнил…

– Это в тему, нас тоже фура порадовала. Думаю, одна и та же.

– Я всех вызвал. Будете ждать?

– Нет, пусть начбез разбирается. Он за это большие бабки получает. Я ему все надиктую. Ты же, как все у Лютаева, проходил первую помощь? Посмотри Настю, – просит Саша.

– Да она получше твоего выглядит…

– Кровь на ней моя, и внешних повреждений не нашел, но она была без сознания несколько минут. Посмотри, – с нажимом требует он.

Бегло меня ощупав, Борзов констатирует:

– Ничего особенного вроде. Синяки. Но пусть врач проверит еще. А вот тебе точно надо башку зашить, и вынуть осколок тоже не помешает…

Проследив за указующим жестом Борзова, я с ужасом вижу, что посреди кровавого пятна на груди над сердцем торчит, незамеченный мной ранее осколок стекла или прозрачного пластика.

Я резко сажусь на месте, и меня ведет, приходится ухватиться за подставленную Борзовым руку.

– Насть, это боковое окно разбилось. Все нормально… – пытается сшибить приступ моей очередной паники Саша.

– Нормально? Оно же грязное… Инфекция… – бормочу я.

Саша осторожно гладит меня по голове, и мне плевать что его ладонь в земле и крови.

– А она ничего, – хмыкает Борзов. – Крепкая.

Это он про меня? Да я в одном шаге от истерики…

– Забросишь нас в Дубовый? – спрашивает Саша.

– Не вопрос, но почему не домой? – удивляется Борзов.

– Дом Суворовых ближе, и там все еще охрана, – поясняет Марич, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться. – Ты фотку от Насти получил? Усек, что передать Лютаеву?

– Да, закину вас и заеду к нему. Только не вяжется. Дротики, спицы, надпись на стене – еще туда-сюда. Но водить фуру…

– Тетя точно не умеет, – подаю я голос. – Она и права недавно получила, но толком не ездит, боится на дороге и нервничает. Умеет дядя Сережа, он в юности недолго работал дальнобойщиком…

С каждым словом голос мой становится все тише.

– Проверим. Номерок я фуры я хорошо запомнил, – щелкает пальцами Борзов.

– А еще… – до меня только что дошла еще одна деталь. – Дядя Сережа отказался ехать со мной на кладбище, потому что у него рабочие переговоры… Но сегодня воскресенье.

Мужчины переглядываются.

– Какой чудесный семейный подряд. Милая ячейка общества… – сплевывает Борзов. – Ладно, идти можете? Лобешник я тебе сейчас заклею. Точно не хочешь осколок прямо сейчас вытащить?