Я застыла на месте. Вид этой женщины настолько поразил меня, что я не смогла даже крикнуть. Ее кожа имела голубоватый оттенок, а глаза — о, это были нечеловеческие глаза! — красные, точно ликорисы. Когда она сделала шаг ко мне, я наконец вернула своему телу подвижность, бросилась прочь.

В покоях мне стало еще хуже. Я задвинула сёдзи, но ждала, что она вот-вот ворвется ко мне и убьет… Я начала звать слуг, но никто не пришел. Когда я услышала шум из сада, то испугалась настолько сильно, что потеряла сознание…»

Сора невидящим взглядом уставилась на лист, который держала в руке. Благодаря историям старой Айко ей удалось без труда узнать в описываемом монстре киджо — женщину-демона, которой становилась извращенная человеческая душа. Они были столь же уродливы внешне, сколь была уродлива их душа — и крайне злы.

Сора отыскала следующий лист. Почерк изменился, стал более ровным, но буквы были нечеткими, словно их не хотели писать:

«Мой муж сказал, что мне привиделся кошмар из-за удара головой. Я не знаю, кому верить — себе или ему. Сейчас произошедшее вчера кажется мне просто сном, ведь монстров не существует. Наверное, Райден прав, и моя бедная голова не выдержала удара…».

Сора перечитала текст еще дважды перед тем, как устало опустить руку с листом, проверила еще несколько записей — ошибки быть не могло. Мужа этой женщины звали Райден Хаттори.

Покои превратились в темницу, которую Сора меряла шагами. Тридцать до одной стены — и столько же обратно.

Не в силах усидеть на месте, она расхаживала из угла в угол, словно беспорядочное метание по комнате могло привести мысли в порядок. Когда отец объявил о скорейшем соединении с кланом Хаттори, у Соры было не так много времени, чтобы изучить его историю, но она знала, что первым сыновьям в клане принято дарить имя основателя — Райдена Хаттори.

Именно он принес императору победу, выиграв сражение на горе Року. Там же он потерял младшего брата, после чего стал вести закрытый и уединенный образ жизни. Мальчика, что появился в браке Райдена и Кумико, простой девушки, назвали Райден. И его внука, который сейчас являлся супругом Соры, назвали точно также.

Она могла объяснить появление в тексте имени своего мужа. Но как объяснить появление Акио и Кейко?

Сора пролистала еще несколько страниц, чтобы убедиться в своей догадке — дневник принадлежал Кумико, жене основателя и по совместительству деду Райдена. Каким образом в то время Акио и Кейко могли присутствовать в поместье?

«Только если им обоим больше ста лет», — прикусила губу Сора.

Но это не казалось чем-то возможным. Акио стар, но Кейко… Ей вряд ли было больше сорока. Она не могла прислуживать жене основателя — Кейко еще даже не родилась в то время!

Ничего не понимающая Сора не нашла ничего лучше, кроме как снова приняться за чтение. Она торопилась разгадать загадку, поэтому читала бегло, вычленяя из текста только те отрывки, что посчитала достойными внимания:

«С каждым днем мне все тревожнее засыпать. Я слышу звуки музыки из леса — печальной и тоскливой, словно где-то плачет кото. В такой атмосфере я едва ли могу закрыть глаза — что уж говорить о сне?

Но страшнее всего то, что никто не слышит этой странной мелодии. Только я…».

На всякий случай Сора остановилась и прислушалась к тишине дома. Ее чуткий слух уловил шелест ветвей в саду, неясный скрип старых досок… И ничего похожего на мелодию.

«Мы с господином по-прежнему не разговариваем. За прошедшие года я могу по пальцам пересчитать те разы, что мы с ним виделись. Он не обращает на меня внимания, я — вещь, слившаяся со стенами этого дома».

«Музыка становится громче. Мне кажется, я слышу в ней голоса. Они зовут меня, но я боюсь идти к ним».

«Я ем все меньше и меньше. У меня совершенно нет аппетита, хотя Кейко исправно носит мне еду. Становится тяжелее вставать по утрам — нет ни сил, ни желания. Последнее, что удерживает меня на этом свете — мой чудесный сад».

«Сегодня зацвели камелии. Я долго любовалась нежными бутонами, прогуливалась в тени деревьев. Расцвет новой жизни вдохнул в меня силы…».

«Не могу смотреть на Кейко. Она внимательна ко мне, но я чувствую в ней некое злорадство. Иногда она смотрит на меня так, словно знает нечто страшное обо мне, но сколько бы я ни спрашивала, в чем причина столь жуткого взгляда, она утаивает ответ».

«Я услышала голоса возле ворот и вышла в сад. Стыдно признаться, но я подслушала разговор господина… В деревне случилось несчастье — смерть. Кто-то погиб в лесу возле горы, и господин милостиво разрешил крестьянам не работать в этот день, чтобы достойно проводить погибшего в последний путь».

«Не могу перестать думать о том умершем из деревни. Его гибель напомнила мне, как хрупка и скоротечна жизнь. Я боюсь смерти и не хочу думать о ней, но чувствую, как она кружит рядом. Я буду бороться».

«Целый день я провела в саду, рядом с моими любимыми камелиями. Скоро они отцветут и мне будет незачем вставать по утрам. Тоска и скука съедают меня живьем».

«Голоса становятся все громче. Я могу различить их шепот, сливающийся в хор. Они говорят какие-то слова, которые я не могу разобрать. Мне страшно».

«Я попросила дозволения съездить в гости к родителям. Господин отказал».

«Сегодня мне стало дурно, и я позвала Кейко на помощь. Пока меня выворачивало, она стояла и смотрела на меня, не пытаясь сделать ничего. Словно ей жаль тратить на меня время…».

«Я обратилась к господину с просьбой вызвать лекаря. Он пообещал исполнить мою просьбу».

«Прошла неделя, но лекарь так и не прибыл. Господин сказал, что не о чем волноваться. Дороги нынче плохие, и лекарь просто задерживается».

«Кейко принесла мне отвар из лекарственных растений. Я сделала глоток, а остальное вылила под куст. Я не доверяю ей. Если глаза — зеркало души, то в глазах Кейко отражается Ад».

«Я спала несколько дней, но чувствую себя ужасно. Все время кружится голова… Нет сил встать».

«Куст, под который я вылила отвар Кейко, высох полностью. Я поднялась, чтобы взглянуть на камелии, и увидела желтые ветви. Он погиб вместо меня».

«Лекарь так и не приехал. Господин не желает меня видеть. Они ждут моей смерти».

«Я пою, чтобы не слышать голоса из леса, но они заглушают мой собственный голос».

«Камелии отцвели».

Сора прижала руку ко рту, боясь дышать.

Она вновь и вновь перечитывала строчки, пропитанные безнадежностью. Фраза про камелии была последней — больше записей не было, а это означало…

Борясь с тошнотой, Сора вышла в сад, чтобы подышать воздухом. Хрупкие бутоны покачивались на ветвях, приветствуя ее. Она опустилась на колени у ближайшего куста, дотронулась до гладкого стебля — первая слеза упала на кимоно, за ней — вторая…

Беззвучно рыдая, Сора оплакивала Кумико, чья жизнь завершилась в этих стенах бесследно. Единственное, что напоминало о ней — сад, полный цветущих камелий.

Когда слезы иссякли, она поднялась и прошептала:

— Я буду помнить о тебе.

Поднявшийся ветер унес слова прочь, в сторону леса. Сора боялась даже взглянуть на него — панический ужас овладевал телом, стоило увидеть темную кромку деревьев.

Вернувшись в покои, Сора аккуратно сложила листы и спрятала под футон, подальше от чужих глаз. Руки тряслись, когда она попыталась сложить их на коленях — скоро должна была вернуться Аюми с ужином.

Что делать? Как ей быть?

«Бежать», — эта мысль билась в голове испуганной птицей.

Но куда? Как ей одной преодолеть огромное расстояние в момент, когда вспыхнули восстания? Одежда и лошадь мигом выдадут в ней госпожу. И как Сора объяснит отцу свой побег?

Райден где-то далеко, борется с мятежниками ради сохранения власти императора. А она бежит из его дома…