Посмотрев вперед, он увидел, что Миджирг направила их лодку в сторону от той, другой. Впрочем, огра и гзартма, сидящие в ней, казалось, не замечали ничего вокруг. Теперь огра взяла гзартму за руки и склонилась к самому его уху, что-то нашептывая. Гзартма слушал, кивал и по-прежнему смеялся. Ну не дать, ни взять парочка влюбленных! Ханет, чувствуя, что краснеет, поспешил отвернуться.

– Что такое? – не переставая грести, спросила Миджирг.

– Ничего, госпожа, – ответил Ханет. – Просто, ну…удивился. У нас люди не ведут себя этак.

– Как – этак? Они ведь просто разговаривают.

– Вовсе и не просто, – пробурчал Ханет.

– Может быть, и не просто. Впрочем, если захочешь, сможешь расспросить потом своего друга, о чем они говорили.

– Что?! – вскинулся Ханет и обернулся, пытаясь рассмотреть получше сидящих в лодке, но не сумел – их надежно скрывала высокая корма.

Миджирг рассмеялась.

– Да, это Нейтан Свитграсс. Вы с ним жили в одной комнате у Оската. Его купила Тилшарг Гора, моя сестра. Но сейчас, как видишь, они заняты. Было бы невежливо их прерывать.

– Ага… точно… то бишь, правы вы, госпожа Миджирг, – ответил Ханет. Он все еще не мог прийти в себя от изумления. Окажись на месте Нейтана Далий, он бы ничуть не удивился, ведь тот и в самом деле относился к ограм иначе, чем все они, но Нейтан?.. А с другой стороны, если эта огра Тилшарг – в самом деле сестра Миджирг, значит, они с Нейтаном и впрямь смогут видеться? А может быть, у огр сестры даже живут вместе, как это принято в Деригаре и Градигаре, где в одном доме несколько поколений делят кров? Хотя, если он постоянно будет видеть, как эта парочка держится за руки или еще что похуже, не так уж это будет и хорошо. Неужто похабные намеки Паоло и скабрезные шуточки, которые они все отпускали по дороге в Копи, на самом деле вовсе и не шутки? Ох!

– Почему… почему вы покупаете мужчин? – он тут же пожалел о своих словах, едва они слетели с языка, но менять что-то было уже поздно. Лучше бы спросил, как огры строят свои лодки! Мог бы рассказать, как строят лодки у них на островах, покрывая кожей легкий каркас: ведь столько деревьев, чтобы целиком лодку из дерева построить, у них сроду не водилось! Потому и корабли для рыбной ловли закупали на верфях Ондола... Однако, как ни странно, Миджирг на этот раз совсем не рассердилась.

– Тебе будет сложно разобраться во всем сразу, но потом, когда поживешь здесь, многое станет понятно, – не переставая грести, ответил она. – Мы, огры, дети Удры, она наша богиня и наша мать. Другим женщинам не место рядом с ней. Да и зачем тут вообще могли бы понадобится другие женщины?

– Ну… для разных вещей… Женщины детей рожают, готовят еду, шьют одежду…

– Человеческих детей пусть рожают у себя дома, а наших детей тут есть кому рожать и без них. Что до остального, так ведь и мужчины тоже отлично могут и вести дом, и готовить, и шить. К тому же, у нас есть слуги.

– Верно, – вынужден был признать Ханет. – Шить все рыбаки умеют, да и готовить тоже. Просто как-то странно, что нет у вас на улицах детей. Где они?

– Наши дети растут среди наставниц, пока не станут взрослыми. Их можно увидеть лишь в Благословенном городе.

Ханету очень хотелось расспросить поподробнее о том, кто же все-таки рожает всех огр, неужели одна лишь мать – Удра? Но отчего-то не решился и лишь кивнул.

– Разве нет у вас, людей, мест, куда допускаются только мужчины? – спросила Миджирг.

– Есть, – удивленно ответил Ханет. – У нас на севере говорят, что женщинам не место в море…

– Это, конечно, спорное утверждение, но вот, видишь! Не так все и сложно, если об этом хотя бы немного призадуматься, – заметила Миджирг и направила лодку к берегу, где их терпеливо дожидался Вагга.

Шли дни, наступила следующая неделя – хь’пэи.

– Огры называют неделю «хбр», но гзартмы должны говорить на своем языке – гиайе, – поучал Вагга, расшивая бисером рукава одежды, предназначенной для праздника Последнего урожая. Ловкие пальцы слуги, держащие тонкую иглу, так и порхали над тканью, а Ханет, глядя на него, вспоминал, как сшивал во дворе их дома жилами наручи, которые они с матерью делали из рыбьих шкурок. Что ж, теперь у него совсем другая жизнь – жизнь бесполезного бездельника. В шкатулке на столе лежат цацки с драгоценными камнями, слуга вышивает ему красивый наряд, чтобы радовать хозяйку-огру, а он сидит дурак-дураком и слушает его болтовню!

– Первый день хь’пэи называется аташиэ'пе или аджэб, второй – этэшиэ'пе или эджэб, а сегодня у нас третий день – отошиэ'пе…

– Оджеб? – вздохнул Ханет и Вагга кивнул, одобрительно шевельнув ушами.

На первый взгляд язык гзартм казался более сложным, чем язык огр, но Ханет быстро понял, что все слова в них схожи. Прислушиваясь к разговорам гзартм во дворе гостиницы или на улицах, он заметил, что некоторые звуки те произносят более мягко, а некоторые, например «р», не произносят вовсе и от того их речь походила на пение лесных птиц, шелест листвы или журчание лесного ручья.

– А как сказать «праздник Последнего урожая»?

– Иэ'т'пеиуйукьэ'пе, – ответил Вагга.

– Итп… нет, я никогда не смогу это сказать.

– А вы попробуйте еще раз.

– Итэ… нет! Иэт-пеиу… как дальше?

– Йукьэ’пэ.

– Иэт-пеиу-йукьэ-пе!

– Ну вот, видите? Почти что получилось!

– Ага, у меня того… способности, – криво усмехнулся Ханет.

Как бы там ни было, но он начал привыкать к этой странной новой жизни. Каждое утро Вагга отправлялся на половину Миджирг, сообщал, как себя чувствует атэл и получал распоряжения на день. Именно так Ханет узнавал о том, где они будут обедать и ужинать – дома или в городе, – куда пойдут, и чем займутся. Постепенно Ханету начало казаться, что все обязанности гзартмы сводятся к тому, чтобы нарядно одеваться, улыбаться госпоже, слушать, когда та говорит, не перебивать и – самое главное – не перечить ей. С одной стороны, это казалось довольно простым – требовалось лишь помнить, что за него заплатили не для того, чтобы он стоял на своем и спорил всякий раз, когда ему что-то не нравится. А с другой, Ханет никак не мог заставить себя смириться с тем, что в нем здесь видят исключительно красивую безмозглую куклу. Увы, пока он совершенно не представлял, как заставить хозяйку изменить о нем мнение. Миджирг никогда не спрашивала о том, как жил и чем занимался ее гзартма до приезда в Забраг. Огра интересовалась лишь тем, доволен ли он своими покоями, хорошо ли спал, не навредила ли ему непривычная еда, нравятся ли одежда и украшения. Ханет надеялся, что со временем Миджирг поймет, сколь мало его занимают разговоры о тряпках и побрякушках. Однако пока этот момент не настал. О себе Миджирг тоже не рассказывала. Ханет попытался расспросить Ваггу, но слуга знал лишь, что Миджирг – очень важная особа и возглавляет министерство Морских ресурсов.

«Ей наверняка нравится море, – рассуждал про себя Ханет. – Судя по ее походке, она немало времени проводит на борту корабля. Мы можем поговорить о море и о кораблях, о ветрах и течениях… когда-нибудь, мы обязательно поговорим обо всем этом, и эта огра поймет, что я не так глуп».

Ему хотелось знать, как выглядят корабли огр, какая рыба водится в океане со стороны Огровых копей, где никогда не бывал ни один мореплаватель с континента. Однако после разговора про механизмы он решил, что сам не будет ни о чем расспрашивать, разве что представится подходящей повод, например, во время прогулок по реке. А пока он пролез весь номер, осмотрел мебель, дивясь тому, что древесину тут не пилят на доски, а мастерят шкафы, столы, стулья и даже кровати из стволов деревьев, отмеряя столько, сколько нужно по ширине или высоте. Увы, обсудить это оказалось не с кем: Нейтана изготовление мебели волновало мало, а Вагга только головой качал, да ушами хлопал, когда Ханет принимался объяснять, что и как мастерят в их краях.

Каждый день, после обеда, Миджирг показывала Ханету ту часть города, в которой они не бывали прежде, и, рассказав ее историю, вела его к знакомой пристани, чтобы покатать перед ужином на лодке. Возможно, она заметила, что Ханету нравится вода, а скорее всего, и сама питала к ней слабость. Стоило им отплыть от берега, как Ханет снимал перчатки и, наклонившись над бортом, опускал в холодную воду кончики пальцев. Поразмыслив, он решил, что не станет нарочно отказываться от возможности пользоваться своим даром, пусть даже сможет делать это всего несколько дней.