— Антоша, а как поживает твоя Хильда?

— Еле ползает, — честно ответил я, — но по нашим меркам это очень хорошо.

— Ты знаешь, жизнь значительно удлиняется, если не оставлять за спиной недобитых врагов, — поведала Степанида Егоровна. — И вообще, жить с чувством ненависти вредно для здоровья. Поэтому затягивать со смертью врагов нежелательно. Не думаете об этом?

— Да нет, — нахмурился я. — За ней дочка ухаживает вместо того, чтобы в школу ходить. И папаша больной. Вот об этом она думает.

— Ладно, передавай привет.

И тут же экран ожил снова, показав фото Артема Трубилина.

— Как жизнь, Михалыч? — вкрадчиво поинтересовался абонент.

— Телега старая, колеса гнутые, но пока едет, — ушел я от прямого ответа. — Что хотел?

— Поговорить, — признался тот. — Когда сможешь?

— А когда надо?

— Вообще-то время поджимает.

Если так разобраться, время всегда поджимает — мы постоянно куда-то спешим. Еще древние йоги шутили: «Проблема в том, что вы думаете, будто у вас есть время». Великий Циолковский однажды обронил интересную мысль, что среди того неизвестного, что имеется в окружающей нас природе, самым неизвестным является время. Ибо никто не знает, что такое время и как им управлять.

Другая гипотеза утверждает, что времени никогда не было, нет, и никогда не будет. Время живет только в наших головах и уравнениях, которые мы используем каждый день. Процессы вселенной не обязаны подчиняться какой-то периодичности и интервалам. Более того, нам неизвестны явления, способные описать время.

Может быть и так, хайли-лайкли его знает.

Мы понимаем окружающий нас мир как трехмерное пространство, имеющее свою длину, ширину и высоту. С понятием времени всё сложней, вроде бы оно имеет один трехуровневый вектор движения — из прошлого в настоящее, а отсюда в будущее. Только никто не доказал, что не существует обратного, когда время движется из будущего через настоящее в прошлое. Известный физик, нобелевский лауреат Ричард Фейнман авторитетно заявил: «Время — это просто часы. Но я бы не хотел умереть дважды. Это так скучно!».

Тему коварного времени мы обсуждали с Артемом в его кабинете на базе. Трубилин поделился ощущением, будто «увяданья золотом охвачен» и предположил, что «не будет больше молодым». А потом напомнил:

О, сколько горестных минут,

Любви и радости убитой!

Я поддерживал: «Вижу твой могучий возраст», хотя толковал о другом:

Живи еще хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.

Эту важную тему дискутировали, пока Анюта готовила кофе на всю компанию. И хотя основную работу делала кофемашина, особенно вкусным напиток получался именно у Нюси.

— «Возраст смотрит свысока, время видит всех друзей», — с улыбкой процитировала она Юлю Зиверт.

— А ты почему не в институте? — поинтересовался я, намазывая масло на бублик.

Девушка тряхнула рыжим чубчиком:

— Сессия, отстрелялась с утра. Нам, автоматчикам, только запись в ведомости надо было получить.

— А что тогда Антон там делает?

— Он староста, — пожала она плечами, — ему положено над нашими цыпочками квохтать.

— Михалыч, а как поживает Хильда Вагнер? — мягко сменил тему Трубилин.

Я переглянулся со Степанидой Егоровной. Та покачала головой — мол, заход не с ее подачи.

— Нормально, уже встает. С душевным состоянием хуже — культурный шок дело такое. Другое время, другие нравы, другая страна, которой нет… А разве тебе парни не докладывает?

Вместе с Хильдой я отправил выздоравливать обоих раненых бойцов, и Казбека Бероева, и Кирилла Афанасьева. А что, германский санаторий там не простой, а военный, местные врачи обучены проводить реабилитацию огнестрельных ранений. Да и целее парни там будут. Так что докладывать начальству они просто обязаны, новые телефоны им выдали для этого. По крайней мере, зарплату охранников с них никто не снимал.

— А что они доложат? — вздохнул Трубилин. — Сами еле ползают, в основном лежат по кельям. А ты телевизор смотришь, Михалыч?

— Телевизор давно не смотрю, ни в том мире, ни в этом, — признался я. — И тебе не советую.

— Почему?

— Ничего хорошего там нет. И вообще, не надо ходить вокруг да около, говори прямо, — предложил я.

— В городе неспокойно. Который день происходят стычки между армянами и азербайджанцами, — прямо сказал он. — Есть пострадавшие.

— И что дальше? Скажешь, что это организовали мы с Хильдой? — сразу отбоярился я. — Так нет, буду возражать. В этом городе у меня полно знакомцев и среди армян, и среди азербайджанцев. И со всеми прекрасно лажу. А стычки в городе… Так говоришь, как будто это в первый раз.

— Далеко не в первый, — признал Артем.

— У нас государство светское, каждый волен верить в своих богов. И конфликт между армянами и азербайджанцами меня не касается. Наоборот, я за снижение напряженности и мир между народами.

— Это не всё, — прервал меня Трубилин. — Позавчера в аксайской больнице произошла драка с поножовщиной между больными инфекционного отделения.

— Какая драка? — нахмурилась Степанида Егоровна. — Там же одни сбитые летчики, лежачие все!

Артем развел руками:

— Говорят, в этих летчиков словно дьявол вселился, и они взбесились. Трупы выносили ночью. Деталей не знаю, там вдобавок к охране еще и оцепление выставили.

— Так-так! — оживилась Степанида Егоровна. — Теперь понятно, почему мои информаторы голос не подают. А еще я думала, что позавчера был паршивый день. Ан нет, позавчера был замечательный денек!

Реплику бабушки Трубилин комментировать не стал.

— Это не всё, — продолжил он. — В анталийском санатории, где лежит многострадальный турецкий бизнесмен с соратниками, в ту же ночь произошел настоящий бой — люди слышали стрельбу и взрывы. Там тоже больные как с цепи сорвалась. По непроверенной информации, перестрелку загасил турецкий спецназ, здание сгорело.

— Хулиганов больше нет, — пробормотала Степанида Егоровна.

А Нюся реально удивилась:

— Здорово ночевали казачки…

— Все умерли, — подтвердил Артем. — Когда я это узнал, то немного подумал, и запросил сводку по Азербайджану. Это потребовало определенных усилий, но я их приложил.

— Не тяни кота за вымя, — предложила бабушка Степанида.

— В четырех населенных пунктах Азербайджана произошла маленькая война с кучей пострадавших.

Степанида Егоровна оживилась:

— Схлестнулись местные с инородцами?

— Нет, резались свои со своими. И зачинщиками побоища были больные. Михалыч, ничего не хочешь пояснить?

— Скажешь, что и это организовали мы с Хильдой? — искренне поразился я. —

— Своим вопросом ты проник в самую суть проблемы, Михалыч, — усмехнулся Артем. — Вот так грузинский пельмень хватают за кончик, чтобы раскусить задачу и познать сладость сердцевины.

— Погодь, — воскликнул я. — Ты же сам говоришь: там не убийство, а поножовщина и перестрелка. Они же меж собой воевали! Я здесь, Хильда на больничной койке, они там, где логика?

Трубилин снова усмехнулся, только в этот раз горько.

— Важно не то, что случилось. Вернее, это важно, но гораздо важнее то, что может случиться из-за этого.

— Что?

— Ты, Михалыч, постоянно торчишь в гуще мелких событий, зато неприятности кушаешь большой ложкой. И товарищам раздаешь по-братски. А между тем в России живет три миллиона азербайджанцев. Треть мужского населения этой страны легально занимается торговлей на территории России. Еще треть пребывает здесь полулегально. Они всюду, в каждом городе.

— Ага, туристы, — кивнула бабушка Степанида.

— По статистике импорт фруктов и овощей составляет десять миллиардов долларов, и значительная доля этого рынка принадлежит азербайджанцам. Кроме того, с давних времен азербайджанцы контролируют чёрный рынок алкоголя и табака.

— Зачем ты это говоришь мне?