– Благодарствую, госпожа!
– Хм-м-м, ну хорошо. Ты, похоже, любознательный гзартма, – с непонятным Ханету выражением, пробасила она.
– Это плохо? – спросил он. Кто их знает, этих огр, может, они не любят гзартм, задающих слишком много вопросов?
– Нет, это хорошо. Ну что, идем дальше?
Они подошли к фонтану. Из огромного цветка, выложенного в его середине разноцветной мозаикой, било вверх множество струй воды. Центральные взлетали вверх, расходившиеся кругом от них били с наклоном в сторону, и падали в воду бассейна, вспенивая её. В облаке водяной пыли сияла в солнечных лучах радуга. Рыбы в фонтане не оказалось и все же Ханет улыбнулся, почувствовав на лице и губах крошечные капельки воды. Это было все равно, что стоять во время легкого шторма на корме корабля и смотреть, как расходятся за ним по воде две широкие пенные волны. Ханет невольно сделал шаг вперед, но Вагга, о котором он успел позабыть, вдруг вскрикнул:
– Атэл, намокнете!
В его голосе звучала такая неподдельная мука, что Ханет нехотя подался назад, хотя едва ли мог серьезно намокнуть от водяной пыли. Однако Миджирг, оглянувшись на Ваггу, сурово нахмурилась и тот, проглотив все свои возражения, поспешил склониться в поклоне, признавая свою неправоту.
– Ежели у вас здесь нету магии, как же действует фонтан? – спросил Ханет, чтобы разрядить обстановку. – Снова какой-нибудь ме-ха-низм?
Последнее слово он произнес по слогам, но, кажется, верно.
– Ты не только любознательный, но и сообразительный гзартма. Ты знаешь, что такое насос? – снисходительно спросила Миджирг и Ханет с трудом подавил желание пожать плечами. Миджирг, похоже, не считала его особо умным. Или, возможно, так огры относятся ко всем людям? Довольно странно… Их ведь тут немало, неужели же никто из них не может сходу сообразить, что магию здесь заменяют какие-то таинственные механизмы?
– Не знаю, госпожа, – ответил он и добавил: – У нас никто не пользуется ме-ха-низ-ма-ми и на-со-са-ми. Я прежде никогда о них не слыхал.
Сказал – и рассердился на себя за то, что оправдывается. Огра уже заплатила Оскату, так к чему теперь пытаться выглядеть в её глазах лучше, чем есть на самом деле?
– Ну, конечно, не слышал! – Миджирг фыркнула. – Вы все пользуетесь магией, не задумываясь над тем, что станете делать, если в один прекрасный день вам придется обходиться без нее.
Ханет промолчал и, отвернувшись, снова стал смотреть на фонтан. Отчасти Миджирг была права: с исчезновением магии жизнь стала бы намного труднее. Лекари не смогли бы лечить людей, строители – возводить дома, повара – готовить, корабли – быстро плыть по морям и рекам в безветренную погоду… Маги не могли бы останавливать бури и штормы, не сумели бы колдовать над полями, чтобы добиваться хорошего урожая. Наверное, на какое-то время все погрузилось бы в хаос. Людям пришлось бы оказаться один на один с природой и полагаться лишь на милость богов. Даже сейчас, лишившись дара, он чувствовал себя очень неуютно, а что же было бы, лишись своих способностей все люди на земле? И все же Ханет чувствовал себя задетым, хоть и не мог понять, что в словах огры показалось ему столь обидным.
– В чем дело? – спросила Миджирг, видимо, заметив его недовольство.
– Ни в чем. Я смотрю на фонтан. Он красивый. И так ли нужно знать, что заставляет воду бить вверх – магия, как у нас, или меха-низмы, как у вас?
Миджирг неожиданно подняла его и, пронеся несколько шагов, поставил на парапет фонтана.
– Я хочу видеть твое лицо, а не капюшон плаща, – заявила она. – Мои слова тебя расстроили. Почему?
Насупленные брови и выдвинутая вперед челюсть хозяйки вблизи выглядели еще более угрожающе, но вот уши, настороженно вставшие торчком, словно у собаки, почуявшей что-то интересное, неожиданно заставили Ханета улыбнуться.
– Я не знаю, – ответил он, впервые глядя ей в глаза – такие темные, что почти невозможно было различить разницу между зрачком и радужкой. На лице огры не было морщин и складок. Ханет вдруг подумал, что та, видимо, еще очень молода.
– Вы словно бы относитесь к нам, к людям… – он замолчал, не зная, как правильно выразить свою мысль и, наконец, придумав, закончил: – …не как к ровне.
– Конечно, нет! – снова фыркнула Миджирг и улыбка Ханета увяла. – Вы слабее нас и живете намного меньше.
– А еще вы думаете, что мы глупее, да?!
– Сколько тебе лет, Ханет? Мне – триста шестьдесят два. Жаль тебя огорчать, но да, я умнее. Как и любого, пусть даже самого старого человека.
– Ну, если дело только в возрасте, – выпалил юноша, – то эмрисы, которые, говорят, живут вечно, должно быть, умнее огр?
Вагга, стоящий за спиной Миджирг, вдруг начал отчаянно трясти головой и жестикулировать. Понять его знаки не составляло никакого труда. «Замолчи немедленно!» – подсказывал он и Ханет подумал, что и в самом деле, наверное, зашел слишком далеко.
– Не должон был я этого говорить, – вздохнул он. – Извиняйте, госпожа.
– Верно, не должен был, – мрачно согласилась та и сняла его с парапета. – Ладно, идем дальше.
Они прошли через площадь и свернули на одну из улиц. Миджирг снова по-хозяйски продела руку Ханета под свой локоть, но больше не говорила с ним. Ханет тоже молчал, глядя по сторонам и пытаясь убедить себя в том, что так даже лучше. Вот только истина заключалась в том, что ему не нравилось молчание Миджирг, и он куда больше думал о том, как помириться с ней, чем о красотах города. С женщинами вечно все одинаково: надуются – и думай потом, что сделал не так! Хотя тут-то и думать было нечего. Вот только он никак не мог понять, как же себя вести с этой великаншей, которая, как оказалось, годилась ему в пра-пра-пра-бабушки, пусть даже кожа у нее на морде – на лице! – была гладкая. Северяне не тратили слов попусту и не повторяли одно и то же дважды, но молчание затягивалось и Ханет начинал склоняться к тому, чтобы извиниться еще раз. Но тут улица закончилась, и они оказались на берегу большой реки, окруженной красными и желтыми кленами, отражающимися в ее зеленоватой зеркальной глади. Возле берега сновали проворные утки, чуть дальше, горделиво изогнув длинные шеи, плавали лебеди.
– Хочешь покататься на лодке? – спросила Миджирг, и только теперь Ханет заметил вдалеке небольшую пристань, у которой покачивалось на воде несколько суденышек.
– Очень хочу!
Они прошли вдоль берега по усыпанной опавшими листьями дорожке, вымощенной плитами из серого камня с красноватыми прожилками. Сухие листья тихо шуршали под ногами и Ханет вдруг понял, что напряжение отступило. Вокруг почти никого не было – лишь вдалеке прогуливалось две пары, да из-за изгиба реки вдруг появилась красная деревянная лодка с высокими, загнутыми кверху носом и кормой. Огра отложила весла и склонилась к гзартме, сидящему на корме, принялась что-то говорить, то и дело трогая его – то за плечо, то за колено. Ханет уставился на них, пытаясь понять, в самом ли деле гзартме это нравится? Однако гзартма, кажется, ничуть не возражал, да еще вдруг громко рассмеялся. Ханет задумчиво нахмурился. Сможет ли он когда-нибудь так беззаботно чувствовать себя рядом с Миджирг, смеяться над её словами? Сколько лет надо прожить здесь, чтобы научиться такому?
Миджирг тем временем прошла по доскам пристани и, бросив монету смотрителю, выбежавшему навстречу, потребовала лодку. Помогла Ханету спуститься по ступенькам, ведущим к воде, и добраться до места на корме. Он не возражал, понимая, что иначе рискует наступить на подол и свалиться в воду. Вагга кинулся вслед за ними, но, как оказалось, исключительно для того, чтобы помочь Ханету усесться, не измяв плаща, а после поднялся обратно на пристань. Смотритель отвязал лодку, Миджирг взялась за весла прежде, чем Ханет успел открыть рот и сказать: «Дайте мне». Всего несколько взмахов – и лодка отошла чуть ли не на середину реки. Да, таким гребцом он не был, Миджирг, пожалуй, только посмеялась бы над ним, сядь он на весла… А вода в реке была чистая – настолько, что на дне можно было разглядеть каждый камешек. Несколько раз он замечал скользящие в глубине гибкие тени, но понять, что это за рыба, не мог.
