Брюнет был то ли без сознания, то ли совершенно без сил — колени не касались помоста только по причине того, что высота колодок не позволяла этого сделать. Смуглая спина представляла жуткое месиво — его другу повезло намного больше, а доски вокруг были сплошь залиты бурой, запекшейся уже кровью…

И именно в этот момент я ощутила прилив дурноты. Тошнота оказалась настолько ощутимой, что правая ладонь машинально метнулась ко рту, а я глубоко и шумно задышала, пытаясь вернуть себе самообладание. И эта реакция не имела ничего общего с увиденным — кровь и раны, даже в таком количестве, не напугали. А вот улыбки на лицах окружающих, кровожадное выражение вкупе с радостными возгласами откликнулись таким отвращением, что переварить получилось с трудом.

Но получилось.

Меньше, чем через минуту, я решительно шагнула на первую ступень. А затем на вторую, и на третью…

А оказавшись на самом верху, всего через несколько шагов, я поняла, что изумление в глазах палача с хлыстом, не единственное, что встречало меня. Вокруг наступила неестественная, просто до костей пробирающая тишина. Жутковатый контраст с какафонией звуков, царившей еще несколько секунд назад.

Но едва слышный полустон сквозь зубы от получившего краткую передышку пленника не позволил мне усомниться в собственных действиях ни на мгновение…

— Прекратите.

Хотелось, чтобы это прозвучало решительно и громко. Уверенно. Так, словно право раздавать приказы мне дано едва ли не с рождения. Однако, не сбылось. Голос сорвался, и я с трудом даже сама разобрала, что сказала, едва не закашлявшись в конце.

— Что? — А вот громкий бас палача легко перекрыл все звуки на площади. — Что ты там мямлишь, девочка?

Несмотря на довольно пренебрежительный тон, недовольным или разозленным он не выглядел. Что наглядно продемонстрировало сказанное далее.

— Решила поглядеть поближе? Али самой не терпится попробовать?

Раскатистый, нет, не смех — гогот раскатился в пространстве, а затем потонул в тысяче голосов тех, кто с охотой поддержал его на площади.

А я с трудом пыталась вернуть самообладание. Сон сном, но ведь реально неприятно! И прохладный ветерок, весьма ощутимый теперь на открытом пространстве, настырно проникал за края неплотно запахнутого плаща, безжалостно отбирая уютное тепло.

Говорить что-то сейчас было бессмысленно — толпа еще не успокоилась. Поэтому я огляделась. Оказалось, что, казавшийся на первый взгляд наспех сколоченным, помост имеет давнюю и основательную историю, судя по всему. И дело было даже не в свежести досок, впитавших уже, как стало понятно при близком рассмотрении, не один литр крови, но и в самой конструкции. Площадка, на которой мы стояли с палачом, была широкой и предназначенной не только для пыток, но и для казней — чуть дальше находились два столба с красноречиво болтавшимися на них веревками, порядком уже затертыми и обтрепавшимися. Однако, ненадежными они точно не выглядели.

А вот справа от меня, в основании помоста, метрах в двадцати, вероятно, чтобы даже случайно ничего не долетело, располагалось возвышение. Деревянная лестница вела на своеобразный второй этаж, заботливо укрытый крышей и стенами. И вид находившихся на нем людей не оставлял сомнений — элита этого странного городка тоже здесь. Вся. В полном составе.

Градоправителя, как я его про себя обозвала, отличить оказалось не сложно — весьма внушительный мужчина в толстом меховом плаще (потел, наверное, жутко), с массивной цепью на груди с непонятным крупным круглым медальоном, с кольцами на толстых пальцах и неизменной широкой бородой, он тоже сейчас казался удивленным. Двух женщин рядом с ним я осмотрела мельком — в пестрых платьях и таких же меховых накидках, только поизящнее, да потоньше. А вот старик, стоявший сразу за стулом градоправителя, привлек куда больше внимания. В белой хламиде, высокий, сгорбившийся, со странной то ли палкой, то ли шестом в длинных тонких пальцах — от него веяло чем-то жутковатым. Знакомиться, даже во сне, с ним не хотелось ни разу. А вот он, напротив, смотрел на меня, не отрываясь. Настолько внимательно, что мне казалось, он «просвечивает» меня куда эффективнее аппарата для компьютерной томографии…

Однако, додумать эту мысль я не успела.

— Ну, что застыла? Иди сюда, так и быть, — продолжал откровенно куражиться палач, рассматривая меня маслянистым взглядом опухших глаз, выдающих злоупотребление горячительным накануне. Грязная рубаха и густая поросль русых волос на груди, выбивающихся в широком разрезе довершали отвратную картину, — сделаю одолжение, вижу, что не местная. Развлекись, красавица, разрешаю! Отблагодаришь потом!

О характере этой самой «благодарности» я догадалась сразу. И вкупе с теплом рукоятки кнута, которую мне прямо-таки впихнули в руки, это породило такую волну отвращения в груди, что меня с чувством передернуло.

Не думая о последствиях, я отшвырнула от себя кнут, как лежалый труп крысы, скривившись одновременно. И на этот раз голос меня не подвел.

— Вы в своем уме? Я сказала немедленно прекратить! Отпустите их!

Вновь наступившая тишина давила на уши, но продержалась она недолго, хвала небесам, сменившись недовольным ропотом. А лицо палача трансформировалось из охреневшего в раздраженное, явив довольно устрашающий контраст…

— А ты часом не блаженная? — Он будто демонстративно повел плечами, хрустнувшими при этом простом движении чересчур громко. — Али роняли в детстве? А ну пошла вон отсюда, пока я добрый!

Я помнила, что это сон. Помнила, что все не по-настоящему. Но холодок страха все равно заструился между лопатками. Несмотря на тренировки, несмотря на подготовку, мужик простым противником в случае нападения не был. Выше меня на две головы, шире раза в три и тяжелее килограмм на сто — один удар, и ты в нокауте. Я внутренне подобралась.

— Не пойду, — угрюмо выдохнула, демонстративно пнув кнут, за которым палач хотел было наклониться, — пока их не отпустишь.

Тишина в одно мгновение стала зловещей.

— По-хорошему, значит, не хочешь, — почему-то нараспев протянул мужик, нехорошо улыбнувшись, — что ж, придется помочь…

О первого рывка — будто неохотного, расслабленного, я с легкостью увернулась. От второго — тоже. А рев противника, недовольного юркой добычей, стал своеобразной наградой. Приятной и, чего уж там скрывать, подбадривающей. Судя по всему, мое начинание поддерживать никто не собирался — толпа была явно на стороне палача, жаждая расправы над незнакомыми парнями.

Вот только главный вопрос незримо повис в воздухе.

Мне то до них какое дело?

Сама не знала, но отступать было явно поздно.

Еще один резкий поворот с наклоном — и пудовый кулак пролетает ровно над макушкой, не успев зацепить. Я неловко выпрямляюсь, чуть покачнувшись — плащ распахнулся, а бабушкин медальон, выскользнув из-под одежды, едва не саданул по зубам. Ругнувшись, попыталась заправить его обратно, отвлекшись ровно на один удар сердца, не заметив, как старик в хламиде быстро наклонился к градоправителю…

Глупо. Как же это было глупо.

Мгновения хватило — палач рванул вперед, а я едва не поскользнулась на бурых досках, машинально отшатнувшись.

Не успела.

Стальная хватка сомкнулась на левом запястье, не давая шансов на побег. Можно было извернуться, попробовать, попытаться…но пальцы второй мужской руки, сомкнувшейся на горле, заставили очень тщательно оценить риски.

Твою ж мать!

Это мой сон! Мой же!

И тут я придумываю правила!

Так какого хрена, меня гоняют то непонятные ящерицы, то смердящие потом и застарелым перегаром мужики?

Да чтоб ты обосрался, гад проклятый!

Отчаянная попытка представить, как выше обозначенное тело рассыпается в мелкую труху, ни к чему не привела. Мужик стоял, как приклеенный, и никуда деваться не собирался.

И тут я испугалась по-настоящему.

— Добегалась, курва? — Осклабился палач, вздернув меня повыше и заставив судорожно хватануть воздух в рваном вздохе. — Сейчас рядом с ними встанешь! И я тебе покажу, как умею работать кнутом, если ласки не захотела!