Два взрыва слились в один. Соло рухнул, заливаясь кровью из горла. Меня толкнуло куском чьего-то тела и снесло под стену. Рядом упал Джюс, сбитый с ног какой-то доской. В себя он пришел быстрее меня, всё-таки наличие брони, каски и тактических наушников - дело хорошее. Попытался поднять меня за шиворот, но я не малыш, и кусок моей куртки остался у бойца в руках. Тогда он рванул меня за руку, и я кое-как поднялся на дрожащие ноги. Одна нога была в крови, в кроссовке хлюпало. В ушах звенело, взгляд плыл. Перезарядились. Джюс быстро перелез через груду тел, добил пару шевелящихся упырей, кинул мне в руки перевязочный пакет и приказал ждать. Я посмотрел на пакет и сунул его себе в карман. В голове был туман, и на большее меня просто не хватило. И вот снизу по лестнице загрохотали ботинки бойцов, по стенам заметались лучи фонарей. Сзади тоже ломились Кино и остатки группы.

- Пошли наверх! - проорал я напарнику, он коротко, но внимательно глянул на меня и медленно кивнул.

- Сперва определимся, - крикнул он в ответ и проорал вниз - Тут Джюс и Лось! Соло и Викинг двести, Лось триста, лёгкий!

Снизу, уже не сильно осторожничая, на лестничную площадку забежали незнакомые мне бойцы, и двинулись вверх. Я рвался на верх, но Джюс меня оттащил в сторону и усадил на лавку, предварительно скинув с неё изорванное тело мужика в бинтах и с гипсом на обеих ногах. В коридоре воняло порохом, пылью и бойней. Запах крови и разорванных потрохов был густым, хоть топор вешай. Через эту бойню бегали бойцы, спотыкались о тела и размахивали оружием, поскальзываясь в кровавых лужах. По стенам метались лучи фонарей, выхватывая дикими стоп-кадрами заваленный трупами коридор и изувеченные пулями и осколками стены.

Я начал плыть, картинка начала колыхаться, подкатила тошнота, и только безумный заяц с барабаном всё так же незыблемо таращился на меня со стены.

Когда по соседству со мной скрипнула незаметная маленькая дверь подсобки и оттуда высунулась очкастая рожа доктора, меня тошнило желчью, а я изо всех сил стараясь не свалиться рожей в чей-то рваный ливер и собственную блевотину.

- Тёмочка! Артём! - услышал я такие дорогие моему сердцу голоса, улыбнулся и вырубился.

- Фигассе, Лось, ты не “просто лось”, а Лоооось! - прикалывался Кино, сидя на нарах рядом с моим страдающим телом, дымя сигаретой и болтая ногами под стулом. - Ты когда успел девчонок закадрить, а, парнокопытное? Парни аж стрелять забыли, на тебя и этих красавиц пялились. Многие бы с тобой местами поменялись. Познакомь, а?

- Ну если будешь себя хорошо вести, - не остался в долгу я и принимая его манеру общения. - Мужик, я попал в дурную компанию, меня реально чуть не съели. И всё из-за тебя. Думаешь, девочки это быстро забудут? А я им точно наябедничаю.

- Ну это нормально, тебя если не съедят так пристрелят всё равно, рано или поздно. Жизнь у нас такая, - развёл руками Кино и посерьёзнел. - Короче, Лось, у тебя небольшая контузия, бывает, сочувствую, но после обеда будь добр на построение, во дворе школы. Тебе дам ещё дня... - он закатил глаза, как будто что-то считая, - Дня два, пол уже прошло, один отгуляешь позже. Выздоравливай. Потом обратно в строй. Людей не хватает, группу сильно потрепало. А работы меньше не становится. Командир сказал, что в связи с нехваткой боеприпасов и соляры переходим временно в оборону и охрану лагеря. Пока не прибудет караван с БК и пополнением. Но чистить прилегающие территории всё равно придётся. Пусть пешочком, пусть рядышком, но придётся.

- Добро, понял.

Кино встал, дошёл до двери, остановился и подмигнул:

- Девчонок то как зовут?

- Марина и Алёна.

- Я так и думал! - восхищённо чмокнул языком снайпер, - Мои любимые женские имена! - щёлкнул пальцами, схватил СВД и вышел из вагончика.

А я откинулся на подушку и снова предался приятным воспоминаниям.

Когда я очухался в подсобке на старой кушетке, сначала было слово, и слово было матерное. Потом осознал, что вокруг меня суетятся не какие-то упыри, а девчата, обрабатывая ногу, а на моей роже было налеплено несколько слоёв пластыря. Потом увидел большие синие глаза, с тревогой меня разглядывающие.

- Больно? Тёма, где болит?

- Сердце... - Сориентировавшись, простонал я с видом умирающего лебедя. - Алёна, солнышко, подержи меня за руку...

Тут же маленькие тёплые ладошки схватили меня за руку, и у меня, словно в насмешку, сердце и правда пропустило несколько ударов. Ладошка девушки была нежной и хрупкой, буквально терялась в моей привычной к железу и инструменту лапе. Мне вдруг сильно захотелось прижать к себе эту девочку, успокоить, защитить, погладить по вьющимся светлым волосам...

- Марина, что у нас есть из сердечных? - испуганно спросил предмет моего обожания, и я тут же услышал, как Маринкин взвыла в голос:

- Клизма семиведёрная у нас для него есть! Уваров, едрить твою мать, ты совсем совесть потерял? Ты зачем сбежал, придурок?! Мы же волновались! И что за кретинскую записку ты написал, долбоклюй одноглазый?! Ууууу, - у Маринки явно не хватало слов, одни междометья.

Я открыл глаза, вздохнул, сплюнул и изрёк:

- Тьфу, блин. Такой момент испортила, сучка крашеная!

Маринка взревела матом, как корабельный боцман, да так, что в подсобку заглянули две восхищенно скалящиеся бородатые рожи с автоматами. Одна из них точно была рожа Джюса, вторую не разглядел. Им тоже досталось на орехи, и они скрылись, стукнувшись второпях касками и бабахнув дверью. А Алёна поджала губки, выдернула свою руку из моей и со словами “ну, больной, раз вам лучше, то я пойду к другим пациентам” скрылась за дверью. Хотя... Было в её взгляде что-то такое... Смешинка, или облегчение, не знаю.

Когда Маринка закончила орать и несколько раз дала мне по башке свёрнутым полотенцем, разговор перешел в более конструктивное русло, и мне образно и в доступной форме описали диагноз.

Во-первых, открылась рана на бедре. Не смертельно, но не очень приятно. Заживёт, как на помойной псине, по словам этой сколопендры.

Во-вторых, меня неслабо контузило, но так как мозгов у меня один хрен не было, то скоро всё пройдёт. Надо недельку полежать. Насчёт недельки у меня возникли резонные сомнения. Ибо я в армии, а в армии больных не бывает. Бывают только живые или мёртвые.

Маринка на этот пассаж хмыкнула и заметила, что в компании таких же придурков я займу своё законное почётное место. Ибо для одного дня пребывания в армии я в неё, родимую, слишком органично вписался. Я для неё просто рождён. Моя стихия.

Ну и напоследок, покарябана рожа. Но я и так не красавец, так что на такой тюнинг даже внимание не стоит обращать.

Потом я набрался смелости, и всё-таки спросил:

- Марин, по-дружески, ну хоть сейчас, пока я помираю на смертном одре, скажи. А что у Алёны с этим доктором, есть что? - Я почувствовал себя немного не в своей тарелки, но упрямо продолжил: - Ну или... - тут я уже пожалел, что начал этот разговор. Словарного запаса почему-то не хватало. - У неё есть кто-нибудь? Ну, парень там...

- Уваров, ты меня поражаешь. Когда тебя останавливали такие мелочи? - Но, поглядев на моё унылое лицо, смягчилась и сказала: - Игорёша - мудак. Причём мудак конченный. Хоть и хороший доктор. А Алёна не дура, хоть и блондинка. И ничего у них быть не может. Хотя Игорёша к ней постоянно цепляется, пользуется служебным положением. Но Алёна его отшивает. Двигай задницу, - она села на краешек кушетки и продолжила: - Так что тут можешь быть спокоен.

У меня как камень с души свалился. Маринка посмотрела на мою повеселевшую рожу, и грозно сообщила:

- Уваров, Алёнка хорошая девочка, светлая. Обидишь её - клянусь, я тебе лично последний глаз выцарапаю. Вкурил?!

- Не обижу, - спокойно сказал я, и выдержал долгий подозрительный взгляд подруги покойного Пашки. И добавил:

- Да и вообще... Она от меня шарахается, как от прокажённого. Никак не реагирует... эээ... на меня... - я снова стал косноязычен.