А если серьезно, то не понимаю эту породу куриц, стремящихся превратить каждый день в личный карнавал. А ведь у нас безработица! И я не настаиваю, чтобы они шли на бетонный завод. Даже на стройку не зову, хотя штукатурам платят большие деньги. В городе остро не хватает медсестер, воспитателей детских садов и вагоновожатых. Водоканал вопиёт: требуются диспетчеры! Открытых вакансий нет только в райкоме партии, но это уже другая песня.

И что мы видим здесь? Возможность увидеть, как месячная зарплата учителя легко улетает за один вечер. «Дамы полусвета» не понимают, что являются обслугой праздника, а не его участниками. Они стоят в ряду тех, кто варит, носит и моет. Но бенефициары банкета вон они — небритые парни. А что, ранние огурцы с помидорами успешно проданы, имеют право.

Гляделки с оппонентом могли перерасти в крик и предложение выйти, чтобы там «поговорить». Прислушался к себе: чуйка игнорировала предполагаемый конфликт, то есть молчала молче рыбы. А кто я такой, чтобы ей не верить? Собственно, волноваться нечего, в пистолете «Оса» как раз четыре патрона. Хватит ровно на четыре лба.

Моих расчетов Антон не слушал, он был занят собственными.

— Восемь ног, — сказал парень. — Удачно совпадает.

— Почему восемь?

— Куриц не считаем. А патронов в обойме травмата «Макаров» как раз восемь.

— Стоять, Зорька! — прошипел я. — Не вздумай вылезти поперед батьки!

— А то что?

— А то! Ты голубцы доел? Тогда пей какао и думай сам: что, если они успеют провести хотя бы один удар и попасть тебе в живот? Тогда всех поразит твой богатый внутренний мир, который вырвется наружу.

Шум за соседним столом нарастал. Баронессе такой движ показался излишним — выражая недоумение, она подняла бровь в сторону бывшего представителя министерства культуры. Тот взглядом маркиза де Сад глянул за колонну, при этом мотнув головой в адрес неприемлемого шума. Мужчина в сером костюме понятливо кивнул и, не глядя по сторонам, исчез без хлопка. Вся пантомима проходила беззвучно, тем не менее уже через минуту в проходе появился метрдотель в строгом костюме. Двигался он не лунной походкой Майкла Джексона, но красиво. Люди этой профессии, видимо, такими и рождаются — в блестящих штиблетах и с прямой спиной. Следом шагал старший официант. Лишенный пиджака, но зато в бабочке, он тоже выглядел импозантно.

Однако восхищало не это, а удивительная расторопность персонала.

— Товарищи, произошло досадное недоразумение, — с легким поклоном сообщил метр. Говорил он невозмутимо, и никакой досады в холодном тоне не ощущалось. — Прощу прощения, но этот столик заказан.

Подтверждая слова босса, на столе возник соответствующий знак. Табличку «Reserved. Стол заказан» водрузил старший официант и, завершив недружественный маневр, снова спрятался за спину метра.

Если кто не знает, в царские времена профессия полового считалась престижной. Обслуге в обеденном зале жалованье не платили от слова «совсем», однако устроиться на работу было невозможно. Кандидаты заранее платили взятки! Доход полового составлял чаевые, что давали клиенты. Хорошим прибавком к заработку был обсчет, усушка, утруска и прочие хитрости, вроде левого алкоголя. Главный над официантами, метрдотель, тоже работал без оклада. Поэтому часть чаевых половой отдавал ему. Метрдотель делился с директором, хотя у того оклад уже был. Цепочка денег шла на самый верх, это железное правило работало без исключений. В советское время мало что изменилось. Осталось только понять: а как будет при коммунизме? Станут ли эти люди бодяжить коньяк?

Антон заинтересовался темой, но наши мысли перебил крутой перец.

— Эй, подожди, какой такой заказан? — он повел рукой, указывая на полупустой зал. — Куда взял недоразумение?

— Мест нет, — отрезал метр. — Прошу следовать за мной.

Вечерние бабочки зашушукались, только тихо, на уровне шума.

Вторя товарищу, мудрое слово попытался вставить другой гость:

— Зачем мест нет?

Сердитые вопросы остались без ответа. Видимо, перешли в категорию риторических. А что тут скажешь? По ходу, неожиданное решение метра закрывало тему кардинально, хотя пренебрежение статусом дорого гостя смахивает на оскорбление. На этом месте мог бы разгореться спор, и всё к тому шло. Например, острый диспут о проблемах семантики в социальной психологии. Ковбои любят смело спорить, ведь коллективный буллинг — их фирменный конек. При этом эмоциональный фон соседнего стола полыхнул таким раздражением, что ярче мог быть только взрыв вулкана «Желтый камень».

Однако вдали, в дверях, показался милицейский патруль. И за ним шли двое из ларца, что в серых костюмах. Красавчики, однако! Эту бы энергию, да на мирные цели… А подобные проблемы лучше давить в зародыше, там, на их родине. Только кому? Никому это не надо. Для подогрева коррупции у горцев полно денег, изъятых у населения честным путем. Поэтому ковбои будут всегда, пока не кончатся помидоры. А они не кончатся, потому что после ранних помидоров появятся клубника и черешня, а после них — персики. Потом инжир и хурма… И утомленные горцами граждане могут лишь ныть и нудить.

Тем временем веселая компания, смирившись с неизбежным и ставшая не такой уж веселой, направилась к выходу. Вечерних бабочек нарушители культуры забрали с собой вместе с недоумением, переходящим в возмущение. Ничего, еще не вечер, времени полно. Найдут себе место для насеста — там, где не так сильно борются за звание дома высокой культуры. На прощанье крутой перец обернулся — буркнул мэтру что-то резкое. Он пытался сохранить выражение лица «подбит, но не сломлен», только это уже была агония.

Так вышло, что именно у выхода сидел таксист Иван. С чашкой чая он поднялся, демонстрируя готовность выйти на свежий воздух, чтобы там быстренько начистить рожу кому надо. А что, этот может… Только я покачал головой: без нас справятся. А вот когда будем уходить, на улице надо держать ушки на макушке, ибо гости города могут задержаться и догнать по спине. А у нас еще не всё там вылечено!

Бывший представитель министерства культуры проводил гостей глазами. Те пересекли линию выхода, и это радовало. Что же, ничего не поделаешь: вселенная расширяется, и мы постоянно удаляемся друг от друга. Отметив приемлемый порядок на территории, Иванов закурил Мальборо как свой. А затем, разгоняя дым перед собой, взял быка рога.

— Значит так, Бережной…

Парень состроил внимательное лицо. А я занял удобную позу роденовского мыслителя, готовясь выслушать руководящие указания нового босса. Удобную, насколько это возможно было сделать лежа в голове у Антона.

— Времени на раскачку нет! — начал Иванов с искрометного лозунга. — Промедление смерти подобно. Некогда ждать у моря погоды, действовать надо решительно! Отпуска и увольнительные отменяются. Больничные закрываются. Вечерние прогулки побоку, переходим на казарменное положение. Общага на замок! Быстро сдаем сессию и…

— Ничего не выйдет, — сказал Антон.

Товарищ Иванов сбился с мысли.

— Почему?

— Мы и так живем хуже, чем в казарме, который уже день. Нам песня строем ходить помогает! А до занятий и после них тренируемся бегать.

— Зачем музыкантам бегать? — баронесса вытаращила глаза. Очевидно, что шлифовку музыкального мастерства с этой стороны алмаза она не рассматривала.

Парень хлебнул какао.

— Как зачем? Межвузовские соревнования. В пятницу нам предстоит защищать честь института на стадионе «Трудовые резервы».

Дирижеры переглянулись. Предупреждая очередной вопрос, Антон добавил:

— Больше некому, мы лучшие.

От такой неприкрытой правды товарищ Иванов крякнул. А парень продолжил изливать пояснения:

— Безвылазно репетируем. Сидим в Малом зале, как рабы на галерах. Жужжим, как пчелки над цветком! А на первомайские праздники уезжаем в Элисту.

— А в Элисту зачем?

Оба педагога с интересом уставились на Антона. В глазах их зрела догадка: наверно, бегать по улицам столицы Калмыкии, защищая честь института?