Увидев девочку с перекошенным лицом, Федор понял сразу — острое воспаление надкостницы. Он был зубной врач и потому без труда мог определить такое ярко выраженное заболевание.

— Подождите меня здесь! — громко сказал он.— Я скоро.

Разговор с капитаном и судовым доктором был недолгим. Ему разрешили осмотреть девочку в медицинском кабинете теплохода, и вскоре она уже сидела в кресле, беспокойно озираясь по сторонам.

— Не волнуйся. Все будет хорошо,— успокаивал ее Федор.

Судовой доктор ему помогал.

— Ну, вот и все. Теперь тебе будет легче,— сказал через несколько минут Федор, со звоном бросая инструменты в металлический ящичек.

— Полоскать будешь вот этим,— протянул он ей темный пузырек.— А эти таблетки три раза в день. Понятно?

По тому, как она поспешно закивала головой, Федор увидел, что она поняла.

А тем временем у трапа назревал скандал.

Дядя, узнав от торговца кошельками, что его племянница пошла на советский теплоход, явился на пристань.

Он сделал это потому, что был уверен, что из этого что-то выйдет, что он что-то с этого будет иметь.

Сама ситуация, о которой рассказал подросток, ему сразу же показалась необычной и потому уязвимой...

«Местная девочка на чужом теплоходе... А это значит, на чужой территории,— рассуждал он.— О! Да, они за это и заплатить могут через полицию...»

Правда, торговец кошельками сразу же предупредил дядю, что за сообщение, которое он ему сделал, он тоже хочет что-то иметь, но они быстро договорились.

— Я — дядя! Дядя! — начал громко кричать чистильщик, подойдя к трапу.— По какому праву забрали мою племянницу? Выпустите ее сейчас же!

Кто-то попытался ему что-то объяснить, но он не прореагировал, вернее, просто не хотел. У него была совсем другая задача.

Хорошо, что Федор скоро вместе с девочкой появился на трапе. Девочка улыбалась. Однако, увидев дядю, остановилась и даже попятилась.

В секунду оценив обстановку, Федор ринулся в наступление. Мгновенно сбежав с трапа, он подошел к мужчине и тоже громко начал:

— Что же это вы, взрослый человек, не можете помочь своей маленькой родственнице? Не можете отвести ее к врачу, ведь у нее очень серьезное заболевание...

— К врачу? — немало удивился тот.

Он не ожидал такого поворота, а вернее, такого начала, но тем не менее, уверовав в благополучность исхода этой истории, продолжил:

— Врачу деньги надо платить...

— Но вы же богатый человек. У вас есть свое дело...

Услышав слово «богатый», мужчина улыбнулся. Ему всегда льстило, когда его так называли, хотя, скажем откровенно, особых тому оснований не было.

Но так уж было заведено в этой стране, что каждый торговец, лавочник, официант или чистильщик мечтал быть богатым. И когда это звание за кем-то из них укреплялось, возражений не было, а даже появлялась уверенность, что это именно так.

Наулыбавшись, дядя все-таки заметил:

— Платить можно тогда, когда знаешь за что...

— Я вас не понимаю,— изумился Федор.

— А что тут не понимать? Зуб отболит и пройдет, а если обратиться к врачу, то уйдут деньги...

— А если зуб не пройдет? — почти вскрикнул Федор.— Если он разболится еще больше, заденет кость, тогда девочка может...

Он остановился, не договорил, потому что кругом было много народу, да и знал, что где-то здесь стоит, держась за щеку, его юная пациентка. А при ней, даже маленькой девочке, он, как врач, произносить этих слов не имел права. Но дядя понял то, что хотел сказать Федор. Нисколько не смущаясь, он закончил его фразу вопросом:

— Умереть может? Ах как это печально,— уже цинично продолжал дядя.— А у меня у самого двое детей умерли, мальчик и девочка... Что же мне теперь?— Он помолчал, а потом добавил: —Я так знаю: бог дал и бог взял, если ему будет угодно...

Федор уже понял, что разговаривать с этим человеком бесполезно, и потому попытался скорее от него отвязаться.

— Ну ладно,— сказал он,— племянница ваша в целости и сохранности, ничего с ней не случилось. Она уже здесь на пристани, на вашей земле. Так что, какие еще могут быть вопросы?

Чувствуя, что намеченный план срывается и молодой человек полностью уверен в своей правоте, дядя неожиданно закричал во всю силу:

— Полиция! Полиция! Сюда! Господа русские обидели мою несовершеннолетнюю родственницу!

Появились полицейские.

— Что здесь происходит? — спокойно спросил один из блюстителей порядка, поправляя у подбородка ремешок каски.

Дядя начал объяснять.

— Где ваша племянница? — перебил его полицейский.— Я сам хочу с ней говорить.

— Вот...— посмотрел дядя в ту сторону, где она только что стояла, и не увидел ее.— Куда же она делась?

Ее действительно уже не было. Воспользовавшись суматохой, девочка убежала с пристани, прижав к груди темный пузырек с микстурой и крепко зажав в кулаке таблетки.

— Так где же ваша племянница? — снова повторил вопрос полицейский.

— Не знаю... Но она была здесь... Была! Все видели... Они могут подтвердить,— обратился он к стоящим ребятам.

Но те молчали, и полицейские, постояв еще немного, неторопливо пошли вдоль стоящих у причала светлых океанских кораблей. Федор посмотрел на обескураженного дядю, и тут вдруг ему пришла мысль: «А не попытается ли этот человек выместить потом на девочке свою злость, не попытается ли он в чем-то повлиять на ее родителей? Ведь она самовольно пришла на советский теплоход... А кто знает их, родителей, как они к этому отнесутся? Я же с ними не знаком! А потом...»

Федор еще раз взглянул на дядю и понял, что этот человек может сделать все.

Сбегав в свою каюту, Федор появился на пристани, держа в руках маленькую железную баночку — крем для обуви. Он захватил его с собой в дорогу, думая, что пригодится, но так ни разу не открыл.

— Это вам как сувенир,— подошел он к мужчине.— И будем считать, что инцидент исчерпан.

Увидев нераспечатанную банку гуталина, мужчина растаял.

— О месье! — сказал он нараспев.— Я вами очень доволен... Примите мою благодарность... Такой подарок! И это в то время, когда цены на нефть поднялись...

«А при чем тут нефть? — подумал Федор.— Очевидно, он имеет в виду, что гуталин делают из нефти...»

А мужчина продолжал:

— Я приношу свои искренние извинения вам, месье, за беспокойство...

Но Федор перебил его.

— Прошу вас выполнить оДну мою просьбу,— сказал он.

— Какую? — как можно вежливее спросил мужчина.

— Прошу вас никогда никому не рассказывать об этом случае и никогда не напоминать о нем ни девочке, ни ее брату. Никогда! Вы поняли? Вы можете мне это обещать?

— Конечно! Конечно, месье! Даю вам слово порядочного человека...

Вокруг захихикали, но дядя на это не обратил внимания.

Он продолжал кланяться и рассыпаться в комплиментах даже тогда, когда теплоход уже отошел от пристани.

Павел впервые увидел город, который, казалось, никогда не спал. Его неумолкающий шум заполнял улицы даже ночью. Стихнувшие под утро сирены машин сменяли скрип открывающихся ставен, жалюзи, крики шоферов, развозящих ранний товар, громкий лай усердных собак и визгливые возгласы быстроногих мальчишек — разносчиков газет.

Павел вышел из гостиницы, едва забрезжил рассвет. Не спалось. К тому же он решил обязательно отыскать до завтрака тот мост, о котором рассказывала Элен и который, как она говорила, находился где-то совсем рядом. Хотелось взглянуть на чугунную оправу его камней, которая уже несколько веков держит это уникальное сооружение.

...Они приехали в этот город вчера во второй половине дня и разместились в шикарной гостинице, сплошь застеленной мягкими коврами. Ковры были везде: в холлах, на лестнице, в широких проходах этажей. В сочетании с белым мрамором стен и искусственным дневным светом, падающим откуда-то сверху, они придавали гостинице особенно богатый и парадный вид.