— Мне нужны гарантии, — сжала кулаки, стукнув по столу, — быть уверенной, что вы не обманите меня, не тронете брата. — Я должна использовать любой шанс, чтоб спасти брата. Понимаю, что эта почка кому-то очень важна, может даже жизненно необходима. Но сейчас я могу думать только о благополучии родного человека, потом наверняка меня сожрёт совесть, но это будет потом... сейчас я должна пожертвовать собой, продать себя, за жизнь брата. И я это сделаю...

— Даю тебе своё честное слово, мне не зачем тебя обманывать. Могу при тебе позвонить Вагану Ашотовичу и озвучить твоё решение. Он всё подтвердит, — сказала уверенно.

— Х-хорошо, звоните, — с трудом выдавила из себя.

Клара Генриховна взяла телефон, отошла к окну, что-то нажала, послышались гудки.

— Ваган Ашотович, прошу прощения, что заставляем вас ждать, — её голос звучал приторно ласковый, чрезмерно угодливый. Чётко ощущалось, что она его боится. — Девочка немного напугана, пришлось успокаивать. Да, да, она скоро выйдет. Ваган Ашотович, Настя очень переживает за своего брата, соглашается только чтоб его спасти. Давайте не будем огорчать девочку, вы говорили о запасном варианте. Хорошо, да, понятно. Одну минуточку, я включу громкую связь, чтоб Настя слышала, — убрала телефон от уха, нажав на динамик, — говорите, Ваган Ашотович.

— Пусть не переживает, я сейчас позвоню заказчику и всё улажу, — в динамике звучал неприятный визгливый голос, который никак не соответствовал комплекции и внешним данным его обладателя. — Завтра, когда вернётся, брат будет её встречать живой и невредимый.

— Спасибо большое, — прервала звонок. — Услышала, что хотела? Иди в туалет умойся, сними это убожество, — показала на блузку, которая и правда была непрезентабельного вида, от старости и несчитанного количество стирок белый цвет превратился в серый. У нас практически вся одежда такая, застиранная, зашитая, изношенная, новые вещи покупают редко. — Надень обычную футболку и марш на улицу. За воротами стоит чёрный автомобиль представительского класса.

Быстро покинула кабинет, умылась, переоделась и вышла на улицу.

Палящее августовское солнце сразу обожгло кожу.

Бреду, куда сказали.

Словно во сне. В ушах шумит.

Где-то в стороне слышится звонкий детский смех, очень похожий на Максима. Он единственный родной и любимый человек на этой земле, как и я у него. Ради его жизни я пойду на всё, даже, если очень страшно... Даже, если хочется выть от безвыходности и несправедливости. Кричать и молить о помощи...

Молча подхожу к машине, она огромная, выглядит устрашающе, все стёкла автомобиля, не считая лобового, за тонированы. Снаружи ничего не видно. Открываю слева пассажирскую дверь, сажусь и погружаясь в полумрак, словно спустилась в ад.

Но настоящий ад... у меня только впереди.

Не успела захлопнуть дверь, мой палач отдал приказ шофёру:

— Поехали, — руки и ноги леденеют, хотя на улице знойная жара, больше тридцати градусов. Боже... Я не смогу... не смогу. Дёргаю ручку, но двери заблокированы, чувствую взгляд, наверное, могу умереть от него.

— Если будешь себя так вести, я могу передумать. Сгниёшь в самом поганом и дешёвом борделе от ВИЧ или сифилиса. Там будут рады свежему мясу, будешь работать всеми дырками по двадцать часов в сутки.

Прикусываю губу, забираюсь в дальний угол и до конца пути боюсь даже пошевелиться. Сознание кричит от ужаса. В салоне очень неприятно воняет, потом и чем-то кислым, зажимаю рот рукой, сдерживая накатившую тошноту. Пытаюсь себя отвлечь, разглядывая салон, водителя. Щуплый мужчина, явно невысокого роста, лет пятидесяти, коротко стриженный. Светлая рубашка, галстук. Перевожу взгляд на Вагана Ашотовича, он что-то рассматривает в своем телефоне. Кому-то звонит, разговаривает на незнакомом языке.

Мы подъезжаем к трехэтажному зданию, на котором висит большая неоновая вывеска "Рок ночи". Водитель открывает дверь сначала хозяину, потом мне.

— Иди за мной, — кидает мне через плечо.

Заходим через чёрный вход, идём по тёмному коридору. Поднимаемся по крутой лестнице. Подходим к двери, он открывает её:

— Проходи, пока подожди, потом тебе скажут, что делать, — дверь громко хлопает за моей спиной, слышу звук поворачивания ключа в замке.

Оглядываю комнату, голые стены, окрашенные светлой краской, в углу односпальная кровать, рядом тумбочка. У окна маленький стол и стул. Я прохожу, присаживаюсь на край стула. Вздрагиваю от звука открывающегося замка в двери, шарахаюсь сначала в угол, потом прячусь под плотную ткань штор, закрываю лицо руками. Слышу шаги. Мне нереально страшно. Вновь накатывает истерика. Зажмуриваюсь до алых кругов перед глазами, жмусь в угол, ещё больше накрывая себя, словно так меня не заметят.

— Подойди сюда! — звучит приказ. Выглядываю из своего укрытия, убрав волосы с лица. Ваган Ашотович сидит на стуле, широко расставив ноги, между которых, низко свисает сальный живот. Часто дышу, хочу, чтоб он ушёл, оставил меня в покое. Ничего не хочу. Ничего. Назад хочу, в интернат. Хочу, чтоб всё закончилось, чтобы всё оказалось дурацкой шуткой. — Ты оглохла!

Вышла, сделала несколько шагов, встав напротив него.

— Раздевайся! — уставилась на него непонимающим взглядом. Он встаёт, подходит ближе, хватает меня за лицо, больно сдавив щёки. — Ты моя вещь, кукла, моя личная шлюха. Ты никто, тебя отдали мне. И я — твой хозяин!

— Я не котёнок и не щенок. Мне не нужен хозяин.

— Закрой рот, тебе слова не давали. Будешь открывать его только чтоб взять мой член. Хасан никогда не играет. Запомни это... — на лице кривая ухмылка, прищуренные глаза. Он весит не меньше ста килограмм, он может переломить мой позвоночник одним движением. Свернуть шею или просто сдавить её пальцами. И нет меня.

Дергаюсь, но хватка железная, он ведёт по моим губам одутловатым пальцем, надавливает, проталкивая его в рот. Другой рукой сжимает волосы на затылке, по щекам текут слёзы, но меня до такой степени парализует страх, что я не могу пошевелиться.

— Твой нежный и маленький ротик, такие пухлые губки... Он ведь такой же девственный, как твоя вагина? А попка? — сжимает здоровой рукой попу. Перестаю дышать, потому что страх физически ощущается болью. Мужчина наконец отпускает моё лицо, а потом в два рывка сдирает с меня футболку. — Штаны сама снимай. Это тебе больше не пригодится.

Снимаю дрожащими руками джинсы, складываю аккуратно на кровати. Стою перед ним с одних трусиках и бюстгальтере, прикрываясь руками, всхлипывая и вздрагивая, понимая, если он сейчас начнёт меня насиловать, я просто не переживу этого.

— Убери руки, — раздается очередной приказ.

Стук в дверь.

— Ваган Ашотович, врач приехал, — в комнату зашёл, тот самый водитель, держа в руках белый льняной халат и тапочки.

— Хорошо, — произнёс недовольно боров. — Позже продолжим, — посмотрел на меня угрожающе. — Одевайся, Игорь тебя проводит.

Шофёр передал мне халат, я быстро оделась и следую за ним. Мы прошли по коридору, подойдя к двери, на которой висела табличка "Медицинский кабинет".

— Заходи, там тебе всё объяснят, — мужчина бросил на меня брезгливый взгляд. Сколько он таких здесь видел. Зачем люди выбирают себе такую работу.

В кабинете слегка пахло медикаментами, стоял рабочий стол для врача, два стула, для персонала и пациентов, кушетка, ширма. За ширмой стояло гинекологическое кресло. За столом сидела женщина лет тридцати пяти, никогда бы не подумала, что она врач. Ухоженная, статусная, с копной каштановых волос. Красивая женщина.

— Заходи за ширму, полностью раздевайся, присаживайся на кресло.

Молча делала, как велели, лучше вытерпеть десять таких осмотров, чем находиться наедине с этим хряком. Осмотр прошёл быстро, даже не почувствовала сильной боли, о которой рассказывали девочки. Было неприятно, не более.

— Ясно, — вымолвила, после того, как вставила гинекологическое зеркало и посвятила туда лампой. — Одевайся, присаживайся на кушетку, — сняла перчатки и покинула кабинет.