— Если бы это не вредило другим и ей... Да.

— А если бы вредило?

— Скитаться по земле среди живых, не зная покоя, незавидная участь. Я бы не обрекла маму на такие страдания.

Райден с досадой поморщился.

— Тогда как ты можешь говорить, что многое отдала бы?

— Я бы отдала все, что у меня есть. Но я не могу отдать то, что мне не принадлежит. Не могу решать за других. Я не знаю, согласилась бы моя мама вечно бродить по земле среди духов. И не знаю, стала бы она вредить другим людям. Вот почему я не могу сказать «да».

— Разве твоя любовь к ней не важнее?

Сора покачала головой.

— Это эгоистично. Если любишь человека, ты думаешь о его чувствах, а не о своих. Если же зациклен на себе, то это не любовь.

Воцарилось молчание. Она видела, что ее ответ пришелся не по нраву мужу, но он не стал спорить или выказывать недовольство. Остаток трапезы прошел в молчании — покончив с едой, Райден встал. Сора тоже поспешно поднялась.

— Я был рад провести с тобой время. Кажется, мы впервые не ссорились, — насмешливо заметил он.

Его обычно безэмоциональное лицо раскрасилось яркими красками — уголок губ подрагивал в улыбке, глаза смеялись.

— Я тоже рада, — сдерживая улыбку, ответила Сора. — Надеюсь, мы сможем поладить, Райден. Я правда хочу этого.

Он шагнул к ней и осторожно провел костяшками пальцев по щеке. У Соры перехватило дыхание — опустив глаза в пол, она прикусила губу, не в силах сделать вдох.

— Мы поладим, — сказал он.

С его уст это звучало как клятва.

Следующие два дня прошли для Соры в блаженном неведении. Аюми отчитывалась о делах в поместье, говоря, что все по-прежнему, а Райден каждую ночь приходил в покои, чтобы остаться до утра — кто бы мог ему запретить, учитывая, что он являлся ее мужем.

Им приходилось разговаривать. Вынужденное молчание тяготило Сору — находясь с ним в замкнутом пространстве, она начинала говорить сама. Болтала о чем угодно: о том, как росла в доме отца, о его подарках взамен любви, о смешной и нелепой привычке давать всем имена.

— Всем? Даже сверчкам? — насмешливо уточнил Райден.

В лучах закатного солнца его волосы, распущенные по плечам, отливали золотом, несмотря на мглу, поселившуюся в них. Сора недовольно фыркнула, поправляя ворот кимоно.

— Даже деревьям и растениям.

— И, скажем, как бы ты назвала то дерево? — прищурился Райден.

Он указывал на самого дальнего и массивного жителя сада — эноки, раскинувшего ветви над зарослями диких кустов.

— Кодай, — ответила она, не задумываясь.

Райден сдвинул брови, присматриваясь к кряжистому стволу, а затем усмехнулся.

— Подходит. Забавная привычка, Сора.

— А ты? — решилась спросить она. — У тебя есть какое-то увлечение? Или, может, странная особенность.

— В бою я отсекаю правый мизинец противнику. Так слуги императора узнают точное количество убитых мной.

Сора моргнула. Воздух в комнате потяжелел после этих слов. Против воли она представила поле, где трава окроплена кровью, кучу мертвых тел, жужжащих насекомых...

— Это шутка, Сора.

Вздох облегчения вырвался у нее из груди.

— Я думала, ты...

Она замолчала. Райден улыбнулся.

— Мне нет нужды помечать убитых. Император и так знает, на что я способен.

— Это тяжело — отнимать жизнь?

— Первый раз — да. Но последующие...

Он отвернулся и, склонившись, сорвал невзрачный полевой цветок, который смог вырасти возле досок энгавы и остаться доселе незамеченным.

— Потом становится все легче и легче.

— Ты сейчас ничего уже не чувствуешь, да? — печально произнесла Сора. — Убиваешь с холодным сердцем?

— Иногда мне кажется, что мое сердце давно умерло, — Райден смял бутон. — Только ты смогла напомнить мне о том, что оно когда-то у меня было.

От признания потеплело в груди. Стремясь скрыть неловкость, Сора перевела разговор в другое русло, начав расспрашивать о деревнях и местных жителях. Когда речь зашла про Маи, она сказала:

— Бедная. Ее племянница погибла так внезапно.

— Нечего было отправляться на поиски перстней. Мирай следовало быть готовой ко всему, — резко ответил Райден.

— Перстни? — наивно осведомилась Сора. — Те, что были у Рио, младшего брата основателя?

— Да. Несколько колец, весьма дорогих. С изумрудом, яшмой, рубином и аметистом.

Догадка больно кольнула Сору в области сердца. Перстень, что она нашла, принадлежал мужчине. И камень в нем был... Фиолетовый.

Но если кольца Рио находятся в поместье, то почему местные верят, что они затеряны в лесу?..

— Мирай всего лишь хотела хорошей жизни, — спрятав горечь за легкомысленным тоном, сказала Сора.

«А мне хочется просто жить», — едва не выкрикнула она. Дни, проведенные в постели, восполнили запас сил — и присутствие Райдена, благодаря которому ее не мучили голоса, тоже помогло.

Но этого было недостаточно.

— У нее была хорошая жизнь, — отрезал муж. — Пусть Мирай не ходила в шелках, главное богатство оставалось с ней — Маи. Но она не ценила этого.

— Как бы там ни было, не будем говорить о ней плохо, — примирительно отозвалась Сора. — Спасибо, что проводишь со мной время. Аюми вечно занята хлопотами...

По правде, иной раз Соре казалось, будто верная служанка избегает встреч и бесед с ней. Притворяясь, что девушкам нужна ее помощь, Аюми ускользала, отделываясь отговорками — на вопрос о странном поведении она лишь пожала плечами, сообщив, что ведет себя как обычно.

Во взгляде Райдена мелькнула жалость.

— Поместье меняет людей в худшую сторону. Я удивлен, что не изменилась ты.

— Не такая уж я и хорошая, — пробормотала Сора, вспомнив, как забыла отдать Аюми нефрит.

— Ты умная, раз догадалась про обереги. Милосердная. Не пожалела собственных украшений, — Райден подпер щеку кулаком. — Упрямая, раз пытаешься бороться с судьбой. Мне повезло с женой.

«Но ты ни разу не показал этого», — молча сверлила его взглядом Сора.

Райден держался на расстоянии. И дело крылось вовсе не в физической близости, которую он также избегал — иногда с его уст соскальзывали фразы, лишенные фальши, но Хаттори тут же вновь становился холодным, как камень.

— Как я могу поступить иначе? Не в моих правилах просто сдаться. Айко учила меня другому.

— Ты часто ее упоминаешь, — заметил Хаттори.

— Она заменила мне мать. Жаль, что она...

Сора осеклась. Конец фразы вертелся на языке, но озвучить его было бы кощунством. Конечно, ей бы хотелось, чтобы Айко была рядом — ее мудрости бы хватило, чтобы помочь воспитаннице выбраться из ловушки, в которую та угодила. Но знать, что она обрекла Айко на мучительное существование...

Нет. Хорошо, что Айко осталась в безопасности. Соре и так хватало чувство вины, что пожирало ее ежедневно из-за Аюми.

— Жаль, что она не приехала? —мягко уточнил Райден.

— Нет. Мне не жаль.

Взгляд Соры похолодел.

— И ты знаешь, почему.

Он отвернулся. Когда Райден наконец заговорил, его голос был глухим, словно доносился откуда-то из-под земли:

— Прекрати расспрашивать меня.

— Но я не могу! Не могу не спрашивать, — с отчаянием воскликнула Сора. На глаза навернулись слезы. — Не могу перестать надеяться, что выберусь... Что не зачахну, как камелии...

... и как Кумико, чья жизнь угасла, как свеча.

— Скажи что-нибудь, — взмолилась Сора.

— Если бы я мог спасти тебя, я бы спас, — с тоской проговорил Райден. — Но я не могу.

— Ты не пытаешься. Проклятие, гиблое место... Наверняка есть способ избавиться от тьмы. Ты не хочешь пробовать, — обвинила она. — Если не желаешь сам, то хотя бы расскажи мне! Не утаивай правду.

— Правда окончательно лишит тебя надежды, а я этого не хочу, — отрезал Хаттори. — Не хочу видеть, как свет в твоих глазах померкнет. Забудь, Сора. Ты проживешь последние годы здесь и умрешь здесь. Это неизменно.