— Встань, — растерялась Сора.

Она редко выезжала с отцом в принадлежащие клану деревни, однако не помнила, чтобы кто-то падал на колени перед Ичиго Моримото. Такого удостаивался лишь сам император.

Мацуши споро поднялся, комкая в руках какую-то тряпку.

— Войдете, госпожа? — заискивающе предложил он. — Мой дом слишком скромен для вас, но это солнце…

Сверху крыши действительно обжигали яркие солнечные лучи, хотя над поместьем по-прежнему висели крупные серые тучи. Сора отрицательно покачала головой — ей нравилось ощущение солнца на собственной коже.

— Благодарю, Мацуши. Поговорим здесь.

Сора знала, что эта вольность дорого обойдется белизне ее лица — но сейчас это самоуправство, похожее на маленький бунт против всех правил, что вдалбливали в ее голову, радовала душу.

Мацуши закивал.

— Конечно, как будет угодно вам, госпожа.

— Мне нужны девушки, — прямо объявила Сора, не став затягивать. — Несколько крепких работниц в поместье. Подойдут и те, что были в прошлый раз.

— Госпожа…

Мацуши сглотнул.

— Понимаете…

Его загорелая кожа посерела от страха. Сора с возрастающим удивлением наблюдала за переменами, которые творились с Мацуши — прежде бойкий, лучезарный, он вдруг стал походить на измученного раба.

— Что такое? Говори, — приободрила его Сора.

— В прошлый раз мы послушались вас. Пришли в дом, как было сказано. И некоторые даже… Работали там, но потом, — Мацуши стал заикаться, — господин велел нам уйти. Он был крайне зол.

— Зол?

— Да, госпожа. Он сказал, что нам не стоило приходить. Добавил, что мы должны слушать только его.

Руки Мацуши суетливо мяли тряпку, взгляд бегал из стороны в сторону.

— Господина сейчас нет в поместье. Делами занимаюсь я, — отчеканила Сора.

Неслыханная наглость — ставить под сомнения решения законной жены касаемо домашнего хозяйства. Сора знала, что должна подчиняться мужу во всех вопросах, но то, что касалось быта… Она нахмурилась.

— Я и только я, — повторила Сора. — Решаю, кто будет работать в доме. Поэтому, Мацуши, собери тех же девушек и приведи обратно. И сам тоже приходи.

Видя его испуг, она мягко заметила:

— Обещаю, вам ничего не будет за нарушение приказа господина. Я об этом позабочусь.

Мужчина мелко закивал. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но не решался.

Сора вздохнула.

— Говори, что не так.

— Понимаете, — зачастил Мацуши. — Девушки тоже не особо хотят… Работать в поместье.

— Почему? Работа не тяжелая, — удивилась Сора.

Прислуживать в доме — мечта всех деревенских жителей. Нет ни палящего солнца, ни ветра, ни жалящих насекомых.

— Им не по себе там, — выдавил Мацуши. — Болтают всякое…

— Что?

— Разные глупости, госпожа.

— Пересказывай, — велела Сора.

«Не глупости это вовсе», — с досадой подумала она. — «А самая настоящая правда. Поместье населяет нечистая сила, призраки, духи… Зло».

— Кто-то из девушек видел женщину в саду, а потом она пропала. Еще, — набравшись смелости, заговорил Мацуши. — Ночью кто-то пробрался в спальню и пытался задушить Аи. Бедняжка еле отбилась. Устроила истерику…

— Когда это произошло?

— На второй день, госпожа.

Тогда Сора уже лежала в постели, отравленная ядом. Ее мучили кошмары и болезнь, грызущая тело изнутри.

Пальцы сами потянулись к браслету, огладили камень. Идея, нелепая и безумная, посетила голову — если нефрит помог ей, стало быть, мог помочь и другим? Но откуда у бедных деревенских жителей возьмутся украшения с благородным камнем…

— Пусть приходят, — повторила Сора. — И не о чем не беспокоятся. Так и передай: госпожа сказала, что их никто не посмеет тронуть.

Мацуши низко поклонился.

— Долгих лет вам, госпожа, — пробормотал он уже в спину уходящей Соре.

Не особо заботясь о правилах приличия, она задрала подол кимоно, что само по себе уже было величайшим проступком, залезла на Чикару и выпрямилась, обозревая окрестности.

Мацуши все еще стоял, склонив голову и прижав руки в груди. Вдалеке, на зеленых полях темнели крохотные точки — местные защищали от вредителей свое главное сокровище: ростки риса.

«Эти люди не заслужили жить в страхе», — Сора направила лошадь в сторону поместья. — «Жить, опасаясь зайти в лес, хоронить своих близких».

Пусть судьба к ней немилостива, пусть муж сторонился ее, пусть поместье и лес за ним скрывало тайные, мрачные секреты — Сора готова принять все, что отмерено. Люди, что жили здесь, отныне находились на ее попечении.

«Женщина и природа — две союзницы. Только они способны украсить собою все вокруг: как отнять, так и одарить», — учила Айко.

Погладив Чикару по густой гриве, Сора помчалась в свой дом.

Поместье укоризненно смотрело на нее темными проемами — сёдзи, как и приказала Сора, раздвинули, и теперь дом словно выворачивал наружу свое нутро — гадкое, пустое, пыльное.

Чикара замедлила свой шаг — лошадь волновалась, очевидно, чувствуя то же, что и хозяйка.

Страх.

Он вползал в душу подобно змее, холодил внутренности и заставлял волоски на коже вставать дыбом. Дикий, неумолимый, животный страх.

Сора погладила Чикару по шее, прошептала:

— Тише, тише. Все хорошо.

Ответом послужил тихий храп. Послушавшись хозяйку, Чикара ровным шагом вошла во внутренний дворик, где поджидал Акио. Кустистые брови старика сошлись почти на переносице, сухие губы сосредоточенно жевали травинку.

— Вернулись, — констатировал он.

Сора изумленно взглянула на него.

— А не должна была? — спросила она, спрыгивая с лошади.

Лицо Акио, и без того хмурое, вытянулось. Он несколько раз моргнул, не веря своим глазам, а потом брезгливо промолвил:

— Госпожа… Разве ж положено себя так вести? Вы же благородных кровей.

— У меня такая же кровь, как и у всех. Красная, — ответила Сора. — И проливается она легко. Верно?

Старик промолчал. Сказать ему на это было нечего, потому он нехотя признал:

— Думал, вы решили сбежать.

— А разве возможно? — усомнилась Сора.

Каждый раз, когда возникала мысль о побеге, что-то внутри нашептывало, предупреждало, что она не сможет.

Акио покачал головой.

— То мне неведомо. До вас никто не пытался.

«До вас».

Не составило труда понять, о ком он говорил.

— Кумико, бабушка моего мужа, — Сора старалась говорить спокойно, но голос дрожал при упоминании бедной женщины. — Она не пыталась сбежать?

Акио снова покачал головой. Этот жест выглядел печальным, в мутных глазах появилось что-то похожее на тоску.

— Нет. Она только за садом ухаживала. Пыталась взрастить свои любимые камелии… Но на этой земле ничего не цветет.

— Тем не менее, камелии зацвели, — удивленно напомнила Сора.

Она и здесь слышала тонкий цветочный аромат, что источали бутоны в саду.

— Да, но какой ценой, — горько усмехнулся Акио. — Кумико все отдала, чтобы ее любимые цветы ожили. Всю свою душу вложила в них. Потому и слегла.

— Ты любил ее, — вдруг догадалась Сора, вспомнив измятые стебли камелий, лежащие на полу конюшни.

— Да.

— Потому…

Она запнулась, глядя в глаза напротив, наполненные болью.

— Потому ты ненавидишь эти цветы?

— Они отняли у меня ее раньше срока. Кумико прожила бы дольше, — просто ответил Акио. — А камелии украли наши часы.

Сора попятилась. Как просто он говорил о смерти той, что любил! Знал, что Кумико не суждено прожить долго по причине проклятого поместья и голосов, что мучали ее, но винил лишь цветы, когда должен был винить это место.

— Почему вы не уехали? — тихо спросила Сора. — Почему не попытался забрать Кумико?

— Она была хорошей, но простой девушкой, которой повезло выйти замуж за благородного господина. Кумико мечтала о такой жизни: просторном доме, богатом и знатном муже… Что я, обычный слуга, мог ей дать? Она бы никогда не согласилась бежать со мной. Даже мои чувства, которые вы поняли за пару минут разговора, Кумико не замечала на протяжении многих лет. Она страдала… Страдала по господину. Да и я был не способен предать его.