— Ну, где же твоя Ангола? — спросил его как-то после уроков Герка.

— Где-где! — огрызнулся Аркашка.— Дома, говорят тебе. Забываю все принести.

— Ну-ну...— протянул тот.— Подождем, пока принесешь...

Но если бы Герка знал, как мучился Аркашка, он, наверное, не стал бы его спрашивать о марке, а сделал бы вид, что забыл. Ведь ребята добрые, и если они чего-то друг другу не прощают, то только из-за справедливости. Но они никогда не будут мстить, обнаружив искренние переживания; они никогда не будут смеяться, зная, что человек мучается.

А Аркашка мучился. Он просто не находил себе места.

«Как же так я скажу ребятам, что у меня нет Анголы? Смеяться ведь будут... Задразнят... Нет, надо найти марку во что бы то ни стало. Достать где угодно. И непременно показать ребятам, а особенно этому Герке...»

Во всех магазинах, куда он ни заходил, ему отвечали, что марок Анголы нет.

Чего только Аркашка не был готов обменять за желанную Анголу — всю Южную Африку, Новую Зеландию. Он отдал бы даже Аргентину вместе с Танзанией.

Но Анголы нигде не было. И тогда Аркашка подумал: «Может быть, написать туда письмо?»

Он достал из шкафа толстый энциклопедический словарь, открыл его на букве «а», отыскал слово «Ангола» и прочитал:

«Ангола (Angola) — страна в Африке, колония Португалии...» «Колония... — задумался Аркашка.— А разве можно писать письмо в колонию? Ведь там угнетенный народ... А письмо обязательно попадет к угнетателям...»

Он даже представил себе такого толстого дядьку с плеткой в руках и в коротких штанах, совсем таких, какие носил он, Аркашка, когда еще не ходил в школу; как этот дядька берет в руки его письмо и, узнав, что оно от пионера из Советского Союза, рвет его или кладет на стол и долго бьет плеткой по конверту.

«Нет, письмо туда писать нельзя,— твердо решил Аркашка.— Но что же делать? Что?»

А в школе Герка все продолжал спрашивать Аркашку о марке.

— Ну, что же? Где твоя Ангола? — не унимался он. А один раз, выждав перед началом уроков, чтобы в классе собрались почти все, громко объявил: — Аркашка все наврал! Нет у него никакой Анголы! А если и есть марка, то какая-нибудь задрипанная американская или испанская...

И тут случилось неожиданное.

Услышав про свою испанскую марку, Аркашка в два прыжка оказался рядом с Геркой. Тот не ожидал этого, но быстро собрался и, приготовившись к обороне, толкнул Аркашку в плечо:

— Ты чего это?

Но Аркашка что было сил навалился на Герку, прижал его к полу и начал бить. Герка, казалось, не сопротивлялся, а только хрипел. Однако, изловчившись, он сильно ударил Аркашку ногой в живот, так, что тот отлетел к столу, где сидела Верочка.

— Ой! — покрывая общее возбуждение класса, завизжала она.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в класс не вошла Майя Семеновна, преподавательница русского языка.

— Ой! — еще сильнее, чем Верочка, завизжала она, но это как раз и остановило всех, в том числе Герку и Аркадия.

Поднимаясь с пола, они глянули друг на друга, понимая, что теперь оба друзья по несчастью, и, повернувшись к Майе Семеновне, пыхтя, стали ждать приговора. У Герки из носу текла кровь.

— Сейчас же выйдите и умойтесь,— начала учительница.— А потом... потом ступайте к директору и расскажите, что случилось...

К концу пятого урока в школу не пришел, а, скорее, прилетел Теркин папа. Классу было велено остаться.

— Будет собрание,— объявила староста Пятакова.— Прорабатывать Сазонова будем...

— А почему только Сазонова? — спросил кто-то.— Ведь они оба дрались...

— Не знаю. Так сказали...

В класс вошли Майя Семеновна, директор и Теркин папа, который вел своего сына за руку.

— Вы посмотрите, посмотрите, как у него нос распух,— начал он еще от дверей демонстрировать Герку.— Ведь это варварство — так бить человека. Это же хулиганство...

— Ну, за хулиганство судят... А за это Аркашку судить не будут,— раздался голос с задней парты.

— Куркин! Помолчи! — властно прервал его директор.— Слушай лучше!

И Куркин, буркнув что-то веселое своему соседу, замолчал.

А Теркин отец все говорил и говорил. Он рассказывал совершенно невероятные сказки, будто когда он, Анатолий Петрович Листовский, был в таком же возрасте, как они, то никогда не дрался, что тогда вообще мальчишки не дрались, а были очень примерными и воспитанными и что драться — это нехорошо.

В конце своей речи он опять вернулся к Геркиному носу и заметил:

— Сазонов искалечил моего сына. Вот смотрите, как у него нос распух...

— Но у Сазонова ведь тоже синяк не на спине,— вставил опять Куркин.

Но на этот раз директор его не перебил. Он так же, как и все, взглянул на Аркашку и, как бы действительно убедившись, что синяк не на спине, а под глазом, вышел вперед и начал говорить.

Он тоже говорил долго, а потом еще выступила и Майя Семеновна.

Когда собрание закончилось и все вышли из класса, директор остался с Аркадием один на один.

— Ну, расскажи мне, за что ты так налетел на Листовского? Почему появилась у тебя к нему такая ненависть? Из-за марки, как говорят? Нет, я этому никогда не поверю...

Но Аркадий молчал. Он молчал и тогда, когда директор пригрозил ему четверкой по поведению за полугодие, и тогда, когда сказал, что поставит вопрос об исключении его из школы. Не помогало ничего. Аркашка молчал, как камень.

— Ну, вот что,— произнес директор в заключение.— Завтра в школу без родителей не приходи.

— А у меня отец в командировке.

— Тогда пусть придет мать...

После школы Аркашка поехал прямо к дяде Мите. Почему он так сделал? Отец его действительно был в командировке, а матери говорить, что ее вызывают в школу, не хотел. Он знал, что дядя Митя ему поможет. И дядя Митя помог бы ему обязательно, если бы он рассказал ему всю правду. Вообще-то Аркашка ничего не утаил — не сказал только, из-за чего началась драка. И уж, конечно, промолчал об истории с ангольской маркой. А вот этого как раз делать-то было и не нужно, потому что, как часто бывает, одна неприятность, если с ней не разделаться, ведет за собой другую. Так это случилось и в этот раз, хотя все так хорошо началось...

Договорившись с дядей Митей, что он назавтра придет к нему в школу, Аркашка, не заезжая домой, решил заглянуть в магазин «Филателия».

«Может быть, будет там Ангола на этот раз»,— подумал он. Но марки не оказалось.

Уже выходя из магазина, Аркашка увидел у дверей высокого парня в ярком шерстяном шарфе.

— Тебе что, Ангола нужна? — толкнул его тот плечом.

Аркашка кивнул головой.

— Пошли...

На улице парень вытащил из кармана кусочек картона, обтянутый пленкой, и показал ему.

У Аркашки захватило дух. Это была Ангола.

Желтые, голубые, оранжевые квадратики так и поблескивали на ладони парня. Однако стоили они у «продавца» дорого, и денег у Аркашки не хватило. Тогда он, не раздумывая, вытащил кожаный кляссер и протянул его парню.

Тот прямо-таки выхватил Аркашкино богатство.

В троллейбусе по дороге домой Аркашка не мог налюбоваться марками. Он так и держал их перед собой озябшими пальцами, не надевая перчаток,— боялся, что испачкает целлофановую обертку или еще (не дай бог!) помнет.

Изображавшие какие-то африканские деревья, марки казались ему самыми красивыми на свете. Он даже представил себе, как шумят эти деревья от дуновения жаркого африканского ветра.

«Ветра? — подумал Аркашка.— А может быть, его там не бывает? Ведь это не наш климат. Это не Европа... Не Франция... Не Испания...»

И тут вдруг Аркашка вспомнил, что забыл вытащить из кляссера, который отдал парню, ту старую испанскую марку — подарок дяди Мити.

«Надо бежать к магазину,— искрой мелькнула у него мысль.— Найти этого парня... Обязательно найти... И во что бы то ни стало забрать у него испанскую марку... А вдруг парня уже там нет?..»

Аркашка пересел на троллейбус, который шел к магазину, и через несколько минут уже был у «Филателии». А что толку — парня там не было.