- Мне - капельницу, а клизму, если мне не изменяет память, она обещала поставить тебе! - тоже улыбнулся Джюс.

Джюс, в миру именуемый Владимир, он же Володя, Вовчик или для молодых дядя Вова, был из старых опытных сотрудников, служивший в Корпусе ещё с его основания. Как он попал в наёмники мало кто знает, мне самому он как-то обмолвился, не вдаваясь в подробности, что после гибели жены и сына в аварии пошел в Корпус искать смерть. Но, как это иногда бывает, на самом краю гибели в каком-то крутом замесе, жить ему всё-таки захотелось. Да и компанию он себе нашел - таких-же неприкаянных одиноких бродяг, каким и сам стал. От тех старых боевых товарищей уже почти никого не осталось, он один ещё топчет своими берцами дороги войн и конфликтов. Так что Корпус стал для него и домом, и семьёй, а война - и бизнесом, и образом жизни. Как говорили бойцы, он давно бы мог уже быть командиром штурмового отряда, но всегда отказывался от повышения. Карьера ему была совершенно не интересна. От всех предложений стать командиром хоть в каком-нибудь подразделении он отказывался наотрез, мотивируя это нежеланием отвечать за кого-нибудь кроме себя.

Пару раз чуть не угодив под “мотолыгу”, запылившись от проехавшей мимо нас колонны КамАЗов, и поматерившись на снующих рядом попрошаек, мы наконец добрались до госпиталя. Я разыскал Маринку, после обнимашек выслушал, какой я осёл, что наплевал на их беспокойство и ни разу о себе не дал знать за три недели, и тут же порешал с ней о капельнице для Джюса. За отросшую бороду, кстати, тоже получил нагоняй и обещание, что если сам не побреюсь, она меня лично побреет зажигалкой. Пока Владимир лежал на кушетке и балдел с иголкой в вене, мы с Алёной, которая, как мне показалось, обрадовалась встрече, по-быстрому собрали в вагончике на стол всё, чем были богаты.

Немного поговорили. Алёнка рассказала, что в связи со спадом боевой работы и после эвакуации болезных дальше в тыл, работы стало меньше. И этим вечером и она, и Маринка скорее всего свободны.

Так что уже к вечеру мы всей честной компанией сели за маленький столик в вагончике. Вздохнул от вида колбасного фарша и разогретой рисовой каши из сухпайка, галет и паштета. Хотя были и рыбные консервы, и сырокопчёная колбаса. Джюс достал коробку конфет, коньячок, а я кулёк подтаявших шоколадок, который смотрелся, прямо скажем, весьма слабенько по сравнению с презентами старого бойца. А вот когда Алёна достала из-под нар баночку красной икры, бутылку вина и попросила открыть, я насторожился. И сразу в душе всплыло и завоняло всё то нехорошее, что я думал о бабах и их шлюховской природе.

- Откуда такое богатство? - этак равнодушно поинтересовался я, хотя и не смог сдержать желчных подозрительных интонаций. Тут же воображение нарисовало Алёну в объятиях какого-нибудь мужика, обнаженную, бесстыжую, в лёгкой испарине, и которую имеют со всех сторон и во всех позах... Эти пухлые губы, которые...

Кажется, эти мысли явственно отпечатались на моей роже. Маринка ядовито хмыкнула и закатила глаза, а блондинка, невинно хлопая ресницами, сообщила, что от благодарных пациентов. И что там, под нарами, ещё пара ящиков разного бухлишка, от шампусика до беленькой. Ну и коробка шоколада. Или две, она не считала.

Я чуть паштетом не поперхнулся, яростно засопел, а Джюс рассмеялся. Меня так и подмывало спросить, мол, и много было этих “благодарных пациентов”? Ну или привычно нахамить. Но всё-таки я сдержался неимоверным усилием воли. Очень-очень неимоверным.

- Кстати, Володь, - я ткнул пальцем в коньяк. - А можно? Мне потом коленки не прострелят?

О том, как поступают в Корпусе с теми, кто нарушил сухой закон, я был в курсе.

- Можно, не прострелят. Ты ж в увольнении, за пределами располаги. Так что главное - вернуться трезвым и вовремя.

Пили мы совсем немного, скорее, для разговора, и к ночи атмосфера стала совсем лёгкой и приятной. Соседи по вагончику, к нашему неожиданному везению, оказались на смене, а две свечи, горящие на столе, навевали романтику и заставляли бабочек в животе громко хлопать крыльями. Джюс о чём-то тихо говорил с Маринкой, мы с Алёной тоже делились впечатлениями о новой реальности. Девушка словно расслабилась, и от прошлой отчуждённости не осталось и следа. И было всё замечательно, просто в ажуре. Пока не припёрся пьяный доктор Игорёша.

Он ввалился в вагончик, постучав в двери для приличия и звякнув пакетом об дверной косяк. Увидев нас, он тормознул, криво улыбнулся и после паузы двинулся к столу.

- Алёнушка, радость моя, ну что же ты не предупредила, что у вас сегодня гости? - он пьяно, но злобно, улыбнулся и с грохотом придвинул табуретку к столу, норовя сесть рядом с Алёной. - Я не помешаю, господа? - а это уже нам с Джюсом.

- Помешаешь! - одновременно высказались девчата, пока мы набирали в лёгкие воздух.

Доктор, не обращая на ответ внимания, примерялся усесться, не промахнувшись мимо табуретки.

- Аленушка, солнышко, ну чего ты так вдруг? Всё ж нормально было, а? Нормально же общались? - он уселся и попытался приобнять блондинку за талию.

Джюс, как новенький в компании и не знакомый со всеми раскладами, вопросительно поднял брови и поглядел на меня. Я, сатанея, примерялся, как бы вломить незваному гостю, не вставая со стула, но между мной и Игорем была Алёна, сидящая с краю. Маринка выматерилась в голос и закопошилась, пытаясь перелезть из-за стола мимо Джюса, но всех опередила блондинка. Она подскочила, скинув руку с талии. Схватила доктора за плечи, рывком подняла, развернула к двери и начала толкать его к выходу.

- Игорь, я думала, всё тебе ясно сказала! Что ты припёрся?! Иди домой спать! Спать иди, сказала же!

Тот зарычал, дернулся и чуть не свалился. На пакете порвались ручки, содержимое вывалилось. Что-то разбилось и потекло по полу. Запахло хорошим алкоголем.

- Ааа, я понял! Я понял! Это что, твои трахальщики? Трахальщики, да? Я к тебе как к человеку, унижаюсь кажый день, а ты... а ты...

- Проспитесь идите, Игорь Васильевич!

- Ты с этим... с этим одноглазым орангутаном? Ты с ним спишь? Или они тебя вместе шпилят? Или п-по очереди? Тебе н-нравятся такие обезьяны?

При этих словах я превратился в одно большое ухо. Джюс размял пальцы и начал неспеша вставать.

- А тебе какое дело, с кем я сплю?! - внезапно заорала Алёна. - Задолбал! Проваливай отсюда! Козёл!

- Эыыы... - доктор сфокусировал глаза и пьяно замахал пальцем в мою сторону. - Думаешь, она тут вся такая целка? Целка, мля, невидимка? Такая вся, - он пьяно и нелепо закрутил пальцами, - Да сношается она с кем попало, уж я то знаю, уж я то знаю! Та ещё шлюха!

- Мудак!! - завопила Маринка, до этого пытавшаяся оттащить взбешенную блондинку от Игоря. Она оттолкнула Алёнку на нары, и с визгом вцепилась ногтями в лицо врача. Тот охнул, очки улетели на пол и хрустнули под чьим-то каблуком. Возможно даже и моим. Игорёша нелепо замахал руками, пытаясь не то ударить девушку, не то отцепиться от нее, и спасти тем самым свой портрет от превращения в британский флаг. Сзади сколопендру ухватил за талию Джюс, и легко потащил взбешенную брыкающуюся фурию от вопящей жертвы. Жертва посеменила следом, пытаясь отодрать когти Маринки от своего хлебала. И тем самым дала мне свободу для манёвра.

Ухватив доктора за грудки, несильно ткнул кулаком ему в печень, потом дал пару раз по почкам, и со словами “скройся с глаз моих”, выкинул за дверь. Маринка, впав в режим берсерка, извернулась и вцепилась зубами Джюсу в руку. В отличие от вопящих на ультразвуке матом девчонок, и матерящегося баритоном Джюса, я аж чуть не летал от счастья. Подспудные гнилые мыслишки об отношениях Алёны с доктором Игорёшей получили прекрасное окончание. Окончание, о котором можно только мечтать. А тому, что наговорил докторишка, я не поверил ни на грамм. Алёна в моих глазах взлетела на неимоверную высоту.

Потом Маринка опомнилась, угомонилась, и с виноватым видом засуетилась в поисках перекиси водорода, чтобы обработать расцарапанную рожу и покусанную руку Джюса. Ну бывает, не надо было лезть под горячую руку фурии, впавшей в боевой транс. Все лекарства были в госпитале, но путём нехитрых вычислений она всё-таки нашла в косметичке полупустой флакон и упаковку пластырей. А Джюс сидел на нарах с обалделой рожей, телячьими глазами смотрел на Маринку, и не морщась терпел первую помощь.