Вика вырвалась на волю — и никто не задержал. Угодила в лужу — сапоги хлебнули так, что ноги в мокрых носках тут же заледенели. Вика перебежала парковку. Прищуренные фары следили за ней, она чувствовала спиной их взгляд, такой же пронзительный, как у хозяйки.

За шлагбаумом чуть не попала под Скорую — водитель оглушительно гаркнул клаксоном, Вика отпрыгнула, снова в лужу. Закачалась, как пьяная, и готовилась рухнуть в воду, но кто-то удержал ее.

— Ну, совсем дурная! — воскликнул Глеб. — Кто ж возле больницы с собой кончает?

Он перехватил ее за плечи, развернул к себе лицом. Борода исчезла, явив еще совсем молодого улыбчивого мужчину немного за тридцать. Он казался таким безмятежным, таким надежным и сильным, что мог бы стоять в ряду Атлантов и ничем от них не отличаться.

— Что ты тут делаешь? — спросила Вика слишком резко и слишком искренне.

— Тебя караулю, а то мне так показалось, ты чудная. И видишь — не прогадал!

У обочины стоял тот самый внедорожник, в котором они делили хлеб и грызли жесткую кабанью колбасу. Мостик между прошлым и будущим.

Как там Макс говорил? Ты из тех, кто жжет после себя мосты. Или нет?

— У меня там чай в термосе, — подкупил Глеб. — А еще я подумал… Твоей маме осетра не надо?

Он глухо засмеялся: зубы у него были желтоватые, крупные, как и все лицо — округлое, с выдающимся носом, широкое и доброе. Хороший человек, тем более — врач. Мать умерла бы от восторга.

— Спасибо, — Вика отстранила его руки и улыбнулась. — Но мне пора.

Она зашагала по слякоти, хлюпая размокшими сапогами.

— Давай хоть подвезу! — крикнул Глеб, но Вика лишь помотала головой, не обернувшись.

Она шла по талому снегу, замерзшая, как будто босая. Налетел ветер, облизнул щеки, забился за пазуху. Вика развела плечи и что-то в ней изменилось.

Она шла по тротуару среди незнакомых безразличных теней и вдыхала ветер. Вика достала телефон, выскребла из него сим-карту. Крохотный кусочек красного пластика утонул в луже.

Началась новая жизнь.