— Что? Нет! — возмутился Макс. — Ты вообще меня слушаешь? Я говорю, что он не стоит ни секунды твоего времени. Что умерло, то умерло. Похорони и двигайся дальше.

— Но ведь жена тебя не бросила, — возразила Вика.

— Вообще-то бросила.

— После того, как ты ей изменил.

— Да не изменял я ей! — Макс звонко хлопнул ладонью по стеклу.

— Брось. Будешь убеждать, что с Танечкой вы только чаем с пирожными за закрытыми дверями баловались? И со мной тоже?

Макс взглянул на неё исподлобья взглядом весом в тонну и отрывисто выговорил:

— Синицына, ты Джек-Потрошитель, а не человек. Я просто хотел быть хорошим для тебя. А теперь получается, что я — лживая свинья, — он задумался и нехотя продолжил: — Хотя, в сущности, так и есть. Думаю, тебе не надо объяснять, что все наркоманы врут. Это уже на уровне рефлексов. Так что лучше не верь мне. Никогда.

— По-моему ты слегка перегибаешь, — не согласилась Вика. — Раз не получилось быть хорошим, хочешь казаться конченной мразью?

— Вот, — Макс с важным видом поднял указательный палец. — Вот теперь я верю, что ты из плоти и крови. И спасибо за характеристику. Она мне чертовски подходит.

Вика встала, подошла к нему и обняла со спины, прижавшись щекой к позвоночнику. Слова смешались с мыслями, обещания с разочарованиями, самолюбие с нечистотами. Но главное — ей хотелось стоять близко к нему, дышать им, впитывать ладонями пот с его спины и знать, что хотя бы до утра он будет таким — героем с негеройским прошлым.

— Пообещай остаться таким, — попросила Вика шепотом.

— Таким замороченным? — хмыкнул он.

— Таким настоящим.

— Ты не знаешь меня настоящего, Вика. И надеюсь, никогда не узнаешь.

— Посмотрим.

Они снова забрались в кровать, и Макс прислонился грудью к ее спине и ласково поглаживал обнаженное бедро. Вика ненадолго задремала, а очнулась засветло. Фосфорные стрелки часов приближались к шести. На цыпочках Вика оделась, собрала вещи и выскользнула за дверь, на прощание взглянув в изборождённое невзгодами лицо Макса. Ей представилось, как это лицо перекашивала гримаса ненависти, когда он бил мать, и как оно сморщивалось во время ломок. Нет, он прав — того Макса похоронили рядом с отцом. А под его именем и фамилией Лиза создала нового человека с чистыми внимательными глазами и ровными линиями вен на сильных руках.

Она слепила его из себя самой, из своего сердца, из своей души. И Вика должна была сделать то же самое, но ей не хватило смелости. Теперь уже, кажется, поздно, но одно решено — жизнь Макса принадлежит той, которая в этой жизни повинна.

И для Вики там точно нет места.

Две чашки кофе и внезапно свалившийся новый проект вывели Вику из душевной комы. Как старый ржавый паровоз она медленно разгонялась, силясь не пропустить ни слова из указаний руководства. Собралась, позвонила москвичам — они обрадовались, включились в работу. Вопрос за вопросом, решение за решением и расправились ссутуленные плечи, перестал ныть затылок, в котором с утра угнездилась боль.

Конечно, выставить Макса из головы со всем его багажом она не могла, но хотя бы оттащила его нагло взирающий на нее свысока портрет в самый темный угол сознания и завалила всевозможным мусором — от технических заданий на разработку до глупых сплетен коллег.

Впрочем, удача недолго держала ее за руку. На обеде Вика спряталась за колонной, увлеклась статьей о предложенной Максом платформе и упустила его появление в гудящей, как провода под напряжением, столовой.

Проскрежетали ножки стула по треснутому кафелю. Вика подняла глаза и встретилась с вопросительно-вызывающим взглядом.

— Все-таки сбежала, — констатировал Макс осуждающе. — Хоть бы записку оставила.

— Дел накопилось, а будить тебя не хотела, — выдала заготовленный ответ Вика.

— Ну да, ну да.

Вика наблюдала за тем, как он кромсает совершенно резиновую отбивную, мало отличавшуюся от подошвы, как накалывает на вилку слипшиеся макароны и жует, не морщась. Он никогда не обедал здесь прежде. Вика знала: их отдел ходил в ближайший ресторан, где цены жалили кошелек, зато не приходилось ругаться с дородными матронами на раздаче.

— Не нужно так жертвовать, — заметила Вика, кивнув на затертую и сколотую по кайме тарелку. — Теперь я буду бояться, как бы ты не траванулся местными деликатесами.

— Вика, — Макс улыбнулся, отложив вилку, — ты знаешь, что чем больше злишься, тем сильнее мне нравишься?

Вика фыркнула. Вместе с тем в животе у нее пекло, и колени сами жались друг к другу так, что швы на брюках впивались в кожу. «Какая я дура, — уничтожала себя Вика, — и уволиться не могу, и работать тоже».

— Я подвезу тебя после работы? — предложил Макс совершенно невинным тоном. — На этот раз без обмана, до станции и ни сантиметром ближе к твоей обители.

— Не надо, — откровенно взмолилась она. — Пожалуйста, не преследуй меня.

— Я только начал! — деланно возмутился Макс. — А если серьезно, то мне просто приятно видеть тебя. И говорить с тобой. И еще много чего другого, о чем ты и сама в курсе.

Хотелось завыть, застонать смертельно раненым бойцом, но Вика сдержалась. Макс чуть подался вперед и ладонью, как бабочку, поймал ее пальцы.

— Я не хочу тебя терять, — едва различимым за общим гулом шепотом сказал он. — И мне кажется, ты меня тоже.

Вика порывисто встала, оттолкнув стул. От прикосновения кожа будто пошла химическими ожогами — они зудели и пульсировали.

— Оставь меня в покое, — процедила Вика в то время, как бедра сводило судорогой, а сердце, словно цветок, распускалось во всю грудь. — Пожалуйста, Макс.

И она побежала. Чувствуя, что на нее смотрят. Зная, что будут о ней говорить. Она прыгнула в лифт, и он бесшумно понес ее по черной утробе прямиком в преисподнюю.

Больше всего Вика боялась застать у выхода из офиса знакомую «Бэху», но ее колоритного блеска нигде не было. Перепрыгивая через лужи, стуча зубами от холода, Вика добралась до станции и с удовольствием нырнула в тугую жаркую толпу, мгновенно согревшую ее своим дыханием. Старую электричку качало, как в шторм, кто-то ругался, в тамбуре умудрялись играть на аккордеоне. Два контролера с трудом протискивались в щели между замотанными в шубы и пуховики телами, пытались выпроводить безбилетника, но он прикинулся спящим. Контролеры плюнули и поползли дальше.

Машка выскочила из дома Вике навстречу и повисла у нее на шее. Вика с радостью покружила сестру и расцеловала в румяные щеки. Федя, как и всегда, дежурил на крыльце — мрачный, с горстью камней в кулаке, которые выставлял по размеру вдоль лавки.

— Пойдем в дом, — велела Вика. — Простудишься.

— А где Макс? — недоверчиво спросил Федя, не двигаясь с места. — Он умер?

— Что ты! — испугалась Вика. — Нет, с ним все хорошо, но ему нужно отдохнуть. Ты что, совсем по мне не соскучился?

Он встал и так крепко сжал Вику в объятиях, что весь воздух из груди выпустил. Лохматая голова приникла к ее ключице, холодный влажный нос зарылся в воротник ее куртки.

— Очень соскучился, — признался Федя. — Очень.

— Тогда идем пить чай, я ваших любимых пирожных купила.

Они зашли в дом, но Федя по-прежнему не выпускал Викину руку из пальцев, увивался хвостом, хватался за ее локоть, будто боялся, что, выскользнув из его ладоней, она потеряется, как монетка в бурном море. Ничего не рассказывал, на вопросы отвечал через один и в конце концов спросил:

— А почему Макс не может отдохнуть у нас?

Вика вздохнула, присела перед ним на корточки.

— У него своя жизнь, — попыталась объяснить она. — Понимаешь? Я иногда помогаю ему, но он никогда не будет с нами жить.

— Он тебя обидел?

— Нет, скорее я его.

— Жалко. Я хотел показать ему кое-что.

— Что? — удивилась Вика, но Федя отрицательно покрутил головой.

— Если он тебе не друг, то не покажу.

С этим заявлением он в задумчивости поднялся к себе и закрыл дверь на щеколду. Вика потерла нос — вот не думала, что Макс успеет так сильно запасть им всем в душу. И будто стервятник на свежую гниль за спиной тут же нарисовалась злая растрепанная мать.