— Ладно, я пойду.

Но Уильям нежно придержал меня за локоть.

— Тебе Эмма помогла?

Я сразу поняла, о чем он хочет у меня разузнать.

— Да. Я и не пыталась скрыть. И открыто признаюсь, что не умею готовить.

Уильям хрипло посмеялся.

— Это не страшно.

— Просто мне хотелось сделать тебе приятное после всего, что ты для меня сделал. Все, что могла, это вернуть в детство к бабушке. Насколько я поняла, ее пирог для тебя нечто ценное. Пусть я не смогла приготовить так, как она, но…

— Смогла, — перебил он меня.

Я посмотрела на него удивленными глазами.

— Да?

— Видишь ли, Эмма являлась подругой моей бабушки. Она знает рецепт пирога. Такого в интернете не найдешь и кроме их обеих никто больше его не знает, поэтому я сразу понял.

Эта информация меня крайне шокировала. Совпадение ли, но даже Эмма, которая благосклонна ко мне, близко знакома с Уильямом. Все его окружение заставляет меня понять, что в моей жизни появились по-настоящему хорошие люди. Лишь его маме я не понравилась. Это меня немного огорчает, но я смогу смириться с этой маленькой неудачей.

— Она не рассказала мне таких подробностей. Просто предложила помочь. Получается, ты не остался без пирога своей бабушки, и я зря это затеяла?

Уильям тепло улыбнулся мне.

— Не зря. Я не ел его лет десять. Просто потому, что боялся воспоминаний. Не люблю часто становится сентиментальным по отношению к себе. Да и если есть его часто, то никакой особенности он уже представлять не будет, правда?

Я кивнула, соглашаясь. Мы так непринужденно разговариваем стоя в прихожей его дома, что мне никуда не хочется уходить. Я всегда ждала такого момента, когда Уильям хотя бы немного раскроется для меня и вот он настал. Но звонок на мой мобильник снова вернул меня в реальность, в которой мама торопит меня домой, чтобы подготовиться к вечеру. Это будет очередным худшим днем, когда я потрачу его на то, что буду сидеть перед зеркалом и ждать, когда меня накрасят и сделают прическу.

— Я бегу, мама.

— Не порть мое замечательное настроение, Алиса, — огрызнулась она.

Я закатила глаза и сбросила звонок.

— Мне пора. Надеюсь, скоро увидимся.

Чувствую, как щеки начинают пылать после этой брошенной мною фразы. Я хотела отвернуться к двери и как можно скорее выбежать из дома, но хватка Уильяма на моей руке усилилась. На этот раз он потянул меня на себя, что я врезалась в его грудь и шумно выдохнула.

— Алиса, если ты не хочешь, то не ходи никуда, — прошептал он.

Я облизала пересохшие губы. Уильям нахмурился, проследив за этим действием и с усилием сглотнул.

— Я должна, — прошептала я в ответ.

— Ты никому ничего не должна.

Он прав. Мне никто такого не говорил, лишь я сама для себя повторяла эту фразу. Но продолжала выполнять то, что хотят мои родители. Ненавидела себя и продолжаю ненавидеть. Я бы с радостью все бросила и показала им фак, но…я несовершеннолетняя, мне некуда уезжать, у меня нет четкого плана на жизнь, и у меня страх перед неизведанным и самостоятельностью. Мне необходимо подготовиться. Я должна не просто уехать, а спрятаться.

— Если бы все было так просто, — с печалью проговорила я, затем свободной рукой погладила плечо Уильяма. Даже под тканью футболки я ощущаю жар его мощного тела. Мне хотелось прикоснуться к нему, и я не ограничила себя в желании. Хотя бы когда-то.

— Я готов составить тебе компанию.

Своим предложением Уильям одновременно и удивил меня, и рассмешил. Его рвение делать мою жизнь лучше меня умиляет. И я ценю это. Уильяму удалось понять, что моя жизнь не приносит для меня счастья, когда другие считают это за высшую подать и говорят, как мне повезло.

— Все строго по спискам. Даже официанты.

— Официанты говоришь, — задумчиво повторил он, затем вздохнул. — Что ж, моя совесть чиста, я предложил.

Уильям выпустил меня из своей хватки и отстранился. Стало непривычно без его близости. Даже если я задыхаюсь от волнения рядом с ним, все равно понимаю, что еще никогда настолько свободно не дышала.

— Тогда до скорого.

Поджав губы я кивнула и открыла дверь, закрывая за собой.

Весь оставшийся день выкачивал из меня силы, хотя я даже не занималась ничем таким, что бы растрачивал мою энергию. Я просто сидела перед зеркалом на мягком пуфике и наблюдала через него за тем, как на моей голове медленно формируют красивую прическу. Каждая отделенная прядь опрыскана лаком с блестками и к концу я уже ощущала тяжесть волос.

На моем лице столько тонального крема и пудры, что я не могу заметить ни одного изъяна. Даже ненавистная родинка, занимающая место над верхней губой исчезла, будто ее никогда не существовало. В голове пробежала мысль, насколько же качественная косметика у этих визажистов.

«Откройте глаза, закройте глаза, поднимите голову, чуть левее, чуть правее» — эти фразы, которые кидали девушки лет двадцати пяти на вид, когда штукатурили мое лицо, буквально въелись в мой мозг и противно звучали до конца дня.

Меня это сильно утомило, а впереди еще целый вечер и самый тяжелый этап. Чтобы как-то утешить себя и отогнать эти навязчивые мысли, я думала об Уиле и его прикосновениях, которые до сих пор ощущаются на моем теле ожогом. Я бы с радостью сейчас утонула в его объятиях, потому что уверена, это самое прекрасное место на планете, которое для меня станет укрытием от невзгод. Моя семья — это холодная стужа, убивающая и разъедающая, а Уильям — теплая гавань с приятной, чистейшей аквамариновой водой.

Но я выбираю терпение и подавляю свой порыв сбежать. Я всегда выбирала терпение и в очередной раз кормила пустыми обещаниями свой внутренний возмущающийся голос. Голос моего маленького ребенка, которого ограничивают в собственных желаниях и от этого он страдает, мучается в агонии. Я предательница для себя самой.

В свое оправдание я прокручиваю в голове моменты из воображающего будущего и задаюсь вопросом: «Что со мной будет, если я перестану подчиняться воле семьи?»

Я представляю лишь одно — то, как они меня раздавят своими поучениями, советами, попытками вывести из меня «дурь». Я делаю из себя марионетку и выстраиваю стабильный мир поганым методом покорности только потому, что не хочу существовать в беспощадном аду, где меня будет разъедать жестокий огонь родителей. Я бы могла сопротивляться, питать себя мыслью, что смогла отстоять свои права и потребности, но надолго ли меня хватит. В конце концов они превратят меня в пепел. Из меня ничего не останется и меня упекут в какое-нибудь учреждение для душевнобольных. Потому что я не выдержу такого дикого давления и просто сдамся под его натиском.

Я просто дождусь нужного момента.

Потерпи.

«Но терпение не безгранично…» — шепчет внутренний голос.

К вечеру я уже стояла перед мамой готовая к приему. Она оценивала меня сияющими глазами и довольной улыбкой. Чувствую себя манекеном, на который напялили редкой красоты одежду и выставили на витрину.

Я старалась стоять ровно, но вскоре мне это надоело, и я начала кривляться, будто так могла освободиться от этого платья.

— Прекрати! — тут же поругала меня за это мама и подошла ко мне ближе, чтобы поправить небольшие рукава на предплечьях. Уверена, ткань этого платья маме дороже, чем я.

— Оно колется, — пожаловалась я.

— Не говори глупостей. Оно идеально и очень красит тебя.

Я раздраженно выдохнула.

Это было серебристое элегантное платье до пола с глубоким вырезом на бедре и оголенными плечами. Выбору мамы я не удивилась — красиво до умопомрачения, но жутко неудобно.

Сама она тоже выглядела откровенной. Платье подчёркивало ее фигуру, обтягивая. Оно было чуть ниже колен, с закрытыми плечами и руками, но глубоким вырезом на груди. На приемах отца мама всегда старалась выделяться и выбирала красные оттенки.

Когда мы с мамой спускались по лестнице, нас внизу встречали отец с Джексоном. Я на секунду оцепенела на ступеньке, когда увидела его, но быстро взяла себя в руки и пошла дальше. Главное, глубоко дышать и не позволять страху поглотить меня. Надо думать, о том, что я способна ему противостоять и защитить себя.