— Ты совсем спятил? — дрожащим голосом заговорила я, еще раз дернув рукой. Металлические наручники лишь противно звякнули в протесте и поцарапали запястье.

— Спятишь тут, когда твоя женщина любит другого и сбегает с ним, — ответил он и снова с жадностью надкусил яблоко.

— Я никогда не была твоей, — процедила я, показывая свое неповиновение.

Джексон нагло усмехнулся:

— Если ты не согласна со мной, это не значит, что ты не моя.

— Твои рассуждения столь же неадекватны, как и ты сам.

Джексон вздохнул и поднялся со стула, выбрасывая огрызок назад. Я оглядела комнату и поняла, что здесь уже давно никто не живет. Многолетняя пыль осела на прозрачные пакеты, которым покрыта дорогостоящая мебель.

Глухой стук жестких каблуков по паркету пугает мое сердце. Шаги приближаются и по своему характеру они не сулят ничего хорошего.

— Не узнаешь это место?

Джексон встал передо мной, засунув руки в передние карманы брюк и склонив голову в бок. Выражение его лица уверенное, лишенное какой-либо боязни. Он смотрит на меня сверху вниз как хозяин на своего раба.

— Отец купил тебе этот дом, когда мы заезжали в Чикаго на пару дней. Тебе пятнадцать, мне девятнадцать. Когда он привез нас с тобой сюда и сказал, что это твой дом, ты так обрадовалась. Обнимала отца, а он смеялся и сказал, что готов купить для тебя дом в каждом уголке мира, только бы всегда видеть тебя такую счастливую.

Я поджала сухие губы в одну тонкую полоску, пытаясь сдержать слезы, вызванные внезапно охватившей меня тоской по отцовской заботе и любви. Слова Джексона впервые откликаются в моем сердце и вызывают трепет, потому что они правдивы и занимают особенное место в моей душе. В голове возникают картинки этого момента.

— Меня это так взбесило, — добавил он с ненавистью и усмехнулся. — Ты всегда получала то, что хотела.

— Ты тоже всегда получал то, что хотел. Родители любили нас одинаково.

— Мне на все плевать было. Моим заветным желанием была ты, — процедил он и резко спустился на корточки.

— Я разговаривал с отцом, когда мы жили в Майами. Говорил ему о своих намерениях, о своей бешеной необузданной влюбленности. Знаешь, что он сказал мне?

В его голосе таится ярость, направленная на папу. И я подозреваю, что если бы он сейчас был здесь, то Джексон наверняка бы придушил его, настолько сильна ненависть сына к отцу.

— Ты не пара моей дочери. Ты ее брат, защитник. Она сама выберет себе будущего мужа. Я не могу заставлять ее выходить замуж за того, кого она любит как брата. Ты даже не представляешь, как эти слова вывели меня из себя. Но я сдержался, хотя хотелось убить его прямо там, на месте. Вместо этого просто перевернул столик и пошел прочь в свою спальню.

Меня охватил ужас. Он парализовал все мое тело. Сердце в груди молотком отбивал свой ритм, говорящий о его страхе.

— Ты…ты срезал тормоза…ты…устроил пожар…

Я задыхалась и уже не могла сдержать своих слез. От сдерживаемых рыданий содрогались мои плечи. Осознание всего, что происходит вокруг меня, безжалостно бьет по голове.

— Умничка, догадалась и все вспомнила. Да, это я устроил пожар в отеле, чтобы вызвать вас в Измир. Да, это я приказал срезать тормоза, пока мы разбирались с бумагами. Да, это я вытащил тебя из машины и сделал так, чтобы ты исчезла для всего мира и существовала лишь для меня. Да, все я. Тебя не отдали мне по безобидной просьбе, поэтому я решился взяться за тяжелую артиллерию.

Я отвернулась от него, чтобы скрыть свои слезы и нескрываемое отчаяние на лице. Но Джексон сжал мой подбородок и резко вынудил смотреть на него.

— Нет, смотри на меня. Я хочу видеть твое отчаяние, твои мучения, — с удовольствием проговорил он, издевательски ухмыляясь.

Душа раскалывалась на части от чувства несправедливости. Один безумный человек когда-то вошел в мою жизнь, его приняли со всем радушием и любовью, а он в отместку превратил жизни всех членов семьи в ад. Отец сам того не зная привел в дом убийцу, а я нашла в нем опору и дополнительную защиту. Позволила себя обмануть, потеряла бдительность, доверилась, но оказалось, монстр имел свой план и действовал с опасной хитростью.

— Это все, только потому, что я отказала тебе? — задыхаясь от слез спросила я.

Джексон убрал свою руку с моего подбородка и принялся вытирать непрерываемые слезы с моих щек.

— Да, — спокойно признал он и поцеловал меня в лоб.

— Ты понимаешь, что это безумство. Ты болен, — в шоковом состоянии еле проговорила я.

— Болен тобой, — добавил Джексон с улыбкой.

У Джексона было ожидание того, как должно быть, а всё шло совсем не так. Его реальность никак «не попадала в такт» с ожиданием. Он внушил себе, что я должна принадлежать ему и это внушение вызвало за собой одержимость, которая в свою очередь стала психической болезнью. Его реальность резко разошлась с внутренними установками и ожиданиями и у Джексона сработало инстинктивное желание — удержать! Присвоить себе любыми способами, потому что этого требует уже нездоровая психика ради своего удовлетворения.

Джексон осторожно прижал мою голову к своей груди и стал поглаживать ее, когда я находилась словно в трансе и отказывалась принимать реальность происходящего. Для Джексона я стала одержимостью. Он болен мною и, если я рядом, то ему хорошо, но если не принадлежу ему, если сбегаю из его клетки, то он сходит с ума. Мое существование сделало его сумасшедшим. Но это не значит, что я виновата в его состоянии.

— Мы уедем, нас никто не найдет. Нам будет хорошо.

Я зажмурилась, не желая принимать этого кошмара в своей реальности.

— Отпусти меня, — тонким голосом проговорила я.

Джексон замер, что меня напугало. Он медленно убрал свои руки с моей головы и переместил их на мои щеки, вынуждая смотреть прямо в его глаза, отражающие его безумство.

Они еще в детстве показались мне странными, когда я впервые взглянула в них. Я вспомнила, как тогда спряталась за маму, увидев в них истинную тьму.

Детская чувствительность очень правдива и как жаль, что я тогда не прислушалась к себе. Родители убедили меня в том, что он хороший, а после и сам начал показывать себя с доброй стороны.

— Что я тогда буду делать без тебя? — с наигранной печалью сказал он.

Джексон чуть приблизился и легким касанием поцеловал меня в губы.

— Я же люблю тебя. Ты виновата в том, что я стал таким. Ты обязана сгладить свои грехи передо мной. Я прощу тебя только тогда, если ты всегда будешь со мной.

— Джексон…прошу тебя…

— Повинуйся и тогда твоя жизнь окажется раем.

Это бесполезно. Монстр думает лишь о себе. На мои чувства ему плевать с высокой колокольни. Меня охватила злость. Я старалась быть гуманной, учитывать состояние Джексона, но он совершенно неисправимый и неуправляемый.

— Никогда, — процедила я, одаривая его ненавистным взглядом.

Джексон мгновенно помрачнел и, сжав челюсти, ударил меня по щеке. Противный звук остался звенеть в ушах. Я коснулась своей свободной рукой уголка губ, обнаруживая там кровь. Металлический привкус вызвал тошноту, когда я слизала кровь языком.

— Тогда будешь страдать и мучиться.

Я повернула голову в его сторону и со всем остервенением плюнула ему в лицо. Джексон закрыл глаза и с разочарованным выдохом вытер место плевка пальцами.

— Дорогая, мы уже это проходили.

— Все свою жизнь, пока я с тобой, я буду искать только смерти.

Джексон вскочил на ноги и достал из пояса пистолет. Теперь он не жалея сил ударил меня по лицу, помогая себе рукоятью пистолета.

Я вскрикнула и упала на подушки. Было нестерпимо больно, но сознания я не потеряла. Разум помутнел, а глаза открыть тяжело из-за удара возле виска. Только мой стон и ленивые движения доказывали, что я в сознании.

— Скоро привезут наши паспорта. Будешь у меня Оливия Ван. Полетим в теплую Австралию.

Я почувствовала горячее и свирепое дыхание возле своего уха, затем слова, наполненные злостью: