Абзацы.

Письмо выглядело как скоропись. Оно напоминало ей арабский язык, с его изгибами и плавностью линий.

— Ты это запечатлела? — спросила Хатч.

— Каждую загогулину. — Тони похлопала по микросканеру.

Несколько отрезков письма, на самом верху, выделялись заметнее, чем следующий текст.

— Может быть, это имена, — предположил Чианг.

— Возможно. Это могла быть своего рода мемориальная доска. Вот здесь — кем они были, а здесь — чем занимались.

— Ты и в самом деле так считаешь? — осведомилась Тони.

— Кто знает? — ответила Хатч. — Это может быть что угодно.

Луч фонаря Тони упал на черепок, обломок горшка.

— Как жаль, что у нас нет времени, чтобы производить раскопки, — сказала Хатч. Ей хотелось очистить ото льда этот город, найти предметы, которыми пользовались эти люди; увидеть их дома и найти побольше изображений. Возможно, получить ответы на важные вопросы: использовали ли здесь вьючных животных, как долго здесь жили, каким богам поклонялись? — Ладно, — продолжила она. — Давайте поднимем это наверх, потом вернемся и поглядим, что еще можно отсюда забрать.

Они вырезали из стены центральную часть. Чианг попытался этот блок утащить, но тот оказался слишком тяжелым, чтобы управиться с ним в такой тесноте.

— Давай пока оставим это здесь, — предложила Хатч. — Попробуем справиться с этим позднее.

Он кивнул, поднял пару обломков и направился к выходу. Тони взяла еще два, оставив Хатч собирать осколки поменьше.

Найтингейл стоял у входа в башню и старался «не думать о белой обезьяне». Но ничего не мог с собой поделать и каждые несколько минут поглядывал наверх, на кабину челнока «Уайлдсайда», где Макаллистер, сидя в величественной позе, жестикулировал и вещал. Внезапно этот великий человек повернулся в кресле и посмотрел прямо на Рэнделла. Потом встал, пересек кабину, вышел из посадочного модуля и направился в его сторону. Найтингейл напрягся, готовый оказать сопротивление.

— Послушайте, — произнес Макаллистер, подойдя ближе. — Я сам удивляюсь этому, но тем не менее, хотел бы попросить вас об одолжении. Вы не против?

Найтингейл сердито сверкнул глазами.

— Что вам от меня нужно?

— Мы хотели бы использовать всю эту область в качестве фона. Могу я попросить вас держаться вне поля зрения? Легче работать, когда есть ощущение полной уединенности.

Кейси быстро отмотала назад пленку записывающего устройства, нервно улыбнулась и наконец продолжила интервью.

— Мистер Макаллистер, через неделю Обреченной не станет. Здесь царят холод и уныние, а эта каменная башня за вашей спиной — очевидно, единственное строение на планете. Что привело вас в это богом забытое место?

— Нездоровое любопытство, Кейси.

— Нет-нет, я серьезно!

— Я всегда сама серьезность. Зачем еще прилетать сюда? Менее всего мне хочется показаться брюзгливым, но утрата — единственное, с чем мы имеем дело постоянно. Это — неотъемлемое свойство жизни. Мы теряем родителей, друзей, близких. Теряем место, где выросли, теряем целый круг знакомых. Мы тратим ужасно много времени на догадки о том, что случилось с бывшими учителями, любовниками и ближайшими знакомыми.

И вот, увы, мы теряем планету. Событие совершенно уникальное в истории человечества. Целая планета, о которой нам теперь известно, что она была прибежищем своей особой разумной жизни и все еще остается местом обитания живых существ, уходит в небытие. Полностью и безвозвратно. Через несколько дней от нее не останется ничего, кроме того, что мы вывезем отсюда.

Кейси кивнула и сказала ему то, что он и так знал: получилось отлично.

— Сегодня поутру вам выпала возможность, — произнесла она, — сходить к башне. Каково было ваше впечатление? Что показалось вам наиболее важным?

Макаллистер задумчиво посмотрел на строение.

— Нам известно, что, кто бы ни возвел эту башню, он оставил после себя телескоп, словно давал понять: мы тоже мечтали отправиться к звездам.

Однако все они исчезли, Кейси. Наверняка здесь была своя, местная версия Гомера и Моисея, Иисуса, Шекспира и Ньютона. Мы видели трубки для метания отравленных стрел и знаем, что вокруг городов возведены стены. Легко догадаться, что здесь велись кровопролитные войны. Должно быть, у них были свои походы Александра, Наполеона и Нельсона, свои гражданские войны. А теперь все это будет навсегда утеряно. Это — весьма значительная катастрофа. И по-моему, стоило прилететь и посмотреть на нее. Не так ли?

— Полагаю, вы правы, мистер Макаллистер. Как вы считаете, с нами может случиться нечто подобное?

Он рассмеялся.

— Хочется верить.

— Безусловно, вы шутите.

— Мне отрадно думать, что когда придет и наш черед, настанет время покончить с нашим существованием, мы сделаем это столь же грациозно, как обитатели этой планеты. Я хочу сказать, что трубки для метания отравленных стрел сообщат нам все, что нам необходимо знать о местных жителях. Несомненно, они были отчасти вероломны, беспринципны, лицемерны и невежественны, как наши братья и сестры. Однако катастрофа все искупает. Она наделяет их достоинством, которого в противном случае им бы никогда не видать. Весьма достойные похороны.

Поскольку мы в точности не знаем, на кого они были похожи, то будем вспоминать их в своего рода блистающем ореоле славы. Люди будут говорить о малейванцах приглушенными голосами и с большим уважением. Попомните мои слова: какой-нибудь олух из Конгресса или Совета захочет воздвигнуть в их честь памятник. В то время как, в сущности, мы можем с уверенностью утверждать лишь одно: за все свои деяния они имеют полную амнистию, поскольку не были пойманы с поличным.

Найтингейл не мог припомнить, чтобы когда-нибудь кого-нибудь ненавидел. Кроме Макаллистера. Когда издатель попросил Найтингейла уйти в башню, он мысленно стал искать верную отповедь, едкое замечание, уязвившее бы этого праздношатающегося, самонадеянного типа. Однако на ум ничего не приходило. Он, конечно, мог бросить ему: «Ах ты чертов фигляр», но Макаллистер просто-напросто отмахнулся бы от него. Пустозвон. Позер.

Из башни вышел пилот посадочного модуля «Звезды» с очередной деревянной конструкцией.

— Кресло, — пояснил он.

— Хорошо.

— Хатч сказала, что я могу забрать его.

— Ладно.

Найтингейл неохотно, но все же выполнил просьбу Макаллистера оставаться за пределами границы обзора сканера. Однако при этом никак не мог должным образом выполнять свою работу: наблюдать за окрестностями, особенно за той полоской деревьев, откуда накануне выходило кошачье прямоходящее. Поэтому он демонстративно-вызывающе вышел на несколько минут, прошелся, а затем возвратился в башню.

Он слушал, о чем переговаривались в туннелях. Тони, тащившая каменную глыбы с надписями на поверхность, сообщила, что обнаружила монетку.

— Какого рода? — взволнованно осведомился Найтингейл. — Что на ней?

Он стоял снаружи, наблюдая за деревьями и Везералом.

— Минуточку, — попросила она.

Пока он ждал, земля зашевелилась.

Она вздыбилась прямо под его ногами. В посадочном модуле Макаллистер и Кейси прекратили разговор, повернулись и уставились на Найтингейла. Везерал прошел полпути между башней и своим кораблем и остановился в нелепой позе, держа кресло над головой.

Земля снова задвигалась и швырнула Найтингейла ничком в снег. Он услышал по общей системе связи испуганные крики. Одна опора челнока «Уайлдсайда» стала выгибаться и подломилась. Почву резко тряхнуло еще раз. Земля и небо, казалось, чего-то ждали. Надвигалось нечто большее, и он чертовски хорошо осознавал это.

Он подумал: «Не укрыться ли в башне?» Но это было бы глупо. Зачем самому лезть под камни? Вместо этого Рэнделл решил отойти в сторону, но успел сделать всего несколько шагов, и земля затряслась снова. На этот раз толчок был очень сильным. Найтингейл опять упал. По всему вокруг пробежала рябь. Снег под ногами Везерала разошелся трещиной. Пилот попытался ускориться, по-прежнему нелепо волоча кресло. Но тут земля резко разверзлась, и Везерал провалился. И исчез. Посадочный модуль зашатался из стороны в сторону и тоже заскользил в образовавшуюся расщелину.