— Верно. Но я намерен построить новую крепость, далеко отсюда, на более удобной позиции…

Еще не окончив, Бек увидел, что какой-то пожилой человек взял его лошадь под уздцы и сказал:

— Князь, просьба у меня к тебе…

Бек остановил коня. Старик опустился па колени и, протянув к небу руки, со слезами на глазах произнес:

— Бог дарует своим храбрецам победу и поднимает их могущественную длань над народами. Их руками вседержитель отнимает жезл у власть имущих и уничтожает могущество тех, кто попирает определенные богом законы, в основе которых лежит справедливость — мерило всякого права. Ты, князь, — орудие гнева всевышнего, которым он пожелал наказать нас за наши грехи. Но наказание господне тоже имеет предел. Бог хоть и вкладывает в могучие руки меч своего возмездия, но ведь рукоять этого меча — милосердие. Он дарует своим избранникам победу, однако не забывай, князь, что победу венчает прощение. Теперь человек, целующий прах у твоих ног, просит милостыню: милосердия и прощения. Ибо господь милосерден и всепрощающ. Да будет благословенно могущество его и пусть его помощь не покинет тебя.

Каким бы суровым ни был Бек, как ни был разгневан на врагов своей родины, слова старика подействовали на него и он, обратившись к Мхитару спарапету, спросил:

— Кто этот человек?

Подоспевший преосвященный Нерсес ответил:

— Это визирь Асламаза-Кули-хана, того деспота, который этой ночью взлетел в воздух со своим дворцом. Несколько минут назад визирь был у меня. Я долго говорил с ним о вековых варварствах магометан. Он согласился со мной и оправдал наши действия. Прими, Бек, мольбу старика, прикажи прекратить резню. Пусть твое милосердие будет вознаграждением этому человеку за проявленную им во время исполнения его обязанностей доброту в отношении здешних армян. Он рассказывал мне о своих добрых деяниях, и у меня не возникло сомнения в его искренности.

— Я велю прекратить избиение, но крепость будет разрушена, — сказал Бек и, обратившись к старому визирю, добавил:

— Сегодня же, визирь, ты вместе с оставшимися в крепости магометанами должен переселиться в Персию.

Визирь хотел что-то возразить, но преосвященный Нерсес сделал ему знак смолчать.

Бек со свитой направился в крепость.

Местечко Арцваник, или Нахичеваник[175] когда-то было селением городского типа Баргюшатского округа[176]. Это местечко существует до сих пор на скалистом склоне горной возвышенности. Отсюда видны живописные лесистые равнины Баргюшата, которые простираются до самой долины реки Ерасх, высокие горы далекого Карадага, которые тянутся по правому берегу Ерасха.

Ниже Арцваника, сразу от подножия горы начинается овальной формы цветущая долина, изрезанная глубокими ущельями. В темной глубине этих ущелий, друг возле друга притаились армянские села Чапнис, Ыркенанц, Севкар, Шабадин. Они отдалены от Арцваника дорогой в два-три часа.

Арцваник ныне потерял прежнее значение, но свидетельства былого величия еще сохранились. У подножия горы лежат развалины древней крепости, темные пещеры недалеко от нее когда-то служили убежищем, тайником.

Не так далеко от Арцваника — кладбище со своей церковью. Узкая тропа ведет к месту упокоения мертвых. В стороне от этой дороги, под одиноким дубом есть уединенная могила с простым надгробием без креста и надписи на камне. Почему могила стоит особняком и почему вдали, на расстоянии ста шагов от кладбища?

Эта могила, хоть и презрена людьми, но не забыта ими. Общественное кладбище не выделило для нее места. Но всякий раз, когда священник идет благословлять покой усопших, всякий раз, когда родные идут воскурять ладан над могилами близких, всякий раз, когда крестьянин идет в поле на работу, они проходят мимо одинокой могилы и плюют на нее, проклинают того, кто в ней лежит.

С того дня, как существует могила, прошло полтора столетия, но народ еще не простил покойника. Люди всегда клянут его. Спросите любого прохожего, старого или молодого, чья это ненавистная могила, и он ответит:

— Это могила предателя мелика Франгюла, здесь его убили, здесь же и погребли. Труп не разрешили предать земле на общем кладбище, чтобы не осквернить мертвецов и не мешать их покою.

Потом ваш собеседник еще больше углубится в исторические подробности и скажет:

— Видите развалины крепости на той стороне ущелья? Крепость эта принадлежала предателю мелику. Его убили, а замок разрушили.

— Кто разрушил?

— Наши деды, — ответят вам. — Изменник принес народу много горя, потому и поплатился за это.

Потом он расскажет занимательные истории о предателе, которые забыты в нашей литературе, но сто пятьдесят лет живут в памяти народа и, может быть, долго еще будут жить.

Мелика Франгюла нет необходимости вновь представлять читателю. Он знаком с ним по первой части нашего романа. Но с того дня многое изменилось в его жизни, об этом мы расскажем в нескольких словах.

Читатель помнит, что ради меликства Баргюшата Франгюл принял ислам и пообещал отдать свою дочь в жены имаму пастушеского племени чалаби. За это Франгюл получил от Фатали-хана Баргюшат.

Старый имам с помощью дервиша старался вернуть себе молодость, чтобы стать мужем дочери Франгюла. Но волшебные маджуны не помогли, имам умер, и хотя дочь Франгюла избавилась от тяжкой участи стать женой дряхлого старца, однако отец для укрепления отношений с Фатали-ханом отдал девочку за брата Фатали-хана Агаси. Этим он не только укрепил свои позиции, но и помимо меликства получил должность назира[177].

Когда на арене появился Давид Бек, к нему не присоединились лишь два влиятельных армянина Сюника: Давид Отступник из Татева и мелик Франгюл из Арцваника. Оба они стали орудием в руках Фатали-хана, его злобными приспешниками.

Конец Отступника нам известен: Давид Бек велел обезглавить его и всю его семью сбросить с Чертова моста[178] в Воротан. Его сын Шах-Кули был убит рукой женщины, когда бежал с поля боя в селение Тандзатап[179]. Оставался мелик Франгюл.

Спустя два дня после взятия крепости Зеву этот человек беспокойно шагал в одной из комнат своей крепости. Была ночь. У дверей стоял мужчина в темном дорожном костюме. Видно, он только что вернулся из дальних мест. Звали его Плешивый Амбарцум, он был сельским рассыльным и соглядатаем мелика Франгюла.

— Значит, крепость Зеву взяли… — заговорил погруженный в раздумье мелик Франгюл. — А потом что было?

— А что потом? — ответил плешивый Амбарцум, смеясь, — понятнее дело — перебили людей, сожгли дома, хана в его цитадели взорвали. Сейчас Зеву стал вот таким, — и он раскрыл ладонь показать, что на месте крепости ровное, как его ладонь, место.

— Много их перебили?

— Больше четырех тысяч человек. Всех бы убили, если бы визирь хана и преосвященный Нерсес не упросили Бека.

— Куда девалось остальное население?

— Армяне перебрались в другие места[180], а мусульманам приказали уехать в Персию[181].

Настроение Франгюла портилось, он все теребил свою длинную бороду, которая, по персидскому обычаю, была окрашена хной.

Снова подойдя к своему соглядатаю, он сказал:

— Куда двинулись войска Бека после разрушения крепости?

— Пошли в разные стороны для новых побед.

— Можешь подробно рассказать мне, в какую сторону ушел каждый военачальник?

— Почему нет? — ответил шпион, гордый принесенными новостями. — Сам Бек с Мхитаром спарапетом и преосвященным Нерсесом направился к крепости Воротан; мелика Парсадана, Автандила и Папа отправили в сторону Генваза, чтобы взять Мегри. А князя Тороса послали в нашу сторону.