— Спасибо,— поблагодарил его Павел и снова повторил вопрос, который задавала официанту Люба еще в ресторане во время обеда: — Откуда вы знаете’ русский язык?

Паренек так же, как и тогда, коротко ответил «знаю», но Павел тем не менее почувствовал, что на этот раз подросток был готов сказать что-то еще, и потому заторопился поддержать разговор дальше, выбрав для этой цели, быть может, не самый удачный тон восторга.

— Вы очень, очень хорошо знаете русский язык! — сказал он.— Это говорю вам я, русский... Я просто восхищен вами!

Подросток улыбнулся:

— А я тоже русский...

— Как?

— Мой дед жил в России,— начал он рассказывать, польщенный похвалами Павла,— но уехал оттуда давно. Здесь родился мой отец, его братья... Мои дяди,— уточнил подросток и посмотрел на своего приятеля, который явно не понимал, о чем они говорят, и потому, наверное, так увлеченно рассматривал остановившуюся рядом с ними машину, выкрашенную в необычный цвет, напоминающий новую алюминиевую кастрюлю.

— Здесь родился и я,— продолжал подросток.— В семье у нас прилагают все усилия, чтобы знать русский язык. Дедушка, когда был жив, всегда стоял на том, чтобы мы дома говорили только на русском языке. И вот я теперь его немного имею...

Павел только сейчас заметил, что помимо акцента, который выдавал подростка, он еще как-то странно строит отдельные фразы и употребляет некоторые слова. Все вроде бы на русском и в то же время не по-русски. Но он не стал говорить ему.

— А в Москве есть каменные мосты? — услышал неожиданный вопрос Павел.

— Мосты? — не понял он.— Есть, конечно!.. Есть и каменные...

— А нам говорили, что в Москве все мосты разрушены еще во время войны.

— Что? Что?— опять не понял Павел.—Как разрушены?

И тут только до него дошла вся степень незнания подростком его страны, Советского Союза, любимой Москвы, в которой он, Павел, родился, учился, в которой живет сейчас и работает. Павел даже растерялся поначалу. Ну в самом деле, что им на это скажешь? Однако, собравшись, он тихо и спокойно произнес :

— Ну, во-первых, мосты в Москве все до единого уцелели после войны, а во-вторых, в Москве после победы восстановлено все. И восстановлено давно! Сейчас Москву не узнать. Она стала в сто, в тысячу раз лучше, чем была до войны... В Москве много строится...

Он еще что-то говорил, пытаясь вспомнить самое главное, что особенно, как ему казалось, могло бы убедить подростка, но тот уже ничего не слушал, а взяв за рукав своего товарища, тянул его к Павлу.

Белобрысый не сопротивлялся. Подойдя к Павлу ближе, он внимательно посмотрел на него и что-то произнес. Услышав перевод, Павел снова оторопел.

Белобрысый спрашивал, где Павлу выдали его костюм: на границе или уже в их стране?

— Да ты что? На какой границе?

— Но ведь у вас нет костюмов...— снова услышал он перевод реплики белобрысого.— У вас лапти, балалайки, самовары... Ваши люди всегда их нам дарят.

Павел уже совсем разгорячился, но, понимая, что сейчас эмоции — плохие его союзники в разговоре, заставил себя сдержаться. Ему на помощь пришел «их» официант.

— И я ему всегда говорю, что у вас все есть,— сказал он, посмотрев на белобрысого.— Мы же слушаем дома ваше радио. Я знаю... А он вот не верит...

И тут Павлу вдруг почему-то припомнились яркие плакаты в гостинице, на которых изображены элегантные пальто, красивые машины, аппетитные кушанья, рядом встали надписи: «Америка, Япония, Австрия...»

Павел еще долго разговаривал с подростками, а когда они уже уходили — приближалось время начала их работы, Павел захотел подарить им на память сувениры, но потом раздумал.

В его кармане лежали матрешки, на которые так была похожа луна в ресторане, где они работали.