Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Обиделась? — спросил он сухо, будто потратив все важные слова.

— На что? — Вика вскинула брови. — Холодно. Ты тоже не засиживайся.

— Я такси заказал, через пять минут будет. Поехали вместе?

Казалось бы, что такого особенного было в его невинном, почти дружеском предложении, отчего у Вики закололо подушечки пальцев? Может, потому что она поняла — это развилка. Если сейчас согласится, пойдет тропой Макса, рука об руку с ним и прочь от отчего дома. В ином же случае их пути разойдутся отныне и навсегда. Он предлагал не на работу вместе добраться, а вместе же испробовать новую для обоих жизнь.

— Мне детей нужно завтраком накормить, — Вика встала, чувствуя, каким огромным и неуютным стал отцовский ватник.

Макс кивнул — он, кажется, и не ждал иного.

— Я завидую тебе, Синицына, — добавил он холодно и сверху, хотя по-прежнему находился нижнее нее. — Есть у тебя характер.

— Это не характер, — возразила Вика. — Это просто долг.

— Да, я о том и говорю.

Вика нарочно задержалась в дверях, надеясь услышать то самое важное, что оставляют на крайний случай. Но глаза Макса за мокрыми очками успокоились. Бесы на дне притихли, погасили пламя сигнальных костров и тут же из глубины его повеяло стужей.

— Встретимся на работе, — попрощался Макс.

И Вика поняла, что больше его здесь не увидит.

Глава одиннадцатая

Мать за завтраком зыркала на нее волком, а Машка вяло ковыряла оладьи, размазывая варенье по краям тарелки.

— Ешь нормально, — упрекнула ее мать. — И сядь ровно, что скрючилась, спина колесом.

Вика тяжело вздохнула. Болезненная слабость до сих пор сковывала мышцы, но пропустить еще один день на работе она не могла. Малышка кое-как покончила с оладьями и шмыгнула в спальню, подальше от материнских претензий.

— К врачу сегодня ее поведу, — мать ткнула пальцем в закрывшуюся дверь.

— Хорошо, возьми такси.

— Чай не барыня, автобусом доедем.

— Мам, возьми такси. Вспотеет, простынет, сейчас грипп повсюду.

— Ты мне вот, что скажи лучше, — перебила мать, — чего Макс на завтрак не остался?

Вика ждала этого вопроса. До электрички не хватало чуть больше двадцати минут, а мерзнуть на перроне после недавней лихорадки категорически не хотелось и пришлось отвечать.

— К жене поехал, — соврала она, надеясь этой ложью все объяснить.

— Достала ты его, — уверилась мать в своих подозрениях. — Немудрено. Из кого хочешь душу вытрясешь.

— Конечно, ты совершенно права.

— Еще как. Только на кой черт ты с ним под окнами целуешься, если ровней себе не считаешь?

Вика промолчала — да и чем возразишь? Целовались, правда. И совсем не из благодарности, а потому что примагнитило намертво. И если бы не этот разговор с женой, если бы не та сломленность, с которой он принимал ее упреки и оскорбления, возможно, Вика и перестала бы перечить матери. Но и мать была права — нет времени размениваться на невнятные варианты, им нужен кто-то, на кого можно всегда рассчитывать. Не Макс.

— Дура ты, — впрямую заявила мать. — Характер у тебя — мрак, никто не сдюжит.

— Интересно, в кого это я такая? — огрызнулась Вика, порывисто встала и принялась собирать завтрак для Феди, который ни в какую не соглашался покидать свою комнату голодным.

— В отца, — без раздумий ответила мать. — Такой же тихий омут, а как сунешься поглубже, батюшки! Словом, как ножом резал, люди к нему с бедой, а он им — сами виноваты. Не прощал, пока лоб себе не разобьешь. Вот и ты такая.

— Но ведь его ты любила? — до того изумилась Вика, что даже белое зарево злости как-то потускнело перед глазами.

— Так я и тебя люблю, дуру, — пожаловалась мать. — И юродивых этих. Вы же дети мои.

Она подтянула к себе тарелку с нарезанным ржаным хлебом и с хрустом откусила головку зеленого лука, предварительно обмакнув в расписанную под хохлому солонку. Вика, собравшая для Феди бутерброды, в нерешительности стояла у плиты и впервые не могла определить, чего в ней больше: обиды или раскаяния.

— Я Петровну сегодня в гости позвала, — продолжила мать. — С сыном придет. Платье наденешь?

Платье, сын Петровны… Вика вспомнила, какими тусклыми были глаза Макса, когда он уезжал — как брошенные и забытые на дне пруда монетки. Ничего живого, ни единого движения ей навстречу.

— Хорошо, надену, — согласилась она.

Федя, сидя за столом и прикусив кончик языка, что-то размашисто выводил в тетради. Вика заглянула ему через плечо, прежде чем поставить тарелку — ряды чисел, упорядоченные формулами, строчка за строчкой.

— Что считаешь? — поинтересовалась она, а брат даже головы не поднял.

— Не могу сказать, — пробормотал он. — Попозже приходи.

Вика прикрыла за собой дверь и подумала, что пора бы уже признать — Федя одарен, как многие аутисты. Когда он только научился считать, они обрадовались. Когда начал в уме перемножать пятизначные числа — отчего-то испугались, как если бы эти вычисления могли ему навредить. Отец никогда его за них не поощрял, все пытался приучить к труду, чтобы вырос помощник по хозяйству. Но единственное, что занимало Федю, были цифры. И разлучить их никто не мог.

Теперь, когда давление отца ушло вместе с ним в могилу, Вика задумалась, как можно применить Федин талант. На университет ни она, ни мать не рассчитывали — по всем остальным предметам он едва успевал и никогда бы не получил проходного балла на экзамене. Но ведь наверняка в какой-нибудь математической школе его бы ввернули в систему, если бы только он умел выстраивать эти проклятые непонятные ему связи с другими людьми. Впрочем, думала Вика, качаясь в давке среди меховых воротников и вязаных шарфов, сейчас ему намного лучше дается общение и быть может на следующий год они хотя бы попробуют отвести его на собеседование.

Да и Машке скоро в школу. Нужно только успеть сделать операцию до первого сентября и тогда она будет как все — белая мечта отца. Только где взять деньги? За минувший год Вика скопила двести тысяч, а требовалось вдвое больше. Правда, теперь им полагалась пенсия, призванная как бы заместить отца, но даже если на всем экономить, к сентябрю не успеть.

За мыслями о детях полдня пролетели незаметно — Вика даже примирилась с назойливыми звонками, беря трубку, не глядя на определитель номера. Пробудившаяся злость вооружила те внутренние армии, которые не сдавались под натиском зловредных мыслей о Максе. И только к вечеру ее начала одолевать настоящая всепоглощающая тоска.

— Виктория, — разбил тишину голос взявшегося не пойми откуда начальника ее отдела, — через пятнадцать минут встреча с айтишниками. Не забыли?

— Буду, — отозвалась Вика, хотя, разумеется, напрочь забыла о совещании.

А, между прочим, готовилась к нему три недели буквально без просыпу, пока не случились похороны отца. Все искала подходящую платформу, на которую смогла бы посадить систему онлайн-оплаты. Варианты раздражали однобокостью и едва находилось что-то хоть сколько-нибудь, хоть на третью часть подходящее, всплывали новые уязвимости. Так продолжалось бы еще долго, если бы не подвернулись подрядчики, с которых буквально и началось ее падение в бездну по имени Макс.

Они-то и предложили решение, совпавшее со всеми Викиными чаяниями. До похорон она успела бегло осмотреть его со всех сторон, ну а после распоряжаться своим временем уже не могла. И теперь судорожно перетрясала в голове все аргументы, смахивала с них пыль, и сама поражалась тому, как глубоко и как прочно засел Макс внутри нее, что, казалось, на все прошлое она смотрит сквозь его призму.

По лестнице поднималась, как сквозь туман: «Хватит думать о нем, Бога ради, перестань!» Фарватер исчез из виду, и она двигалась совершенно наугад. До тех пор, пока в коридоре дверь, ведущая в кабинет, не поздоровалась громким треском с ее лбом.

На несколько мгновений Вика ослепла, попятилась назад, пытаясь уцепиться рукой за шершавую оштукатуренную стену.

16
{"b":"884776","o":1}