– Сделала, что смогла. Качество, конечно, так себе, – она выложила на стол флэшку и предупредила. – Я еще переслала вам ссылку на почту, но видео объемное, качать долго придется. Не знаю, кого вы там хотите увидеть, но я подсветила тех, кто не является жильцом квартир в том подъезде. И еще…

Она мнется, и Саша ее подталкивает:

– Говори.

– Я на всякий случай проверила другую камеру, которая стоит на доме, но повернута на проезжую часть. В обзор попадает часть здания напротив. Мне кажется, вам стоит посмотреть и туда. Не хочу делать поспешных выводов, но одного человека, попавшего в кадр, я видела на приемах у отчима.

Марич сверлит Викторию черным взглядом, но она не я. Ее это не пронимает.

– Не давите, – невинно улыбается она. – У меня личная антипатия, пусть это не повлияет на ваше мнение.

Она поднимается, и я понимаю, что за все время так и не выдавила из себя ни слова.

– Спасибо. С меня причитается, – Марич встает, чтобы проводить Викторию.

– Вы же приятель Ящера, так? – уточняет она, поправляя изящный миниатюрный рюкзачок на плече. – Тогда ничего не надо. Ну и вообще я просто не люблю мудаков. Их надо брать за яйца.

Странно. Я смотрю вслед Вике, двигающейся как модель, вроде ее попросил Максим, а услугу она оказывает какому-то Ящеру.

Пока они прощаются, я подтягиваю ближе ноут, открытый на журнальном столике и втыкаю флэшку, задавив в себе привычку не трогать чужую технику. После того, как Саша рассматривал видео из моей ванной, будем считать, у меня появилось на это право.

Две папки. Файлов много. Подписаны датами.

Учитывая, что конструкция с дротиками появилась дня за три до моего возвращения, открываю нужное видео.

Энтузиазм пропадает сразу.

Видео действительно мутное, темное. В подъезде работают датчики освещения, все затемнено. Если Виктория так улучшила, то я даже не представляю, зачем эти камеры вообще нужны, на них ничего разобрать нельзя без обработки.

Кошмар. Глаза уже болят, а я смотрю всего несколько минут. Так и тянет отвлечься.

На помощь приходит вернувшийся Марич.

Он додумывается смотреть не все, а только там, где кто-то подсвеченный появляется в кадре.

Саша своим молчанием раздражает меня, но я не готова отодвинуться от теплого плеча.

Через полчаса голова становится чугунной, веки закрываются, давит в переносицу.

Похоже, меня настигает эмоциональный откат. Перед глазами все начинает расплываться.

Не замечаю, как склоняюсь на плечо Саши. Не помню, как засыпаю.

Но вот пробуждение становится шокирующим.

Родной запах окутывает меня.

Я подставляю губы жарким поцелуям, выгибаюсь навстречу рукам, ласкающим тело.

Обхватываю шею Саши, его кожа под пальцами такая горячая.

Трусь об него щекой…

И колючая щетина отрезвляет меня, заставляя напрячься в объятиях Марича, целующего меня за ухом.

Это не сон!

Мужские ладони под сарафанчиком сразу ощущаются тяжелыми раскаленными печатями.

Глаза распахиваются.

Надо мной потолок кабинета Марича. Я лежу на том самом диванчике, на котором мы с ним просматривали видео.

Наконец почувствовав, что я закаменела в его руках, Саша отрывается от своего занятия и всматривается мне в лицо.

– Не трогай меня, – упираюсь ему в грудь. – Или опять пора расплачиваться?

В черных глазах появляется ледяная корка.

Руки Марича исчезают из-под моей одежды, а сам он поднимает с дивана.

Я все еще чувствую его поцелуи на шее, и меня слегка знобит без его жаркого дыхания.

Не говоря ни слова, Саша выходит из кабинета, хлопнув дверью.

У меня создается ощущение, что я только что испортила что-то очень важное. Едкий ком в горле мешает сглотнуть, слезы выступают на глазах, и как я ни моргаю, все равно одна из них скатывается по щеке.

Марич все время так терпеливо относился ко всем моим упрекам, что я не ожидала подобной реакции. А теперь, когда его терпение кончилось, я лежу в его кабинете, свернувшись в клубок, и жду, что он сейчас вернется. Поступит, как обычно. Возьмет причитающееся ему.

Если признать перед собой всю правду, она будет очень неприглядная.

И она в том, что мне нравится с Сашей.

Я его хочу. Но это неправильно.

И я перекладываю за это ответственность на него.

Он вроде как деспот, а я – жертва.

Он берет меня, а я терплю.

Снова вспоминаются слова Марича про то, что я привыкла прятать голову в песок.

Терплю? Смешно.

Даже сейчас, когда он ушел, я чувствую, что мое тело возбуждено. Я влажная для него. Я хотела его даже сквозь сон.

Признать это – удар.

И не по самолюбию, а по моим представлениям, что такое хорошо, а что такое плохо. По моим представлениям о самой себе.

Меня тянет к нему.

Не только сексуально, но об этом думать просто страшно.

Вытерев слезы, я бестолково пялюсь в мерцающий экран ноутбука. Видео стоит на паузе в самом конце. Очевидно, Саша его досмотрел.

Ставлю на начало, но не могу сосредоточиться.

Запах парфюма Марича будто остается на мне и мешает думать. Этот человек сводит меня с ума. Я бы хотела забраться к нему в голову и понять, что там происходит.

Я подозреваю, что достаточно его спросить, и он мне ответит.

Но я никогда не решусь.

Психанув, я захлопываю крышку ноутбука и иду к себе в спальню. Проходя мимо комнаты Саши, я непроизвольно заглядываю в приоткрытую дверь и вижу, что он сменил рубашку на свежую и застегивает манжеты.

Несколько секунд я, как парализованная, разглядываю гладкую смуглую кожу и темные волоски на груди, что виднеются в распахнутых полах белой рубашки.

Он собирается уйти.

И я как-то сразу понимаю, что это не деловая встреча.

Саша пойдет снимать напряжение.

В ушах шумит.

Я хочу убежать к себе и закрыться, но вместо этого я делаю шаг за порог его спальни.

Равнодушный черный взгляд останавливается на мне всего на мгновенье, а дальше сильные пальцы продолжают застегивать мелкие пуговки.

– Ты уходишь? – я с трудом узнаю свой голос, такой он надломленный.

– Как видишь.

– Надолго? – я ругаю себя последними словами за этот жалкий допрос, но поделать с собой ничего не могу.

– Как пойдет, – отвечает Саша, и у меня все сжимается.

– Ты расскажешь, что там на видео? – только идиот не поймет, что я пытаюсь его задержать.

А Саша не идиот.

– Настя, зачем ты пришла? – резко спрашивает Марич.

Что я могу сказать, молча кусаю губы.

Саша делает шаг ко мне. Мне хочется и убежать, и прижаться к нему. Усилием воли, удерживаю себя на месте.

Не дождавшись от меня ответа, Марич теряет интерес к беседе. Тянется за часами. Больше не смотрит на меня. И это оказывается неожиданно больно.

– Саш, – зову я беспомощно.

Внезапно бурная реакция Марича становится для меня сюрпризом.

Он буквально взрывается:

– Что? Что, Настя? – он нависает надо мной. – Ты меня отталкиваешь, а когда я решил пойти потрахаться, ты заюлила, как уж на сковородке?

Он рычит мне прямо в лицо, а на меня снисходит странное состояние.

Я довольна.

Не знаю, как это объяснить.

– Я ничего… – начинаю оправдываться я.

– Да я тебя насквозь вижу, Настя. Это ведь не я подло домогался спящей девушки там в кабинете. Это ты полезла ко мне с поцелуями, – припечатывает он, заставляя меня вспыхивать. Причин не верить Саше у меня нет. Я и ночью, если сплю рядом с ним, перелезаю на него. – Но как только ты очухалась, опять вошла в роль. Твою мать, Настя! Тебе кажется, что мне нравится чувствовать себя насильником?

Я готова провалиться под землю.

Но я буду его слушать столько, сколько нужно, лишь бы он не ушел «потрахаться».

Похоже, я всерьез задела Сашу.

Надвигаясь, продолжает распекать:

– Думаешь, я не вижу, что тебе все нравится? – он рывком притягивает меня к себе, и сердце заходится бешеным стуком, а во рту пересыхает. – И это нравится… и это…