- Я не хотел... Я не... Я... случайно.. Я правда... Я не хотеееел!!!

- Ллять, стреляйте, дебилы, ллять!! - орал я, пытаясь угнаться стволом за быстрой черной целью, стелящейся по потолку в длинном прыжке. Тварь изменила вектор, и вот уже несется к Егорычу, который ни на что не обращая внимание неверными шагами побрёл к телу сына. В панике, почти не целясь, буквально на рефлексах я сделал несколько выстрелов, и сбил таки ненавистную тварь в полёте. Она упала рядом с Егорычем, и забилась в конвульсиях, широким веером брызгая синей кровью из перебитой лапы и раскидывая наваленный на полу мусор. Но Егорычу было всё равно. Он на коленях рыдал у тела так нелепо погибшего сына, его ружье валялось рядом.

- Егорыч... Прости... - как сквозь вату в оглохших от стрельбы в помещении ушах услышал я бормотание Николая, но ему на спину уже летела вторая тварь, та, которая убила Саню. Она вцепилась в его рюкзак передними лапами, когтями задних полоснула человека по бедрам, а зубами вцепилась в затылок. Лицо Николая перекосилось, череп смялся как у резиновой куклы, глаза выпали из глазниц, изо рта и ушей хлынула кровь.

Я же уперся спиной, точнее, рюкзаком в стену и начал загонять пулю за пулей в тварь, сидящую на Николае. Пули порвали и черное гладкое тело чудовища, и дрыгающееся под ней тело недавнего товарища. Иллюзий я не испытывал, помочь Коле было уже невозможно.

Лапы твари подогнулись, и рычание сменилось сипением. Она осела на труп Коли, а я уже двигался к кассе, стараясь занять более удобную позицию, чтобы проконтролировать дверь и прикрыть Егорыча. Из-под ног со звоном разлетались бутылки и прочий мусор, пару раз я чуть не свалился, когда банки с колой попали пол подошву ботинок. Споткнулся о ружьё Кеши. Мелькнула и пропала мысль: “Он что, бросил оружие?!” Руки и ноги тряслись от перевозбуждения, я захотел скинуть рюкзак, но замер, услышав голос пожилого мужчины:

- Тыыыыы... Это всё тыыы... - выл он.

Я не сразу понял, что Егорыч уже повернулся ко мне. Его блестящее от слез и перепачканное кровью сына лицо было искажено ненавистью. Кровь была и на животе, и на коленях старика, его ноги тряслись, но руки твёрдо и привычно держали ружьё.

- Егорыч, ты что?! Егорыч, успокойся, отойди от двери.

- Ты... Тыыы во всёооом виновааааат. Если бы не ты, мой сын был бы жив! Мразь!

Ствол ружья Егорыча начал медленно подниматься и смещаться в мою сторону. В глазах плескалось безумие.

- Егорыч, уймись! - заорал я в панике, стараясь не делая резких движений отойти за холодильник. Так себе защита, но по крайней мере можно скрыться с глаз обезумевшего от горя отца и перебежать дальше по коридору.

- Мрааазь... Это тыы виновааат - тягуче хрипел тот, медленно идя ко мне. - Тыы притащиил наас сюдааа...

Я отступал. Про то, чтобы выстрелить в Егорыча, я почему-то не подумал. Сама мысль о том, что можно вот так вот убить этого раздавленного горем дядьку, даже не пришла мне в голову. Надо его уговорить, успокоить, надо убраться отсюда, может дать успокоительное. Водки налить, в конце то концов!

Когда через секунду Егорыч вскинул дробовик к плечу, я рванул за холодильник, вниз и влево, уходя от картечного залпа. Сильно ударило в спину, морозильный ларь по соседству обзавёлся дырой размером с кулак. К запаху тухлятины, пороха и крови прибавился запах тушенки и ананасов. Рюкзак съехал в сторону, меня крутануло на заваленной мусором напольной плитке, и я ударился боком о край стеллажа. На карачках отполз в сторону, грохоча Плаксой по полу и стенке холодильника. Из рваной дыры в рюкзаке посыпались консервы и зелёные шарики горошка, на задницу потёк ананасовый сок. А Егорыч шел в мою сторону, шаркая ногами, и стрелял наугад по стеллажу, за который я уполз. На меня сыпался разный мусор, глаза засыпало мукой. Трындец!

Тут снова раздался вой тварей, видимо, они уже доели Лёху с Андреем, и отправились в магазин за добавкой. Егорыч заорал, выстрелил в них несколько раз, и прыгнул ко мне, судорожно перезаряжая свою МР-ку. Стараясь прикрыть старика, я сделал несколько выстрелов в черные тени на стене, не попал. Егорыч засунул в трубчатый магазин несколько патронов, посмотрел поверх холодильника на тварей и развернул ствол на меня.

- Нееееет! - я снова попытался уклониться в сторону, понимая, что не успею, вскинул в отчаянии СКС, начал наводить на старика. Не успеваю! Словно попал в дурной сон, когда реальность плывёт, а все конечности залипли в густой тяжёлой патоке. От ужаса руки ослабли, а взгляд примёрз к дульному срезу ружья в руках старика. Сейчас оттуда в огненной вспышке вырвется моя смерть.

Чья-то рука дернула Егорыча в сторону, пороховой выхлоп близкого выстрела обжег правую щеку, тяжелый картечный кулак выбил стекло в стоящем чуть позади меня холодильнике с напитками. Кеша! Ухватив Егорыча за шею, другой рукой он пытался опустить ствол ружья вниз и что-то орал ему в ухо. Бабахнул ещё выстрел, картечины срикошетировали от колонны и вместе с кафельным крошевом ударили меня в бедро. Я снова заорал и вцепился рукой в пораненную ногу. “Плакса” бухнул резиновым затыльником приклада об пол и повис на ремне.

Тут на борющихся и орущих мужиков сверху упали две твари, разрывая клубок людских тел. Превозмогая боль в ноге, я начал стрелять в эту кучу малу, стараясь не попасть в людей. Это было не реально. Я попробовал вскочить на ноги, чтобы занять более выгодную позицию, но поскользнулся на собственной крови и мой выстрел пробил голову умирающего Егорыча. Кеша уже хрипел разорванным горлом, пытаясь вылезти из-под дохлой твари, ещё одна рвала уже мёртвому старику живот, елозя безвольными задними лапами в луже крови. Пуля, по всей видимости, перебила её позвоночник, но это не останавливало живучую тварь.

Еще после нескольких выстрелов в упор затихла и она. Я сполз по стене на пол и попытался успокоить хриплое дыхание. Кеша умер, у меня в ушах звенело, в бедре пульсировал огонь, по щеке текла кровь. Надо было понять - эти твари уже кончились, или сейчас рядом есть ещё их подружки?

Вроде никто не бежит. Ни по стенам, ни по полу, ни по потолку. Мусор на полу не шуршит и не звенит под шагами, в магазине внезапно установилась тяжёлая тишина. Только мухи жужжали около холодильника с протухшей заморозкой. Им, мухам, было глубоко фиолетово на наши проблемы. Скорее, наоборот, наши проблемы - им прибавка к столу. В голове с частотой пульса стучало только одно - трындец-трындец-трындец.

Аптечка в машине Егорыча была выше всяких похвал. Там было всё, что нужно, чтобы обработать несложную рану, и даже хватило бы на рану посерьёзнее. Шипя и поскуливая от боли, я выковырял из-под кожи пляшущим в руке ножом пару смятых картечин и мелких кусков напольной плитки. Залил сперва всю эту красоту перекисью водорода, потом зеленкой, и замотал бинтом. Джинсы пришлось распороть по шву - нога в бинте плохо залезала в штанину. И вообще, штаны нужны другие, последние пара суток на них очень плохо отразились. Бомжи и те лучше выглядят. Грязные, рваные, с дырами и все в крови. Кроссовки тоже хоть выкидывай.

Намарадёренные продукты и своё барахло переложил в рюкзак молодого сталкера тут же, в машине. А куда деваться, в моём рюкзаке дыра величиной с кулак. Штопать его, что ли? Бросил его между сиденьями. Раз пятьсот пожалел, что не научился водить машину.

Часам к пяти вечера кое-как добрался до лагеря, что интересно - почти без приключений. Несколько проехавших мимо автомобилей меня не взяли, наоборот, ускорились. Да я и не в обиде, вид у меня более чем подозрительный. Если бы я ехал на машине, то такого бы точно не взял в попутчики. Я ж не дурак.

Тварей тоже не видел, точнее, они меня. Видимо, потому что в городе стреляли, причем по-серьёзному, из пулемётов и автоматического оружия, и вся враждебная фауна сбежалась туда, на звуки выстрелов.

На старое место не пошел - побоялся встретиться с женщинами Егорыча и Кеши. Малодушие, конечно, но что я им скажу? Что всё пошло наперекосяк? Что тут вообще можно сказать? И что сделать? Женщины просто остались ни с чем, без родных людей, без машины и вещей среди оголодавшего озлобленного человеческого стада. И я откровенно боялся посмотреть в их глаза и увидеть там обвинение и проклятия. Тем более, что они были мною частично заслужены.