— Ни перед чем не останавливаешься, да? — спросила Вика, кутаясь в ветровку на два размера больше нужного.

— Мне нравится, — согласился Макс. — Получаю больше.

— А цена?

— А за ценой не постою, — пропел он и сыпанул в мангал углей из хрустящего пакета. — Тебе пора смириться. Если я хочу быть здесь, я буду.

— Боюсь, все не так просто. Видишь ли, в законе есть такое понятие, как частная собственность…

— Ты ведь рада? — перебил он бесцеремонно. — Рада, что я вернулся? Не ври, Синицына. Если бы это была неправда, я бы уже уехал. Нет, не так — я бы даже не приезжал.

Вика отвернулась. И все равно краем глаза наблюдала за ним — блестящая угольная взвесь осела на его руках, а когда он смахнул назад волосы, чёрная полоса пересекла лоб. И до того нестерпимо захотелось стереть ее, почувствовать тепло его кожи, настоящее, ровное, человеческое. Вика сжала в кулаках отвороты куртки.

— Не называй меня по фамилии, — нервно попросила она.

— Хорошо, Вика. Или лучше Виктория? Почти как королева…

— Перестанешь когда-нибудь паясничать?

— Когда-нибудь точно. На кладбище скорее всего, и то, честно говоря, вряд ли.

— Зря ты про частную собственность не дослушал.

— Вик, ну перестань, — он запалил угли, полив жидкостью для розжига. Пламя занялось мгновенно, скользнуло рыжим языком по пепелищу. — Не порти хороший вечер.

Вика промолчала. Проблема уже ясно ощущалась и тянула в груди, но смириться еще только предстояло. И столько препятствий — Вика ясно их вообразила — они скрывали широкоплечую фигуру Макса почти что полностью, только вихрастая макушка выглядывала.

«Нельзя, — твердо сказала она себе, — нельзя пытаться построить отношения, пока не сожжены все прошлые мосты».

— Домой заезжал? — спросила она вроде бы невзначай, но с вполне понятным намерением поддеть.

— Нет, — не повелся Макс. — Гостиницу снял. Адрес не скажу, и не проси.

— Жаль, — обронила Вика.

Он распрямился, взглянув на нее с осуждением. И отчего-то от решимости в его глазах ноги у Вики онемели.

— Не начинай, Синицына, — упрекнул Макс. — Я только-только в себя вернулся.

Вика пожала плечами и ушла в дом — нанизывать мясо на шампуры. И когда скользкий холодный кусок никак не накалывался на гнущуюся заточенную алюминиевую спицу, Вика почему-то снова представила собственное сердце, вынутое из груди, неподатливое, жесткое. Почему она так сражается? Он ведь не захватчик, хоть и несет на себе печать рыцарства. Хочет отблагодарить — его право. И вовсе необязательно искать за благодарностью подтекст.

И вечер окрасился иными тонами — легкости, дрожащего в пламени воздуха, светло-серых глаз Макса. Вика лихо рубила овощи, Машка, уже не стесняясь гостя, помогала, расставлять посуду на веранде, а Макс попутно развлекал ее, фехтуя освобожденными шампурами.

Пустое ведро из-под шашлыков Вика залила водой, а потом потащила к сточной яме у забора. В темноте дорожка была едва различима, но одинокий тусклый фонарь пролил на нее полукруг света. Вика подняла глаза и, вздрогнув, остановилась.

Под фонарем, небрежно прислонившись к нему плечом, стоял мужчина и курил. Он ничем не выделялся — мятые, рваные на коленях джинсы, вытянутая футболка — такие часто приезжали на выходные из города. Но что-то тревожное было в нем. Что-то, что Вика уловила, но не смогла объяснить.

— Ищете кого-то? — спросила она первая, переборов страх.

— Да, — кивнул мужчина. — Савельевых.

— А, это в конце улицы, — Вика расслабилась и упрекнула себя за подозрительность. — Синий с белым дом.

— Спасибо, — ответил мужчина, бросил окурок в грязь и раздавил носком ботинка.

Тень его отклеилась от дорожки и поползла плоским хвостом следом. Вика выплеснула воду в яму, а потом вдруг сообразила: ботинок, которым незнакомец затушил окурок — почти как у Макса. А Савельевы — пожилая пара, к тому же бездетная. С пустым ведром Вика вылетела за калитку, но мужчина исчез — как не бывало.

И впервые за вечер ей захотелось, чтобы Макс остался.

А он тем временем учил Машку определять готовность шашлыков. Язычок пламени, жадно облизнувший один из шампуров, вызвал яростный протест и шипение воды об угли. Вика растеряно унесла ведро в дом, а в дверях неожиданно столкнулась с Максом — наигранно возмущённым и румяным от близости огня.

— Что ты мечешься? — укоризненно спросил он. — Сама же говорила — нужно уметь отдыхать. Пойдём. Теперь учить буду я.

Он попытался обнять ее за плечи, но Вика высвободилась. Однако же ощущение горячих пальцев, скользнувших по предплечью, снова всколыхнуло в ней ту волну бессилия, от которой хотелось обратить время вспять.

Когда воздух пропах дымом и пленительным ароматом жареного мяса, Федя появился на крыльце с затуманенным взглядом. Вике страшно хотелось обругать Макса за подарок, который позволит брату еще реже выходить из дома, но она отложила экзекуцию — не при матери же. Федя подошел, остановился напротив Макса, посмотрел по сторонам, будто убеждаясь, что за ним не следят, и неожиданно протянул ладонь для рукопожатия.

— Если ты хочешь жениться на Вике, — сдобрил он свое признание Максовой состоятельности, — я согласен.

Вика никогда так еще не краснела.

Однако ни тени улыбки не промелькнуло в глазах Макса. Он пожал худые, с аккуратно остриженными ногтями пальцы Феди и для верности кивнул.

Тут уже Машка, почивавшая в объятиях гигантского медведя, соскочила с места и в избытке чувств ткнулась носом в небритую щеку своего благодетеля, смутилась своей смелости, после чего ритмичный топот ее ног по лестнице был слышен даже на веранде.

— Кто-то совершенно счастлив, — заметила Викина мать, которая прежде почти не вмешивалась в происходившее. — Мы ваши, Максим, пожизненные должники.

— Если здесь кто-то и должен пожизненно, — Макс акцентировано ударил по последнему слову, — то это я.

Мать прищурилась и смерила Вику взглядом, ясно говорившем: «Он не должен отсюда уехать, тащи его в постель, куда хочешь, тащи, но не вздумай упустить журавля из рук».

— Всем пора по койкам, — громыхнула она, и выразительно дернула бровью в сторону Феди. — Прослежу, чтобы умылись и не болтали, — пообещала мать Вике, нелепо подмигнув, что, конечно, не укрылось от Макса.

— Меня укладывает Вика, — возразил Федя, не двигаясь с места.

— А сегодня Вике нужно помочь дяде Максиму прибраться, — проявила необычную для нее мягкость мать. — Если хочешь, я почитаю тебе…

— Меня! Укладывает! Вика! — неожиданно взорвался Федя, бросился к Вике и больно впился в ее ладонь.

— Пойдем, — Вика предостерегающе посмотрела на мать. — Попозже уберусь.

В комнате Федя с ногами забрался на кровать и закачался вперед-назад, успокаивая себя. Вика ласково обняла его за плечи и поцеловала в горячий влажный затылок. Ей невольно вспомнился Макс в кресле переговорной — такой же потерянный, не в силах совладать с собой.

— Извини, — еле слышно пробубнил он. — Но меня ведь правда укладываешь ты?

— Конечно, — Вика крепче сдавила худощавые плечи брата. — Никаких проблем. Что будем читать?

— Снежную королеву.

Вика вооружилась цветной, разлохмаченной по углам книжкой, которую за пять лет выучила до последней запятой. Федя, не стесняясь, разделся до гола и скользнул под одеяло, замотавшись в него, как в кокон шелкопряда. Викин голос плыл по детской, когда Федя, уже закрыв глаза, прошептал:

— Не бросай нас. Никогда.

Вика сбилась, но тут же вернулась к потерянному абзацу и спасла тем самым Кая от верной смерти. После, напитавшись спокойствием Фединого дыхания, положила закрытую книгу на стул и неслышно спустилась по лестнице.

Дверь в ее комнату кто-то плотно закрыл, из чего напрашивался вывод, что мать сумела уложить Малышку. Впрочем, вскоре нашлось и другое подтверждение — мать поймала ее в прихожей с непривычно расслабленным лицом и даже искрой тепла в давно опустевших глазах.

— Я в комнате с Марусей лягу, — сообщила она. — В нашей с отцом спальне белье перестелила.