Вика отрицательно покачала головой и вдруг поняла, что готова расплакаться.

Ни звонка, ни самого захудалого сообщения так и не дождалась. Правда к середине дня уже закрутилась в суете повседневности — пока помогла Феде с домашним заданием, пока сыграла с Машкой десяток партий в шашки, пока нажарила к ужину котлет с золотистой картошкой, уже на цыпочках подкрался вечер. Протяжно распевались лягушки у пруда, черной галькой падали и снова взмывали в небо ласточки, свившие гнездо под водостоком. Вика вышла прогуляться, и Федя увязался за ней. Она и раньше замечала, что он куда охотнее покидал дом под траурной вуалью мрака и тогда же преображался, будто ночная лилия.

— А этот, — спросил он совершенно осмысленно, когда они шли по дороге вдоль разномастных деревянных домов, — он надолго?

— Нет, — отозвалась Вике, но спазм в груди настойчиво возразил ей.

— Жалко.

— Это ещё почему? — Вика удивленно взглянула на брата, крепко державшего ее за руку.

— У меня стол сломался. Кто починит?

— Вместе починим. Завтра, идет?

Федя остановился и, по-птичьему склонив голову к плечу, рассматривал сестру. Пальцы его беспрестанно выкручивали большую круглую пуговицу на вязанном матерью свитере — к вечеру распогодилось, и темнота потеплела.

— Ты ведь тоже не любишь… чужих? — спросил Федя.

— Люблю, — возразила Вика. — Просто нужно время, чтобы притереться.

— Нет! — Встряхнул он головой, словно лошадь, отгоняющая слепня. — Если начинаешь притираться, можно так стереться, что тебя совсем не станет.

— Так ты хочешь, чтобы Макс вернулся или нет? — запуталась Вика.

— Хочу, — кивнул Федя. — Лучше, чтобы он приехал, чем ты — уехала.

— Я не уеду, — Вика повернулась к нему и, как всегда чувствуя подкожный страх, взяла за худые плечи. От колючей шерсти свитера засвербели ладони, но Феде отчего-то он нравился.

— Хорошо, — согласился брат и обстоятельно пояснил: — Потому что кроме тебя меня никто не понимает.

За поворотом в свете фонаря серебряной вспышкой сверкнула хромированная решетка радиатора и два белых луча пронзили темноту. Вика придержала Федю за руку, думая, что зачастили в их края неприлично дорогие машины, но, когда отполированный не хуже отцовского гроба «BMW» поравнялся с ними, почувствовала, как спину сковало морозом. Тонированное стекло опустилось, явив насмешливо улыбающегося Макса в небесно-голубой рубашке.

— Свежий воздух перед сном, — кивнул он, глядя Вике в глаза, — лекарство от всех бед?

— Некоторые беды очень навязчивые, — фыркнула Вика и испуганно потянула Федю за собой. Садиться в машину Макса она точно не собиралась.

— Запрыгивайте, — предложил он, но Вика упрямо шагала по раскисшей грязи, не замечая, как тяжелеют от мокрых комьев резиновые сапоги.

Поняв, что предложение отвергнуто, Макс неспешно покатился вслед за своенравной парочкой, вышагивающей вдоль обочины. Вика старалась на него не смотреть и не вслушиваться в собственные мысли. Федя по-прежнему держался за нее, с интересом поглядывая на машину. Затем неожиданно вырвался и забежал перед капотом так, что Макс судорожно вдавил педаль тормоза. Не прошло и минуты, как Федя вприпрыжку возвратился к Вике и на ухо зашептал:

— Четыреста семьдесят девять миллионов тысяча шестьсот.

— Что? — не поняла Вика.

— Если сложить цифры в номере, получится двенадцать. А факториал двенадцати — четыреста семьдесят девять миллионов…

— В уме посчитал? — Вика наклонилась и поцеловала его в макушку. — Ты молодец.

Они снова зашагали к дому, а Макс опасливо догнал их, продолжая вещать в открытое окно:

— Синицына, хватит изображать мать-героиню! Холодно! Я простыну!

Вика не ответила. Она едва сдерживалась, чтобы не вспылить. И не столько потому, что Макс все время пытался ее поддеть, не потому, что он явился на роскошной машине, а потому что она обрадовалась. Обрадовалась его возвращению.

— А сквозь стены ты тоже проходишь? — продолжил допытываться Макс, но по правую руку уже показался знакомый устало накренившийся забор, на который он сам напирал сутки назад.

— Иди в дом, — Вика подтолкнула Федю, а тот напоследок бросил еще один взгляд на номер Максовой «Бэхи», и губы его беззвучно зашевелились, что-то высчитывая.

Вика остановилась у калитки и скрестила руки на груди. Макс выбрался наружу. Оживился. Выглядел даже отдохнувшим. И то, каким уверенным он снова стал, камнем сбило Вику в полете — еще утром она имела над ним хоть какую-то власть, но теперь он снова принадлежал только самому себе.

— Что ты тут забыл, Щербаков? — зло выпалила она. — Вижу, тебе уже хорошо.

— Нет, — не меняя тона, ответил он, и в глазах за стеклами очков блеснуло что-то нехорошее, голодное, измученное. — Мне совсем не хорошо.

Вика ждала, что он ляпнет какую-то глупость, от которой им обоим станет неловко, но он промолчал. Светлая щетина надбавила ему пару лет сверху настоящего возраста. И дальше убеждать себя в его непривлекательности Вика не стала.

— И что еще нужно сделать, чтобы Его Величество успокоилось? — едко спросила она, сощурившись.

— Открой ворота. Или мне придется таскать весь хлам на себе, а я создан для большего.

— Они заржавели, — покачала головой Вика, сама не зная, зачем упирается. Но снова пускать его на свою территорию казалось ей бесповоротным предательством.

— Ладно, — он махнул рукой, обошел машину и открыл багажник.

Оттуда сам собой вывалился гигантский игрушечный медведь. Смешно было наблюдать за тем, как низкорослый Макс почти полностью скрылся за плюшевой тушей, приняв медведя в объятия. Не без труда он дотащил игрушку до калитки и, пыхтя, пробормотал:

— Разрешишь мне занести его в дом или бросить прямо тут?

Вика колебалась, но тут раздался такой визг, что сомнений не осталось — Федя донес о возвращении утреннего гостя. И Машка уже летела по мощеной дорожке, путаясь в ногах разной длины и чуть не падая. Но встреча с медведем состоялась. Правда унести его сама она не смогла, и Макс, отдуваясь, дотащил плюшевое чудовище до крыльца, где герои сказки наконец воссоединились.

И понеслось. Багажник оказался поистине бездонным — из него появлялись и появлялись пакеты с детскими вещами, игрушками, коробки с ноутбуками, игровая приставка, телевизор, который Федя с Машкой едва не разбили о не вовремя захлопнувшуюся дверь. Следом за ними — продукты, конфеты, замаринованное мясо и мангал к нему. Дети суетились, шумели, чуть не сбивали друг друга с ног. А Викина мать растерянно застыла в коридоре, слившись с остальной мебелью.

Спустя час угомонились: Федя завис у приставки, а Машка уснула прямо на медведе. Мать твёрдой рукой усадила Макса за стол и опрокинула сверху ушат благодарностей. Он, было заметно, старался смотреть на неё без высокомерия, но оно нет-нет да и просачивалось в коротких ответах и беглых взглядах.

— Ужин приготовь, — бросила она старшей дочери, но Макс вмешался:

— У нас там ведро шашлыков. А это дело исключительно мужское. Так что, позвольте.

Он, кажется, был рад ускользнуть из-под опеки.

— Надеюсь, ты его не профукаешь, — не успела за Максом закрыться дверь, шепнула мать Вике. — Золотой мужик.

— А вчера ещё был калекой, — напомнила Вика устало. — К тому же он женат.

— А чего тогда тебя подарками осыпает?

— Из благодарности.

— Ну вот что, — мать подбоченилась и сверкнула глазами. — Благодарность — это уже кое-что. Иди, помоги. Я представляю, сколько у него бабок — ты всю жизнь корячиться будешь. Самой не нужен — нам сгодится, поняла?

Вика кивнула. Не потому что поняла, а потому что никого это в сущности не интересовало.

Макс возился с мангалом — закатал рукава до локтей, а Вика только теперь заметила, что он в джинсах и кроссовках. Непривычно.

— Только не вздумай снова помогать, — предостерёг он, соединив наконец все детали мангала в четвероногую непрочную конструкцию. — До мяса дойдёт — так и быть.