— Стреляй! — кричал Дерзкий, отбиваясь от тварей, которые забивались в альков, пытались разорвать острыми зубами одежду, сорвать с головы шлем — и кусать. Кусать, пока в телах врагов ещё течёт кровь.
Золотистая пыль парила и мерцала в воздухе над схваткой, словно молчаливый свидетель убийства — который, будто у него вдруг пробудилась совесть, сдвинулся с места и перетек в воздухе вперед, своими блестящими чистыми нитями.
Чёрт кричал, не обращая внимания на то, что жницы никак не могут забиться ему под шлем, и не могут прокусить ему воротник. Его руки в перчатках мелькали в воздухе, когда вдруг между ними стал струиться золотистый песок. Не встречая преграды, он проник прямо сквозь стёкла шлема, забиваясь в отверстия для дыхания, и сквозь мельчайшие щели.
Чёрт вдохнул воздух — и замер. Его дыхание остановилось, а зрачки расширились, занимая всю радужку. Сердце застучало в груди барабанами, словно бил в бубен шаман. Бам! Бам! Бам! Оно стало выбивать чечётку бешеным темпом, и понеслось вперёд — вперёд, вперёд! И когда оно остановилось, в сознании Чёрта раздался красочный взрыв...
И тогда родился я — из пламени и огня. Восстал из праха, из пепла — из страха всех. Оставленный и забытый, я — Шут. И, всё-таки...
Эта история не была про меня.
***
Спустя срок
...их было двое: пара Пыль-пробужденных против пары Пыль-пробуждённых.
Девушку в расчёт можно было не брать, как и крупного парня, который просто таращился в пустоту.
«Умственно неполноценный» — так решили Пробуждённые Пылью, мельком исследовав его разум. Что до других, то нельзя, чтобы сила, которую даёт человеку Пыль, была в руках у непросветлённых.
Нельзя! Табу. Сначала должен быть пройден длительный путь, когда лучшие телепаты избавляют от посторонних побуждений, и наставляют нравы. Именно поэтому, когда эти двое пробудились, на всплеск волн их умов мгновенно пришли Пыль-пробуждённые, прорвав ткань пространства телепортацией.
Сопротивление было бесполезным.
***
Антон
Мое сознание нехотя пробуждалось от дрёмы. Неохотно и неспешно, как будто природа пробуждалась от своей спячки. Свет, струящийся сквозь ресницы, представлялся мне просто пустышкой — самообманом. Фата-морганой, после столь долгого сна, и столь длительной сумрачной тьмы, что смотрела в мои веки вечность. И лишь приглушённый шелест чьих-то горючих слез, что падали на пол, и звуки чужих рыданий вытянули меня из бесчувствия.
Я разомкнул веки, всё ещё считая все вокруг меня сном. Но любой, сколь угодно желанный сон легко обращался в свою противоположность — кошмар, стоило лишь услышать в нём плач. Тем более, женский плач — ведь именно это сочетание я не любил больше всех.
— Пожалуйста, не забирайте их! Не забирайте! — звуки женского голоса стало невыносимо терпеть.
Я открыл глаза, и увидел, как в легкой мгле, силуэт молодой девушки, которая стояла на полу на коленях, перед двумя телами. Ещё две фигуры — высокие, крупные фигуры, скрытые от меня в полумраке, стояли прямо перед ней, и безмолвно смотрели на неё сверху.
Я моргнул, и смутные контуры обрели передо мной четкость, словно я протер на камере объектив. Девушка была одета в серый, с множеством карманов, комбинезон от горла до пят — серый от грязи и пыли, и серый ещё от природы.
Кровь, которая закапала его сверху донизу, представлялась мне пролитыми каплями вишневого сока — настолько неправдоподобно её было много. Ни один человек не смог бы так залить кровью комбинезон, свой или даже чужой. Тушки маленьких черных тварей, похожих то ли на птиц, то ли на летучих мышей, не сразу бросились мне в глаза, хотя и покрывали сплошным ковром пол. Видимо, это — их кровь?
Девушка была красива, что я даже против своей воли заметил. Рубиновые волосы, похожие на разбросанные по голове лепестки роз, в беспорядке падали прядями ей на лицо — светлое и гладкое, как алебастр. Зелёно-голубые глаза лишь мельком скользнули по мне, прежде чем вновь устремиться на двух людей, что возвышались над ней.
— Почему вы забираете их!? Почему не меня? Почему не его!? — глаза цвета морской волны взглянули на меня, и я безотчетно содрогнулся от того гнева, что взбурлился от моего внимания, в глубокой лазурной пучине.
Скрытые тенями, тяжелые силуэты встрепенулись, и ответили ей — единственным, усталым голосом мужчины, который вдруг поправил на голове шлем и заговорил. Я невольно скользнул взглядом вниз и нашел, что люди на полу просто спят. Один из них был крупным и мощным, с лысой макушкой; другой — более высокий и стройный. Оба были бледными, как будто их кожа от рождения не знала солнечный блеск.
— Никто не отправляет в Извлекатель молодых женщин, — терпеливо и медленно, словно растолковывая бестолковому ребенку, пояснил ей мужчина.
Я видел, как вздрогнула при звучании его голоса девушка, как она суеверно взглянула на него, и тут же, отвела в страхе взгляд. Как будто это для неё было, как если заговорила гора. Мужчина продолжил вполголоса ронять в пол слова, словно невесомые перья птиц.
— Даже в том случае, если они приняли Пыль, это не дозволено сделать до срока. Женщины остаются после её приёма прежними. Пыль-пробужденные — другое дело. Среди тех, кто не получил надлежащее воспитание с детства или не достиг просветления, их быть не должно.
— Тогда почему вы забираете их, но не его? Почему!? — девушка вскинулась вновь, и снова устремила на меня взгляд своих ненавидящих глаз.
Мужчины медленно повернулись, и я вдруг ощутил мурашки, которые пробежались у меня по спине. Их лица прятала от меня непроглядная тень, но их взгляды ощупывали меня, касаниями по коже холодными пальцами. Они влезали в самую глубь — в самую душу, под самую шкуру, словно пытаясь выискать во мне что-нибудь.
Мне все больше казалось, с холодным комком у горла, что все это — не сон. Совсем не сон!
— Конечно, не сон. А теперь опусти свои веки, и не вздумай думать ещё раз так громко, — изнутри меня прозвучал голос, вальяжный и деловитый, словно шулер тасует колоду карт. И вместе с тем, в этой вальяжности прозвучало предупреждение, напугавшее меня больше, чем если бы крокодил раскрыл передо мной огромную пасть, и щелкнул ей у моего лица, издав рык угрозы.
Против воли, я побледнел и подчинился его странному притяжению, что заставило меня поспешно опустить взгляд. Щупальца, которые медленно ощупывали моё сознание, казались чем-то сюрреалистическим и пугающим, но вместе с тем, и будили позабытые воспоминания.
— Ну, ещё бы, они будят воспоминания. Это же телепатия, которая тебе должна быть знакома, как знакомы подопытной свинке любые лекарства. А теперь, ещё раз — прекрати думать, — напомнил мне все тот же его голос, и я вновь подчинился.
Я совсем запутался в происходящем, ведь мне до сих пор казалось все это сном — невероятно правдоподобным и пугающим сном. И даже чужой голос в моей голове казался лишь щепоткой абсурда, которой слегка приправило вокруг меня мир.
«Я скоро должен проснуться» — я постарался убедить себя в этом, и закрыл глаза, пропуская мимо ушей чужой мысленный смех.
— Пыль действует на умственно неполноценных немного не так, как на всех нормальных людей, — помедлив, отметил все тот же мужчина, на глазах теряя ко мне интерес. — Не похоже, чтобы этот тип пробудил в себе те же способности, как у этих двоих. Отправлять его в Извлекатель прямо сейчас — лишь впустую тратить энергию на доставку. Пусть пока живет своей жизнью.
С этими словами, мужчины переглянулись и кивнули друг другу.
Я же протер глаза — чужие силуэты медленно таяли в воздухе, вместе с двумя неподвижными людьми в серых комбинезонах, которые лежали на полу. Красноволосая девушка издала отчаянный вскрик. Её ладони потянулись вперед — но тонкие пальцы схватили лишь тень, которая вскоре растворилась в воздухе, как мираж. И она бессильно опустилась на пол, и принялась плакать.
