Дальше по списку кошмаров последовал краткий пересказ о мародёрстве и грабежах. Судя по рассказу бойца, местами проходят вполне себе полномасштабные сражения вооружённых сил и больших банд мародёров. Особенно жаркие баталии проходят у больших баз продовольствия и складов. С применением тяжелой техники и артиллерии. При этих словах я аж присвистнул. Фигассе, дела! Боец согласно покивал, сунул в рот сигарету и продолжил.

Около Иртышска тоже завелось многонациональное вооружённое формирование из гастарбайтеров, мигрантов и кавказцев, творящее форменный беспредел с грабежами, разбоями, насилием и работорговлей. Само собой, под знаменем Самой Мирной Религии мира. Что очень легко согласуется с уничтожением неверных. Небольшое подразделение Росгвардии, отправившееся наводить порядок, попало в засаду и было уничтожено полностью. Теперь для противодействия этим абу-бандитам ждут подкрепления из Тюменской области и собирают подразделения теробороны. Как вишенка на торте, боец поведал, что из-за воцарившегося повсеместно хаоса и анархии началось повальное дезертирство. Солдаты не верят командирам, не хотят защищать местных, и разбегаются защищать своих родных и близких. Разбегаются с оружием и боекомплектом, иногда целыми подразделениями.

Когда боец снова прикуривал сигарету, я спросил:

- А что говорит Президент? Ну, прессекретарь там, или там министр обороны?

На этот вопрос боец расхохотался, подмигнул мне и ответил:

- Какой Президент? В самом центре Нерезиновой огромный чёрный пенис, - он ткнул себе за спину большим пальцем руки, безошибочно угадав направление черного вихря в центре Иртышска, - мля, и президент наверняка вместе со своими министрами гоняют по стенам Кремля за этим, как его там... е-лек-то-ратом, во!

Я тоже хмыкнул, представив эту картину. Потом осознал, что управления и единоначалия тоже толком нет. Точно дело швах.

Еще через минут пятнадцать разговор заглох, и я засобирался к себе. Напоследок решил попросить шомпол от автомата, чтобы почистить Плаксу. На часик. Даже показал вагончик, где обитаю.

- Это где та блондинка, что ль? - хитро приподнял брови караульный, последовательно изображая руками гитару и выбивая шомпол из-под ствола.

- Ну да, - шевельнулось внутри беспокойство.

- А доктор что? - протягивая мне стальной прут полюбопытствовал хитрый дядька.

- А что доктор? - в тон ему насторожился я.

- Да он вроде бы пытается за ней ухлёстывать.

- Я ему нос сломаю, - неожиданно даже для себя разозлился я.

- План говно, братуха. И это... поаккуратнее, - посерьёзнел дядька. - Доктор он хороший, много уже людей на ноги поставил, но как человек тот ещё мудак. Легко может гадостей наделать. Для начальства то доктор куда важнее, чем какой-то залётный не пойми кто.

Я кивнул караульному, не то благодаря за предупреждение, не то показывая, что его услышал, и поковылял в вагончик. А вопрос взаимоотношений Алёны и очкарика-доктора надо будет выяснить у Маринки. Она, конечно, язва та ещё, но мы друг друга знаем уже с десяток лет, для бабы она соображает на удивление ясно. Так что может чего дельного скажет. А пока надо почистить карабин, потому что уже задолбался я ночами нюхать эту вонь.

Ещё несколько дней я усиленно выздоравливал, то есть жрал, спал, да получал процедуры на ляжку и уколы в задницу. Как сказала наша сколопендра, “динамика замечательная, скоро опять прыгать будешь, козлина”. Я и не возражал. Сам чувствовал, что всё идёт хорошо. Нога почти не болела, и хромать я стал куда элегантнее. Заодно, пока выздоравливал, зашил и отстирал камуфлированные штаны и куртку, которые мне принесла Алёна взамен тех огрызков, что были на мне.

И, соответственно, начал задумываться, когда съезжать от гостеприимных девочек. Всё-таки я их стесняю, потому что лучше спать одной в своей постельке, а не ютиться вдвоём на верхнем ярусе. Хотя, положа руку на сердце, съезжать мне совершенно не хотелось. Почему? Потому что Алёна. Этим всё сказано. Она заняла все мои мысли. Я боялся проспать их уход на работу, мне не хотелось пропустить, как они вернутся с госпиталя. А ночами то грезил пухлыми губами и стройной фигуркой, то бесновался от ревнивых фантазий на тему её прошлого. Боялся спать, потому что иногда храплю, а это не романтично. Мечтал поймать её бывшего и сплясать на его рёбрах. Отчаянно завидовал Маринке, спящей рядом с предметом моего обожания. Я видел, как они обе устают, и не хотел их стеснять. Хотелось нормально поговорить, но рядом всё время кто-то ошивался, да и не расположены были уставшие после работы девушки к долгим разговорам под луной. Они просто приходили, ужинали и валились с ног от усталости.

Да и Алёна на контакт не шла. Никак. Улыбалась, вежливо отвечала на вопросы, говорила ничего не значащие вещи. Не более. И ни разу не назвала меня Тёмой, как тогда, в процедурной. Артём, и точка. Словно вроде бы рядом, но при этом ускользала. А я просто не мог подобрать тему для разговора, начинал отчаянно тупить, глупо острить, терялся и бесился от этого. Хамил, соответственно, куда без этого. Маринка ядовито шутила по этому поводу, мы регулярно грызлись, и посылали друг дружку в эротические путешествия. Впрочем, это давно уже стало у нас нормой общения.

И с Маринкой поговорить об отношениях доктора и Алёны не получалось. Всё по той же причине - посторонние уши вокруг и вечная усталость девушек. Да и не знал я, как к этому вопросу вообще в принципе подойти. Такого раздрая в душе я не помнил с прыщавых школьных времён. В общем, эпически тупил со всех сторон.

Так что когда однажды днём мне окончательно вытащили из рану турунду, дали блистер антибиотиков и какую-то мазь со словами “свободен, некогда тут с тобой заниматься”, я решил, что с меня достаточно. Пора и честь знать. Оставил себе пару банок тушёнки, остальное сгрузил на верхнем ярусе нар у Маринки, и прикрыл их одеялом. Ну и записку написал, мол, “спасибо за всё, как устроюсь позвоню”. Или что-то в таком же духе.

В абсолютно растрёпанных чувствах отправился к воякам, расположившимся в школе по соседству.

Около ворот на школьный двор стояла импровизированная огневая точка из мешков с песком, откуда торчал ствол пулемета. Рядом стоял БТР. На двери низенькой будки маркером было коряво написано: “Добровольческий Корпус”. Дежурный по этой самой будке, узнав причину моего явления, вызвал ещё одного зелёного человечка. Вышел невысокий квадратный от брони и разгрузки мужик, представился “Карагач”.

- Ты кто такой? Чего хотел?

- Ээээ... Артём. Уваров.

- Артём, - задумчиво протянул этот хмырь. - Артё-оомка.

- Нууу... - поняв во время дурацкой паузы, что официальный ритуал знакомства уже завершился, и наступила стадия диспута, я ответил: - Служить пришел. Говорят, вы тут народ набираете.

- Хех... Служить он пришёл. Вот мы тебя тут только и ждали. Сидели и думали, ну когда же он придёт? Все глазоньки проглядели. - Он достал сигарету, покрутил в пальцах, не спеша закурил, нахально разглядывая меня с ног до головы. Я на секунду даже прочувствовал себя товаром на невольничьем рынке Черного континента. Или загадочным насекомым под взглядом энтомолога.

- И? Куда идти то? - продолжил я после минутной паузы, которая никак не хотела заканчиваться.

- Никуда. Такие вопросы решает лично Момон, а он на выезде. Начальник штаба ещё мог бы, но его вчера съели гончие.

- Гончие? - наморщил лоб я.

Карагач даже курить перестал, посмотрел на меня как на идиота. Потом согнул пальцы в перчатках на манер когтей, соединил основания ладоней и постучал пальцами словно зубастой пастью. И выдал:

- Дер гончая дер зубирен жопен клац-клац-клац! Фирштейн?

Я понял, что вояка говорит про собакоподобных монстров, но сам разговор начал напоминать диалог пьяного с укуренным. Мухи жужжат, птички чирикают, где-то кто-то стреляет, а я стою у забора школы и разговариваю с вооруженным придурком в военной форме. Рядом давился от смеха “дежурный по будке”. Сюр в первозданном виде.