— К сожалению, не получится, — безо всякого сожаления Трубилин пожал плечами. — Он в командировке.

— Хорошо, я подожду.

— Сан Саныч, мне жаль, но парень в длительной командировке.

— Интересное дело выходит, Артем Борисыч, — произнес Подопригора с кислой миной. — Человек постоянно мелькает в разных концах города, в очень интересных местах. А как потребовалось поговорить, так он недоступен! Опыт, который сын ошибок трудных, подсказывает мне: чёта ты темнишь.

Настроение стремительно падало, и Трубилин еле удержался от грубости. Хотя трудно держать лицо, когда тебя бьют по голове убойными фактами. Конечно, ничего хорошего, кроме гадости, от этой встречи он не ожидал. Но как они вычислили Казбека Бероева⁈ Трубилин лично смотрел записи камер из автосалона «Тойота». Изображения Антона Бережного и его охранников везде были размытыми! И если Сан Саныч требует Бероева, то почему не говорит об остальных? Загадка.

— Ты что, следишь за моими людьми? — возмущенно процедил он.

Собеседник на это ответил зеркально — так же пожал плечами.

— А чем ты недоволен, Артем Борисыч? — хмыкнул он. — Имею право, между прочим.

— На каком основании?

— Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав, — изрек известную истину Подопригора. — Когда речь идет об оперативной работе, нам основания вовсе не нужны! На игровом поле мы представляем государство, а ты — частную охранную лавочку. Твой ЧОП следит за неверными мужьями, а мы следим за возможными экстремистами. Есть разница, знаешь ли.

— Откровенно, — признал Трубилин. — Борцов с терроризмом вам отмазать легче, чем самих террористов? Задолго до тебя об этом говорил Шекспир: «Берусь тебе любого оправдать, затем что вправе рот зажать любому».

Ничего удивительно Сан Саныч в этом не нашел.

— А что, разве не логично? Со времен Шекспира мало что изменилось. Бессмыслица и смысл — все вместе, рядом идут. Ибо перепутались в наших делах страдания праведников и благополучие грешников.

— Зачем тебе Бероев? — поинтересовался Трубилин спокойным тоном. — Хочешь передать привет гвардейцам кардинала от мушкетеров короля?

— Да ну их нафиг, ваших кардиналов, — отмахнулся Подопригора. — Я очень общительный, и мог бы пойти по самому мягкому пути. То есть официально пригласить твоего человека на беседу.

— Беседу?

— Да, беседа — это когда зовут потолковать за жизнь. Налить чаю, спросить, где был, что делал.

— Ага. Что на сердце, что под сердцем, чем душа успокоится, — выплюнул Трубилин. — Ты еще скажи: просто поржать!

Спорить оратор не стал, и изложил более жесткие варианты пути:

— Когда человек не идет на контакт и не берет трубку, его можно вызвать повесткой. На допрос. А еще я мог бы устроить маски-шоу в твоей охранной конторе, чтобы изъять разные бумаги и компьютеры.

— Но?

— Но сегодня все из этих путей выглядят ошибочными.

— У самурая нет цели, есть только путь, — пробормотал Трубилин, — а путь самурая — это смерть.

— Типун тебе на язык! Все пути ошибочны, потому что оставляют после себя акты, протоколы и прочее официальное делопроизводство. Визы коллег и прокуроров, глаза и уши бойцов…

— Я в курсе, Сан Саныч, — напомнил Трубилин. — У меня в ФСБ была такая же фигня с бумажками, приходилось сталкиваться по службе.

— Значит, понимаешь: это следы.

— Понимаю.

— Тогда можешь не переживать — инфа по Бероеву пока не вышла из моего ограниченного круга.

— Большое спасибо, — фыркнул Трубилин.

— Пожалуйста, — отозвался Подопригора, и мягко предложил: — А сейчас отзови своих людей!

— Сан Саныч, о чем ты? Где ты видишь моих людей?

— А я не вижу. Я чувствую. Как-то не сильно напрягает, но на данный момент это лишнее — я сегодня и так добрый.

Редкие пожилые горожане, в самом деле, мало напоминали бойцов охраны. Скорее они казались пенсионерами, степенно фланирующими по дорожкам. Кроме прохожих, на игровой площадке шумела малышня. Возле детей, собравшись в кружок, точили лясы мамочки. Этих тоже нельзя было причислить к охране Трубилина — они же оставались на месте, что детишки, что мамаши! В то время как объект двигался.

Артем Борисыч повел рукой:

— Послушай, тут никого нет.

— Ладно, — не поверил Подопригора. — Если твои люди меня слышат, пусть знают: я пришел сюда один и без оружия. И тащить тебя в кутузку не намерен, нет таких планов. Я не буду тебе помогать, но и не собираюсь предъявлять претензии. Хочу просто поговорить.

Трубилин ничего не сказал, и полковник приступил к «разговору»:

— Итак, Артем Борисыч, что ты знаешь о происшествии в автосалоне «Тойота»?

— Мало чего. Там стреляли, а потом целая куча людей потравилась, — не чинясь, доложил тот. — Либеральная пресса подняла дружный вой о газе «Новичок», который применили к мирному митингу по команде «кровавого режима». Вроде бы под удар попали азербайджанцы с оптового рынка, но это неточно. Маша Певчих следит за ситуацией.

— И все? — поморщился собеседник.

— Мне очень жаль. Просто выразить словами невозможно, как жалко.

Подопригора хмыкнул недоверчиво:

— Ладно, тогда я скажу. В твоей охранной конторе людям платят хорошую зарплату, доплачивают за секретность и премируют за выполнение особых заданий. Поэтому парни держатся за место, а язык держат за зубами. Красавцы, что сказать… По ситуации с Бероевым: я не следил за тобой и твоими людьми.

— А кто следил?

— Если у тебя мания преследования, это не значит, что за тобой не следят. Мало ли кому ты приглянулся? При твоем образе жизни недоброжелателей должно быть как грязи. Враги кругом… В этом бушующем море у тебя только два друга: крепкая повариха и я.

— Доверять никому нельзя, тебе можно, — хмыкнул Трубилин, и предложил: — Давай ближе к телу.

— А я о чем?

— О слежке.

Подопригора спорить не стал.

— О слежке. Наружное наблюдение, прослушка — это всё хорошо, но не в нашем случае. Время идет вперед, и сейчас никто не штопает носки. Я тебе больше скажу: никто уже не чистит ковры первым снегом!

— И в самом деле, — буркнул Артем Борисыч. — Чем ждать снега, проще отвезти в химчистку.

— Как ты наверняка знаешь, везде висят камеры. И маски, кепки или платки уже не мешают компьютеру распознавать лица. Система распознавания лиц способна анализировать видеопотоки с неограниченного числа камер, в нее можно ввести информацию о любом числе людей. А если добавить сюда невербальные средства общения, мимику и жесты, мы получаем еще один элемент распознавания. Понимаешь, когда системе трудно распознать лицо, человек сам преподносит информацию о себе с помощью жестикуляции. Ты можешь натянуть шапку и поменять одежду, но компьютерные алгоритмы все равно смогут определить личность человека. Потому что каждому человеку свойственна определенная кинесика — осанка, позы, поклоны, походка.

С этой шокирующей новостью Трубилину было трудно согласиться:

— Да ладно! «Я милого узнаю по походке, он носит брюки галифе», так что ли? Системы распознавания лиц — это понятно, они распознают по галифе. Но разве можно по позе и осанке вот так точно идентифицировать?

— Неточно, но вероятно. Для суда, как доказательство, наши домыслы не пройдут, а для понимания оперативной ситуации — вполне.

— И как вы вычислили Бероева?

— Я же тебе объяснил: сидя на жопе. Терпение и труд все перетрут и даже перетрахают. Никто твоего Бероева не выпасал, узбагойся! Головастики и компьютеры есть не только у ФСБ.

— Вы тоже не лыком шиты? — догадался Трубилин.

Подопригора усмехнулся:

— Не лыком шиты и не Шиком бриты. Повторюсь. Камеры висят везде, а под чай с кофе мои айтишники мониторят информационное пространство, социальные сети и чужие охранные системы. И еще целая куча народа снимала на свои телефоны перестрелку в автосалоне «Тойота», а потом выложила в интернет. Налицо именно тот случай, когда большой массив информации приводит к успеху. И я берусь утверждать, что с достаточно высокой долей вероятности Казбек Бероев был возле Хильды Вагнер, когда началась стрельба. Именно Казбек Бероев был в центре города возле автомобиля «Гелендваген», когда там работал пулеметчик. И, наконец, Казбек Бероев замечен в районе складов, когда там всё горело и взрывалось. Не каждый раз из двадцати трех, но два раза точно.