— Фрид, — пожал он её.

— Ебать! Ты тоже иностранец?! — не меньше удивился Шон. — Слушай, думаю, это судьба, — рассмеялся он.

— Возможно, — натянуто улыбнулся Фрид, всё ещё не веря, что такому, как он, могло повезти.

— Слушай, — аккуратно начал Шон, — конечно, я не имею представления о том, через что ты проходишь и почему это настолько больно, но... Хочешь, я стану твоей опорой? — отважно сказал он и слегка замялся: — Ну, в смысле, я тебя уже спас, и ты до сих пор слушаешь мою болтовню, поэтому мне кажется, что ты на самом деле... хотел, чтобы тебя кто-то остановил. Чтобы кто-то протянул руку и чтобы этот кто-то стал твоим другом.

Фрид так долго тонул внутри собственного сознания, что любой, кто попытался бы его спасти, не смог бы проплыть и одной трети этого пути. Но Шон был другим. Он не пытался достучаться до Фрида, не пытался проплыть сквозь всю его боль, он просто... появился перед ним. Появился и взял за руку.

Лишь после проговоренных Шоном слов Фрид заметил, как вокруг стало светлее. Как фраза о дружбе не несла никакого смысла, потому что рука помощи тянула его вверх с самого начала, когда он доверился своему спасителю.

Вернулся он домой под праздные возгласы родителей, которые успели обзвонить все экстренные службы в поисках сына, что оставил немногословную предсмертную записку. Они ругали его, били и плакали, смеялись, благодарили Бога и сжимали в своих объятиях. В тот день Фрид и его родители впервые разговаривали так долго, что за окном уже вставало солнце, а по окончанию семейного сеанса обе стороны согласились непременно делиться любыми переживаниями и недовольствами, чтобы не допустить подобной ситуации впредь.

Однако, Фрид настолько часто находился в депрессии, что уже и сам не понимал, когда его состояние ухудшалось. Ему уже не были нужны новые толчки, когда вся его жизнь напоминала подводные горки, поэтому теперь, после болезни, чем больше он думал о Милакриссе, тем сильнее не понимал, откуда появилась эта привязанность, почему она никуда не пропадала спустя столько лет и почему он не мог её отпустить?

«Жду тебя на нашем месте», — написал Шон в телеге.

Фрид не спеша собрался, попутно сообщив родителям, что отправился к Шону, чтобы те не переживали, вышел на улицу и вдохнул полной грудью покалывающий нос воздух — первые заморозки норовили покрыть инеем всю траву к утру. Звёздное небо, почти полная луна и гавкающие собаки сопровождали его всю дорогу. Лифт, как обычно, не работал и пришлось подниматься по воняющей куревом и алкоголем лестничной площадке. Запыхавшись, Фрид вышел на крышу и подсел к Шону, рядом с которым стояло четыре бутылки пива:

— А если бы я не пришёл?

— Сам бы всё выпил, — уверенно заявил друг, подавая бутылку.

Фрид взял её и, сморщившись, отпил.

— Дай угадаю, — начал Шон. — Это опять из-за Милы?

Фрид тяжело вздохнул, не зная, что сказать.

— Блядь, Фрид, ты заебал. Нашёл бы кого попроще к себе в любовный интерес! Столько баб вокруг ходит...

— Ну, мне же интересно проводить с женщиной больше одной ночи, в отличие от некоторых.

— М! — отпил Шон. — Не смотри на меня таким косым взглядом! Я не виноват, что у меня огромное либидо... К тому же, я всех заранее предупреждаю о том, что я мальчик на одну ночь! — оправдывался он.

— Прямо-таки всех.

— Почти... И вообще не переводи, блядь, стрелки! Я хотел тебе рассказать, что случилось, когда мы с Владом пришли к тебе.

Дыхание Фрида сбилось. Он нервно сглотнул в ожидании худшего.

— В общем, э-э-э, не буду тянуть кота за яйца: они расстались.

— Что? — не поверил своим ушам Фрид.

— Ну, короче, там какая-то каловая история в духе «да мы не встречались, да мы это сё», ну хуита какая-то полная, в общем, я передал только самое основное. А ну и ещё Мила хотела с тобой встретиться. Просила сообщить, когда ты поправишься.

Фрид всё ещё с трудом верил в происходящее. Более того, это лишь усложняло всю ситуацию, не давая ответов на измученные вопросы.

— И что? — аккуратно спросил он. — Ты уже сказал ей?

— Давай посмотрим: ты сидишь на крыше девятиэтажки, с которой ещё два года назад хотел спрыгнуть; пьёшь пиво в надежде заглушить состояние депрессии и общаешься с лучшим другом, чтобы как-то прочистить мозги. Нет, Фрид, не думаю, что тебе лучше. Но вот, что тебе точно нужно, так это поговорить уже наконец с Милакриссой, блядь, по душам и предложить ей встречаться. Или хотя бы «дружить», — жестом показал кавычки Шон.

Смотря, как друг понимающе кивает, Шон вытащил телефон из его кармана, открыл контакт Милакриссы и всунул ему в руку:

— Пиши.

Фрид взял смартфон и трясущимися пальцами под бдительным надзором друга написал простое сообщение: «Привет. Спишь?» Не успел он засмущаться и спрятать устройство подальше, как девушка тут же прочла его. Появление небольшой надписи «печатает» заставило его нервничать больше, чем спрятанные в трусы шпоры перед ЕГЭ.

«Тебе уже лучше? Влад и Шон рассказали мне, что случилось», — моментально написала она.

Шон, медленно попивая пиво, подглядывал за деликатным разговором и наслаждался романтической сценой, от которой вокруг летали искры. Он чувствовал, будто его долгая миссия подошла к своему логическому завершению — хэппи энду.

— Лучше иди домой, — похлопал он по плечу друга. — Теперь она от тебя никуда не убежит, — сказал Шон и, прихватив пустые бутылки, оставил его наедине.

Пальцы Фрида едва поспевали за мыслями — столько хотелось спросить, столько хотелось рассказать. Заметив, как ушёл Шон, он медленно поднялся, не открываясь от телефона, и потопал домой. Посередине дороги Милакрисса написала, что она засиделась и ей пора было спать. Фрид же притворился, будто и сам был давно в кровати, благодаря чему они успешно обменялись сладкими прощаниями и пожеланиями добрых снов перед тем, как разойтись.

Отлипнув от телефона, Фрид глубоко вздохнул. Уголки его рта непроизвольно поднялись в верх, руки сжались в кулачки, а ноги сами пустились в пляс. Он чуть ли не в припрыжку бежал по дороге, вертясь в разные стороны, размахивая руками, пока не раскрыл со всей силы кисти, откуда неожиданно появился самый ни на есть настоящий огонь.

Запаниковав, он начал трясти ладонями, дуть на них, в надежде потушить пламя, но оно никак не поддавалось. Юный бог огня, не зная уже, как остановить это безумие, закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на своих руках, быстро повторяя: «Огня нет, огня нет, огня нет».

Жар и прыгающий свет постепенно сошли на нет. Фрид открыл глаза, настороженно сгибая и разгибая пальцы. Он вновь осмотрел свои ладони испуганным и не верящим взглядом — все слова Килии флешбэком пронеслись в его голове, пока собственные мысли собирались в кучу: «Значит, это всё правда? Я действительно... бог огня? И я действительно потеряю дорогого... — образ Милакриссы всплыл перед его глазами. — Нет! — Фрид уверенно зашагал вперёд, отказываясь принимать реальность. — Я защищу её! С этой силой... Я смогу! Кто бы это ни был: родители, Шон, Мила. Я не позволю никому умереть!»

После выздоровления Фрид вернулся в университет, помирился с Владом, снова начал ходить в секцию и продолжал учиться.

В университете часто приходилось работать в парах, делать небольшие презентации, проекты по ненужным предметам, как, например, БЖД, и, учитывая постоянную либо отвлечённость Шона от работы, либо его как таковое отсутствие вовсе, Фриду приходилось выбирать в напарники совершенно разных людей: кто-то любил всё делать в одиночку, а потом скидывать готовый материал, который оставалось просто зачитать; кто-то делал в точности наоборот; кто-то приглашал заниматься проектом вместе, и тогда рождалось множество непонятных, но от этого не менее смешных мемов, сближающих абсолютно разных студентов; а кто-то Рома Жорников.

Феномен Ромы Жорникова объяснить просто, но недостаточно, чтобы понять, насколько же вонючим и отвратительным являлся этот человек.