— Это они куда?
— В туалет, на горшки, — не глядя на сыновей, сказала Инна. Потом помолчала и тихо спросила: — Ты простишь меня, Андрей?
— За что, родная?
— За то, что скрыла от тебя рождение сыновей?
— Возможно, — Инна виновато вдохнула и замерла. — Возможно и прощу... если ты родишь мне дочку.
И с этими словами он резко повернул её на спину, накрыл собой и, лихорадочно целуя лицо любимой, зашептал о своей любви, о том, как скучал, как искал, как рисовал её и их любовь, прося прощения за всё, что случилось три года назад, и она обняла его и прекратила его покаянный шёпот поцелуем. Когда Инна смогла вдохнуть, она просто сказала Андрею:
— Я люблю тебя. Всегда любила. Я умру, если ты разлюбишь меня. И даю тебе честное слово — я рожу тебе дочку. Вот она-то и покажет тебе, почём фунт лиха, — и радостно рассмеялась, отпихивая бесстыдные Андрюшины ладони, отбиваясь от его настырных губ, смеясь и фыркая, чувствуя, как наливается силой и негой её тело. В руках любимого мужчины.
Часть 17. Эпилог
— Александр, голову выше! Слушаем ритм, молодые люди! Иван, ты не на скачках, не выворачивай ногу! Раз-два-три, раз-два-три, молодцы! Ася, твой отец умрёт от позора, когда увидит твой танец! Он лауреат, твоя тётя божественна, в кого ты такая неуклюжая? Держим ритм, молодцы! Владимир, что за жесты? Даже Алексей, твой отец, не позволял себе такого! Константин, ты же Терновой, а не Кутузов! Смотри, куда ведёшь партнершу! Сергей! Елисеев! Позор! Держим спины, музыку, музыку слушаем! И ра-а-аз… Поклон.
В полной тишине, наступившей после того, как затихла музыка, вдруг раздались дружные аплодисменты. Сергей Ильич Емельянов резко развернулся на каблуках и радостно улыбнулся:
— Андрей, Инночка! Как я рад вас видеть! Что же вы забыли старика?
Инна обняла Емельянова и шутливо проговорила:
— Ну вот, ещё один старик появился!
— А кто первый?
— Папа, тот тоже все себя стариком называет, а сам за тётушкой Андрея Светланой Николаевной ухаживает, глаз с неё не спускает. А как наши орлы?
— Молодцы! Хоть я их и ругаю, но молодцы! А вы не хотите показать класс молодому поколению?
Павловы переглянулись, и Андрей что-то шепнул Инне. Она согласно кивнула и стремительно выбежала в коридор.
— Андрей, а куда Инночка побежала?
— Это секрет, Сергей Ильич, и сюрприз.
За дверью студии послышался шум, смех, отдельные слова и возгласы, и в зал ввалилась большая компания молодых людей с огромным букетом цветов. Емельянов шагнул назад и уставился на нежданных гостей. Вперед шагнула Маша Елисеева и с чувством произнесла:
— Дядя, мы поздравляем тебя с юбилеем! — Емельянов нахмурился, а потом непонимающе спросил:
— Девочка моя, ты ничего не путаешь? Какой юбилей?
Все зашумели, заговорили и тут вперед вышла Лена Белова и тихо сказала:
— Дядя Серёжа, ровно двадцать пять лет назад к вам в студию пришли самые хулиганистые мальчишки. Согласитесь — юбилей!
Емельянов внимательно осмотрел всех пришедших, молодых, счастливых, шумных, с улыбками и цветами замерших сейчас перед ним. Он покачал головой, будто поражаясь быстрому бегу времени, и растерянно спросил:
— Неужели четверть века прошло? Это же сколько вам уже натикало, мальчики?
— Нам, дядя Серёжа, в этом году натикает по тридцать пять.
— Бог мой, как быстро летит время... И что же? Как отмечать собираетесь?
— Что значит — как? — удивленно спросил Белов и оглядел своих друзей. — Только с вами. И с танцами. Вы позволите нам на этот праздник исполнить танго?
— Танго? На пятерых? Отчего же танго? Это танец диких страстей, а на праздник вам нужен совсем другой танец — вальс, что позволит вам стать ближе друг к другу и ощутить своего партнёра душой и телом, поверьте мне. И опять же на пятерых.
Инна вскинула голову и мягко заметила:
— Отчего же на пятерых? А наши дети? Я думаю, что они уже вполне могут танцевать наравне с родителями.
— Им ещё работать и работать, — безапелляционно заявил Емельянов, — а вот вы могли бы показать им, как это делается.
Он повернулся и махнул рукой. Через секунду по большой танцевальной зале полетел вечно молодой и бессмертный вальс. Андрей поклонился жене и закружил её в танце, едва позволяя ей касаться туфельками пола. Емельянов смотрел на них с отеческой улыбкой и вдруг нахмурился и тихо спросил у Маши:
— А что с Инночкой? Она плохо себя чувствует? Почему она так напряжённо удерживает спину?
На что Маша обняла дядю за плечи и прошептала на ухо:
— Милый дядя Серёжа, Павловы скоро станут родителями, Инуля вопреки заверениям врачей ждёт ребенка. Собственно... как и я, — и она счастливо рассмеялась. Вскоре пять пар кружились по паркету, а из-за колон на них хитро посматривали их дети.
— Хм, ещё посмотрим — кто кого, — пробурчал Павел Луговой и откинул назад непослушную чёлку.
— Не скажи, Пашка, танцуют они классно, — Константин Терновой пожал плечами на вопросительный взгляд друга.
— Вам просто завидно, — Ася Белова гордо вздёрнула подбородок и посмотрела на танцующих родителей.
— Это ты точно подметила, — согласился с ней Сергей Елисеев, — но у них какой опыт! А вы чё молчите?
Братья Павловы, которые были старше всех в этой компании и чувствовали себя уже взрослыми и умудрёнными опытом, синхронно пожали плечами, переглянулись, и Санька по праву старшего заметил:
— А чё говорить-то? Смотрите и учитесь, чтобы так танцевать, нам ещё — ого-го! — сколько тут репетировать надо! Да и с партнёрами им всем повезло! Наши родители и дома танцуют — загляденье! Вот бы нам так повезло, чтобы — раз! — и на всю жизнь!
Все помолчали немного, а потом дружно вышли на танцпол и вскоре весь зал кружился под нестареющий в веках вальс. А танго? Будет и танго, танец диких страстей и бушующих чувств, танец откровений и открытий, огня и неги. Танец вечной любви...
Конец