Но стоило ему показаться передо мной, когда он заходил ко мне в комнату без приглашения и стука на правах мужа, мое уравновешенное эмоциональное состояние скатывалось в непроглядную бездну. Вот тогда на меня накатывали трясущий страх, неконтролируемая агрессия, паническая атака. Я швыряла в него все, что только под руку попадалось. Кричала, обзывала самыми гнусными словами. Совершенно не контролировала свои действия и даже не заметила бы его смерти, если бы мои действия перешли границу.

Однажды я набросилась на него столовым ножом, которым разрезала бекон во время завтрака. Если бы не его сила, которой он остановил меня скрутив руки и оттолкнув в сторону, после чего я споткнулась и лежала на полу около часа, оплакивая свою участь, то точно воткнула этот нож в его сердце и продолжала бы вонзать в него это оружие, пока сама бы не окрасилась его кровью.

Это не безумие. Это отчаяние. Когда уже нет выхода, то прибегаешь к крайним мерам. Когда разум и сердце уже пропитаны этой меланхоличной эмоцией, то уже не отдаешь отчета своим действиям. Когда ты мертв внутри, тебе уже нечего терять. Кода ты бессмысленное существо, над которым издеваются и властвуют, — плевать на все предрассудки, ты просто пытаешься выжить и сохранить крупицы достоинства и чести.

— Алиса? Вы меня слышите?

Что еще более важно, я не позволяла приближаться к себе даже этому доктору, когда он заходил ко мне вместе с Джексоном. Они пытались вколоть в меня этот чертов препарат, который делает только хуже. Подавляет во мне все. И я догадываюсь, что даже воспоминания.

Без этого препарата в моей крови, я начинаю чувствовать себя. Себя настоящую. Снова слышу свой внутренний голос. Чувствую, как работает разум. Когда я набросилась на Джексона с практически бесполезным столовым ножом, во мне что-то екнуло, словно это дежавю. Будто что-то подобное уже было.

— Госпожа Райт?

Я медленно открываю глаза. На меня обеспокоенно смотрит доктор, приспустив свои очки на нос.

Я бы и дальше продолжила придерживаться своей позиции — не выходила бы из комнаты и никого к себе не подпускала, если бы не шантаж Джексона, подвергший меня в шок.

«Если ты сейчас же не позволишь доктору войти и начать терапию, я вышвырну из своего дома твою подружку из низшего класса. Как ее там? Анна?»

Я еще больше возненавидела его за это решение и шантаж. Я никогда не ощущала к Анне безразличие и холод, я помню о ее непростой семейной ситуации и просто не могла позволить Джексону так поступить с ней. Жестокости во мне нет. Я настолько хорошо отношусь к Анне, что подавила в себе инстинкт самосохранения и шагнула в глотку дракона.

— Есть стресс. Есть травматический опыт, — тихо ответила я доктору. — Стресс — это мое настоящее, это вся моя жизнь, которую я помню. Травматический опыт — это мой муж. Я ненавижу его. Что мне делать? Как с этим дерьмом справиться, господин Адан?

Доктор с усилием сглотнул и снял свои очки, принимаясь протирать их кончиком своего белого халата. После нескольких секунд этого дела, который он начал для обдумывания своего ответа, доктор снова нацепил их на нос и поднял на меня глаза. Он сделал это с таким трудом, будто ему стыдно и больно смотреть на меня.

— Алиса…

— У Вас есть дочь? — прервала я его и приподнялась на кушетке, принимая сидячее положение.

Он слегка растерялся, затем все же взял себя в руки и ответил:

— Есть.

— Вы бы пожелали ей такой жизни? Когда каждый день — это пытка. Когда ты просыпаешься, смотришь на человека, который спит рядом, и умираешь от дикого желания убежать от него. Но я не могу. Кто я без него? Что со мной будет без него? — Я ударила себя по груди ладонью. На глаза навернулись слезы. Эмоции накатывали. — Буду никчемной возле мусорного бака! Я ведь ничего не умею! Ничего не знаю! Я буду никем! Моя жизнь — она не моя! Она не принадлежит мне! Она принадлежит ему! Он управляет ею! Управляет мною! Чертовы нити на моем теле! Его руки в моих мозгах управляют извилинами!

Мои крики наполняли все пространство. Я взъерошила волосы, когда имитировала руку Джексона на моей голове. Я кричала как безумная и теряла контроль над своими эмоциями, а мой доктор ничего не предпринимал. Он сидел напряженный и смотрел на то, как я мучаюсь в огне негативных эмоций. Смотрел с болью и виной. Он словно чувствовал себя виноватым в том, что сейчас происходит со мной, но не мог этого исправить. Будто он так же, как и я, — заложник ситуации.

— Я ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!

— Замолчи, любимая.

Он произнес это спокойным безэмоциональным голосом, но я все равно услышала из-под своих криков и замерла, замолчав. Этот ненавистный мне голос прозвучал мрачно и властно, заглушая мои крики, что выбирались прямиком из оцарапанной его когтями и медленно умирающей души.

— Препарат, — снова послышалось за моей спиной.

Доктор поднял на него свои уже пустые глаза. Гнетущее молчание и их переглядывания действовали на мои нервы. Мне хотелось сорваться с места и как можно скорее убежать. Желания оказались сильнее моих страхов.

Я бросилась бежать, но не прошла и метра, как тут же оказалась в крепкий руках Джексона. Он сжимал меня не жалея сил, настолько жестоко, что стало трудно дышать. Стараться вырваться было бесполезно.

— Я не хочу! — отчаянно выкрикнула я. — Прошу! Не надо!

Я кричала это не Джексону, а доктору, понимая, что смогла коснуться его сердца, которое раньше казалось мне каменным.

— Милая, посмотри какая ты без него. Отвратительное поведение. Ты больна и тебе он необходим, — равнодушно проговорил он. — Я сказал препарат! — Теперь он заорал. — Иначе на вопрос, есть ли у тебя дочь, ты будешь отвечать: «Нет».

Я замерла в его руках, уставившись на господина Адана расширенными от шока глазами. Джексон снова удивил меня, но не в приятном смысле. С каждой секундой мне еще больше хочется бежать от него и уже плевать на свою участь. Уже плевать на благополучное существование — я хочу жить.

Господин Адан сначала смотрел на Джесона со страхом, затем его зеленые глаза накрыла ненависть. Он молча поднялся с кресла и подошел к своему чемодану, вставая к нам спиной. Когда повернулся через несколько секунд, в его руках уже был шприц с препаратом.

Я заплакала и даже не поняла, как это произошло.

Доктор подошел ко мне, приподнял рукав белой футболки и сделал точку прокола спиртовой салфеткой. Джексон крепко прижимал меня к себе, не позволяя шевельнуться. Хотя я даже не пыталась уже вырваться, до сих пор пребывая в шоковом состоянии. Я смотрела на своего доктора с сожалением и принимала его выбор. Он же не в силах поднять на меня свои глаза. Наверняка мужчина сейчас чувствует жуткую вину передо мной и стыдится своего поступка.

Игла проколола мою кожу, затем я начала ощущать, как мою руку заполняет холодная болезненная жидкость. Чем больше я пытаюсь бороться с Джексоном, тем дальше скатываюсь на дно и впадаю в отчаяние.

— Вот так, моя хорошая. Теперь у нас все будет хорошо.

Джексон целует меня в макушку. Я обмякла в его руках, когда препарат был полностью пущен в мой организм. Он взял меня на руки и понес в неизвестном направлении. В полубессознательном состоянии ощутила под собой мягкие простыни, затем я быстро отключилась.

***

Утро выдалось тяжелым. Я еле оторвала свою голову от подушки, но продолжала сидеть в постели. Массировала виски, затем снова жадно хваталась за нее, словно пыталась оторвать как самый большой дефект в моем теле, причиняющий самую ужасную боль.

Голова разрывалась на части, а внутри нее вихрь непонятных и нелогичных мыслей. Они так быстро крутились, что я не могла ухватиться хотя бы за что-то, не то чтобы разложить все по полочкам и не сойти с ума.

— Что такое, милая?

Голос Джексона. Матрас подо мной зашевелился. Его рука легла на мои плечи, а губы коснулись моего виска.

— Очень сильно болит голова, — с трудом прохрипела я, не открывая глаз, продолжая держаться за голову.