Здесь его ждали два давних непримиримых врага — брат Яссе и князь Кахетии Мамед-Гули-хан (Костандин II)[93]. С братом Вахтанг помирился, правда, ненадолго, но с Костандином у них вражда не прекращалась.[94] Костандин стремился захватить Карталинию и стать правителем всей Грузии. Отсюда и все раздоры, губившие страну.

Окруженный врагами, Вахтанг обратился за помощью к Петру Великому, обещая принять власть русских. Костандин донес на негo шаху, заявив, что Вахтанг принял ислам лишь для виду, на самом деле ведет тайные переговоры с царем, чтобы передать Грузию России.

Вахтанг стал вести двойную игру — с одной стороны поддерживать отношения с русскими, с другой — оправдываться перед персидским правительством и доказывать, что он остается их верноподданным и что все это — клевета Костандина, задумавшего овладеть его землями. Бумаги, посылаемые русскому царю, Вахтанг подписывал «царь Грузии», а персидскому шаху — «персидский вали».

В то время как Грузию раздирали внутренние неполадки, в Сюнийском крае армянские князья готовили восстание. Эчмиадзинский католикос Аствацатур, тайно поддерживавший восстание, старался обеспечить союз армян и грузин. Но прежде нужно было, чтобы в Грузии прекратились распри, грузинские князья объединились и могли примкнуть к армянам.

Для этого католикос сам поехал в Грузию, чтобы помирить Вахтанга с Костандином. Несмотря на все его старания, дело вперед не продвинулось. Более того, Костандин предал католикоса Аствацатура, перехватил его письма и послал шаху. И хотя католикос сумел оправдаться, сказав, что печать на письмах поддельная, предательство Костандина дорого обошлось армянам: в отсутствие католикоса персы разграбили Эчмиадзин.

Давид Бек был еще в Грузии во время этих переговоров и всячески способствовал их успешному ведению. Вражда двух народов, живущих в одинаковых условиях и подверженных одним и тем же превратностям судьбы, огорчала Давида Бека. Как человек дальновидный, он понимал, какое счастливое будущее ждет эти два народа-соседа, если интересы их сольются, если рука об руку, соединившись душой и сердцем, они станут действовать во имя общей цели. Кто посеял между ними вражду? Мысль эта постоянно мучила его. Но как он мог бороться с предрассудками, порожденными веками? Для этого тоже нужны века, а ему надо было спешно что-нибудь предпринять для спасения родины. Вот почему он расстался с Вахтангом, не поведав ему о своих намерениях.

После отбытия Давида Бека Грузию постигло тяжелое бедствие. Осведомленный о связях Вахтанга с русскими персидский шах велел правителю Кахетии Костандину захватить Тифлис и заставить Вахтанга VI отречься от власти над Карталинией. Костандину только этого и надо было — исполнялась давнишняя его мечта. Он призвал на помощь лезгин, захватил Тифлис, обратил город в развалины и даже разграбил Сионскую церковь.

После взятия Тифлиса Вахтанг VI бежал в Имеретию. Добрейший князь приложил немало сил, чтобы вернуть себе столицу Грузии. Не получив от русских ожидаемой помощи, он послал своего брата Яссе за помощью к турецкому паше Ахалцыха Исаку. Однако вместо того чтобы просить за брата, вероломный Яссе предложил туркам свои услуги для овладения Тифлисом и собственную кандидатуру в правители страны. Этот злодей, некогда для получения Карталинии принявший персидскую веру — шиизм и имя Али-Гули-хан, ныне стал исповедовать турецкую веру — суннизм — и прозываться Мустафа-паша.

Таким образом, Костандин недолго правил в Тифлисе. Ведомый Яссе Исак-паша овладел Тифлисом, а Костандина заточил в крепость. Освободил его из тюрьмы армянский мелик Ашхарат[95]. Поздно ночью он на челноке подплыл к тюрьме и организовал побег Костандина, за что Исак-паша велел его обезглавить.

Из рук персов Грузия перешла в руки турок (1724 г.), и правил ею Исак-паша. А коварный Яссе все же не достиг своей цели — османы передали Тифлис не ему, а сыну Вахтанга VI Бакару. Этот последний, видя, что время персов миновало, принял суннизм и, повязав голову турецкой чалмой, стал называться Ибрагим-пашой.

Вот каким было мнимое грузинское царство. Его правители во времена владычества персов принимали персидскую веру, а в правление османов — турецкую.

После всех этих злоключений Вахтанг со своей семьей, взяв тысячу четыреста человек из Грузии, отправился в Россию. Петра Великого он уже не застал в живых, зато его с почестями встретила императрица Екатерина. Умер Вахтанг в Персии, тело его перевезли в Астрахань, там и похоронили.

В Сюнийской (Сисианской) области Сюнийской земли, в долине, называемой Уч-тепе, белело несколько палаток. В безлюдной пустыне, далекой от человеческого жилья, лишь изредка попадались пастухи дикого кочевого тюркского племени кара-чорлу[96]. Из страха перед разбойниками никто не появлялся в этих местах. Тем более бросались в глаза разбитые здесь белые палатки. Чьи они, кто находится в них? Шатры вдруг выросли, как грибы из-под земли. Никто не видел, с какой стороны пришли сюда их владельцы. Палатки стояли в долине, с трех сторон окруженной горами, а с четвертой узкая тропинка вела на луг, поросший высокой травой. Неподалеку паслись кони. Хозяева их, видно, после долгого пути отдыхали. На одной из высоких скал сидел часовой и обозревал окрестности.

Солнце клонилось к закату. Вершины гор еще освещались последними его лучами, а в глухом ущелье, где стояли шатры, царила вечерняя полумгла.

В одной из палаток сидел Давид Бек с другом своего детства Степаносом Шаумяном. Князь недавно сошел с коня, и его верные слуги Агаси и Джумшуд еще прогуливали усталых, взмыленных лошадей. Встретившись после стольких лет разлуки, друзья долго обнимались и целовались, точно влюбленные. А теперь они сидели молча. Почему они молчали, что произошло после таких горячих объятий и приветствии?

— Я должен сразу открыться тебе, Давид, — сказал Степанос, подняв голову и глядя Боку прямо в глаза. — Прежде чем ты начнешь расспросы, знай, что я обманул тебя.

— Меня? Обманул? — удивился Давид.

— Да, обманул, — ответил Степанос с трудом. — Письма, что ты получил от меня, скрепленные печатями меликов и епископов, — все поддельные. Печати я заказал у еврея-чеканщика, а письма написал сам… Мне хотелось вернуть тебя на родину, и я добился своего! Высокая цель принудила меня прибегнуть к хитрости. А теперь можешь сердиться и называть меня лжецом — мне все равно.

Давид подумал, что его друг шутит.

— Ты, Степан, — сказал он с улыбкой, — все еще не избавился от привычек молодости.

— Я не шучу, все, что я сказал — правда, — хладнокровно произнес князь Шаумян.

— Значит, в Сюнике меня не ждут и нет готовых сил?

— Здесь есть недружные, разрозненные силы, для объединения которых потребуются большие усилия.

Давид был ошеломлен. У этого человека, никогда не знавшего уныния, вдруг опустились руки. Он ужасно возмутился, когда осознал, что ему предстоит начать великое дело на пустом месте, с полной неизвестности. Какие сладкие мечты лелеял он, возвращаясь на родину! Чего только не было обещано ему! А теперь выясняется, что все было игрой воображения его пылкого друга, придумавшего это, чтобы вернуть его на родину.

— Я считал тебя более проницательным, Степан, — строго произнес Давид, — напиши ты мне правду, я бы все равно приехал, но подготовился бы иначе. А теперь меняются планы, которые я составил, основываясь на твоих обещаниях. Тем не менее я ценю твою изобретательность. Ты ведь хотел, чтобы я вернулся на родину, и вот я здесь.

При последних словах Давид взял своего друга за руку и ласково пожал.

— Не будем отчаиваться, — сказал князь Степанос, — я и в самом деле соберу для тебя полки, мне нужно было только твое присутствие. Одного этого достаточно, чтобы поднять на ноги весь народ!