— Посмотрим, — проворчал я, сбрасывая с себя морок его слов. — Посмотрим и проверим, насколько велика здесь норма на естественные потери эссенции. Кое-каким козлам сегодняшний день пережить не получится все равно, как бы ты, Шут, этого не хотел.

— Я — хотел?! — изумлённо возопил Шут. — Да убивай их хоть всех, Господь узнает своих! Дожились, черт подери, что это я уговариваю тебя следить за своим поведением! Кто из нас двоих псих?

— Я, — отозвался я, скрипнув зубами. — Я здесь — Псих. А ты — Шут, так что заткнись. Ты сам бы на моём месте никого жалеть бы не стал, так что пошли.

— Пошли, — с предвкушением, ответил мне Шут.

Я бежал, не обращая внимания на пытливые взгляды, которыми награждали меня обитатели тоннелей. В своих руках я крепко сжимал окровавленную салфетку, которая, как нить Ариадны, начертила мне сквозь пространство направляющий луч. Я воспринимал направление шестым чувством, словно указующая на Белку магнитная стрелка.

Я все дальше и дальше удалялся от ухоженного центра поселения, где стремилась ввысь пирамида, а вдоль улиц сверкали белоснежными стенами высокие здания. В какой-то момент мои ботинки ступили на неотёсанный камень скал, и дальше я шел в кромешной, непроницаемой темени. Несмотря ни на что, я видел сквозь неё, как видит пространство слепой, который ощупывает всё перед собой рукой.

Наконец, я пришел туда, где с Белкой была особенно сильная связь.

За очередным изгибом извилистых стен тоннелей, передо мной выросла рукотворная преграда чьего-то дома. Непохожий на другие, он будто бы врос в расщелину среди серых скал, преградив передо мною путь. Прожекторы выхватили из тьмы моё лицо, и двое охранников-мужчин, которые стояли у самого входа, настороженно повели взглядами в мою сторону. Я заметил у них на поясах игломёты, и встал соляным столбом на месте, обдумывая дальнейшие действия.

А затем, вдруг, я почувствовал прикосновение к моим вискам чьих-то невидимых рук, и мой взгляд выхватил из незримого пространства вид чужих, ищущих глаз. Они смотрели вглубь меня, в меня – в самое моё сознание, тщась своими бесцеремонными потугами добраться до самого сокровенного, скрытого в сердце. Чужие руки вызвали у меня безотчетную, брезгливую дрожь, словно своими липкими щупальцами пролезть в меня пытался сам Червь. Изнутри поднялась волна отвращения, и я рефлекторно обернулся вокруг чужих, грязных лап, всем своим существом, и вцепился них, словно сорвавшийся с цепи зверь.

Я забыл, где нахожусь, где стою. Был только я – и он, Червь, чьи щупальца столь часто касались моего сознания в прошлом. Но впервые в своей жизни, я теперь мог больше, чем просто стоять и терпеть мучительное вторжение – я мог ответить! Я встал, и отрастил свои щупальца, свои зубы и когти – и вцепился ими во врага, и рванулся прямо к чужому горлу, чтобы принести ему всю ту боль, весь тот страх, что скопился у меня ещё с тех времен, когда я был лишь беспомощной жертвой.

В мои уши ворвался пронзительный, страшный крик. Один из охранников, словно его обуял ужас, заметался на месте с дико выпученными глазами, а затем с безумными воплями побежал прочь. Бежал вслепую, и врезался в стену, а дальше уже пополз прочь на коленях. И лишь мгновение ошеломления, когда второй часовой потрясённо смотрел на меня, позволило мне очнуться и вспомнить, что напротив меня – ещё один враг.

Мой разум протянулся через пространство, словно рука, и сжался со страшной силой в кулак. Таран обрушился на врага, ударив его прямо в грудь, и отбросил его спиной в блестящую стену. Стопы встреченного мной противника оторвались от поверхности скалы, и он обратился в беспорядочный полет.

Меня пронзила лёгкая слабость, которую я волевым усилием подавил, и помчался вперёд, на бегу сжимая руки в кулак.

Противник только пытался выпрямиться на трясущихся руках, когда я настиг его. Пинком под рёбра я заставил его вновь упасть, затем я прижал его к земле коленом, и начал осыпать его голову жесткими ударами кулаков. Уже к третьему удару я обнаружил, что враг лишь мотает головой из стороны в сторону, без малейшего присутствия в глазах разума, и прекратил его бить. Тревога все ещё не поднялась – или я её просто не слышал.

Другой часовой к тому времени убежал так далеко, что убрался уже за пределы моего зрения. Мои незримые ладони слепо зашарили руками в пространстве, ощупывая тщательно воздух, но всё равно его не нашли. Он был уже слишком далеко.

«Убежал и ладно» - свирепо подумал я. Плевать на него – после такого испуга ему надо будет несколько дней приходить в себя, чтобы в коленках пропала тревожная дрожь, а за поворотом не подкараулил сердечный приступ. Теперь не боец.

Толкнув дверь, я услышал лишь глухой звук. Она была заперта.

- Пошарь с другой стороны двери, и найди кнопку, - посоветовал мне Шут.

С ощутимым трудом преодолевая преграду, я просочился сквозь стену своим сознанием. Всегда – и до сих пор, и сейчас я замечал, что моё зрение обычно лишь скользит вдоль преград, и только однажды мне случайно удалось за них заглянуть – когда я заглянул в чей-то душ. Сейчас этот опыт я попробовал повторить, и спустя срок, я преуспел.

Очертания стены с другой стороны двери проступили в моём сознании. Мои незримые руки нащупали кнопку, и прикосновение к ней заставило дверь бесшумно сдвинуться в сторону. Я снял пояса игломёт, и вступил в обширную круглую комнату.

За столиком с закругленными краями, с локтями сидели люди. Забросив нога на ногу, или просто расслабленно откинувшись спиной в кресле, они сидели за столом и обсуждали что-то веселое – судя по тому, что лишь нескоро моё появление заставило их отвлечься. Взрыв смеха резко оборвался, когда один из мужчин вдруг обнаружил мою фигуру, что застыла в проходе, и указал на меня рукой.

Их было много. Пятеро. Шестеро – я не стал никого считать по головам. Я просто зашел внутрь, наставил на них игломёт и начал стрелять.

Тишину разорвал страдальческий крик множества голосов, когда стрелы игломёта по самую насечку на концах снарядов, пронзили чужие мышцы. Я повел в сторону рукой, щедро осыпая всех стрелами, и лишь расторопность одного из охранников не позволила мне довершить разгром.

Он вскинул ладони, и в воздухе застыл стол, непреодолимым заслоном вставая на пути моих стрел. И тут же – рванулся вперёд, ко мне, словно его запустил со всех сил великан. Я сжал щупальца разума на его пути, и вдруг почувствовал – с другой стороны! – такие же щупальца, которые своей хваткой пытались пересилить меня, но тщетно.

Я стиснул зубы и напрягся, ощущая на губах металлический привкус. Стол, словно передумав лететь, застыл в воздухе, а затем развернулся и полетел в противоположном направлении. Сбил с ног единственного противника, что силился сопротивляться моему натиску, и невольно прикрыл его своим стальным телом от моих собственных стрел.

Я непроизвольно выругался, после чего побежал, чтобы встать к противнику под более удобным углом. И вдруг я остановился, как мушка в застывшей смоле, и ощутил прикосновение ко мне незримых ладоней. Они пытались схватить меня, сжаться вокруг моего горла, чтобы я захрипел, задохнулся и погиб – без шанса вдохнуть живительный воздух.

Мой ответный удар был рефлекторным, непродуманным и спонтанным, словно у меня пробуждались инстинкты, применимые лишь для противостояния псионов друг другу. Словно моё сознание обернулось сжатым до невозможности кулаком, и стремглав помчалось через пространство. Впечаталось врагу в голову, почти проломив ему череп, и прокатило по полу его неподвижное тело.

Не обращая внимания на врагов, мёртвых и раненых – и неотличимых от мёртвых, я скорчился на корточках на полу, пытаясь прийти в себя. Слабость стремительной саламандрой пронеслась по всему моему телу, обжигая и раня мне лёгкие. Я почти ослеп и оглох, и погрузился в почти полную тьму.