«Я… осторожно. Только если ее не будет рядом».

Мне было неловко, но так хотелось увидеть Иттона. Посмотреть, какой он — не волк. И Лэрга, похоже, это поняла.

— Ресс? — она улыбнулась, чуть насмешливо.

Я молчала, прикрыв морду хвостом. Была бы прежней, покраснела бы до ушей.

— Хорошо, иди, — Лэрга вздохнула. — Только прошу тебя, будь повнимательнее. Придешь — сначала спрячься и осмотрись. Позови Иттона, он скажет, где Элия, можно ли тебе выйти.

Я бежала по лесу и думала о том, что ему скажу. С чего начну разговор. Конечно, у меня есть повод — новости от Лэрги. Но почему-то важно было, чтобы он знал: я пришла, потому что хотела его видеть. Но вот как сказать об этом?

Или, может, не надо ничего выдумывать?

Он сидел на крыльце ветхой хижины и плел ремешок из стеблей болотной травы. Я остановилась за кустом, но он поднял голову и посмотрел в мою сторону. Услышать не мог — значит, заметил? Или… почувствовал?

Элии поблизости видно не было, но я медлила, прежде чем позвать Иттона. Хотелось сначала посмотреть на него, вот так — издали.

Если честно, я надеялась, что он пожилой и не слишком красивый. Казалось бы, какое это имеет значение? Я лиса и никогда не стану снова человеком. Еще лет пятнадцать — и вернусь в Хранилище. А может, и раньше, кто знает. Фамильяр неразрывно связан со своей ведьмой. Его душа находится в теле лишь до тех пор, пока жива она.

И все же, все же…

Мне не хотелось каких-то человеческих чувств. Женской безнадежной влюбленности, например. Абсолютно бессмысленной.

Но Иттон оказался молодым красивым парнем, вряд ли старше Арниса. В общем, годился мне в сыновья. Высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами и большими карими глазами. Конюх, говорите?

Невольно вспыхнула какая-то смешная и глупая ревность к Элии.

Иресса, ты сошла с ума? Он же терпеть ее не может, иначе с какой стати стал бы помогать Арту и Марии?

Ну что ж, хотела я этого или нет, но вынуждена была признать: в лисе Ирессе живет женщина, которой интересны красивые мужчины. Видимо, это неистребимое свойство души, а не тела.

«Иттон», — позвала я, и словно солнце вышло из-за туч от его улыбки. Хотя оно и так светило вовсю.

Мы разговаривали долго. Он гладил меня, чесал за ухом и под подбородком, а я млела от этих ласк и терлась головой о его колено. А еще я удивилась странному совпадению. Новая жизнь Иттона началась примерно в то же время, что и моя. Три года назад. Я застала Гиндара с Рианной, а он обнаружил себя в чистом поле, не помня ничего, кроме своего имени. Был ли он и прежде глухонемым волкодлаком или стал им под действием темных чар, лишивших его памяти, осталось тайной.

Он не мог ничего рассказать о своем прошлом, но говорил о том, как попал к Элии и работал у нее все это время, о девушке Зилге, которую любил, но потерял по прихоти хозяйки, не желавшей отпускать такого полезного слугу. Ну а я рассказывала о жизни у Лэрги. О том, кто я, решила умолчать. Во всяком случае, пока. Ну а там будет видно.

Время пролетело незаметно. Вернулась Мария, и это означало, что мне нужно уходить, чтобы не столкнуться с Элией.

«Я буду скучать», — сказал Иттон на прощание.

«Приду завтра, — пообещала я. — Во всяком случае, постараюсь. И если Лэрга отпустит».

Не было сказано ни слова о том, что возникло между нами, но мы оба понимали: это уже есть, и ничего тут не поделаешь. Да и нужно ли? Мы оба одиноки и сильно отличаемся как от людей, так и от животных. «Магические твари» — так фамильяров и оборотней называли колдовские книги ведьм. И если мы каким-то чудом нашли друг друга, стоит ли этого бояться?

— Ты права, Ресс, — согласилась со мной Лэрга, когда я поделилась с ней своими мыслями. — Не стоит бояться чувств. Они сами по себе богатство.

«Вряд ли ты сказала бы это Арнису, — фыркнула я. — Или Марии».

— Ты же сама понимаешь, в чем разница. У Арниса это в первую очередь похоть, а Мария… Она прячется в свое влечение от всего, что на нее обрушилось. Предательство, другой мир, другая жизнь — в качестве фамильяра ведьмы. Ее можно понять.

«Я пытаюсь. Но… наверно, во мне говорит материнская ревность».

— Может быть, — Лэрга погладила меня по спине. — Хотя и зря. Если Арнис узнает, что Мария — фамильяр Элии, от этой влюбленности в одно мгновение не останется и следа.

«Что-то происходит, — сказал Иттон, почесывая у меня за ухом. — Элия постоянно мрачная и нервная».

Шесть дней я прибегала в лес и выжидала в кустах, пока Мария не уедет на свидание, а Элия не уйдет в хижину. Тогда выглядывала осторожно, звала Иттона, и он шел ко мне. Мы устраивались на полянке поблизости — так, чтобы он мог видеть и крыльцо, и ведущую к озеру тропу.

«Может, у нее не ладится с Арнисом?» — предположила я.

«Да нет, там как раз все в порядке, — возразил Иттон. — Похоже, он влюблен в Марию по уши, а по вечерам, во дворце, переносит все это на Элию. Вчера прибегал Арт, рассказал, что пробрался потихоньку во дворец, послушал, как там обстоят дела. Все уверены, что Элия или уже любовница принца, или станет ею в самое ближайшее время. Тут что-то другое».

«Ты не забыл, что завтра ночью вы должны быть у Лэрги?»

«Конечно, нет, Ресс. Завтра новолуние. А уже этой ночью я стану волком. Если хочешь, приходи. Будем бродить по лесу вместе. И никакой Элии рядом. Как ты думаешь, Лэрга тебя отпустит?»

«Надеюсь…»

Я поспешила спрятать от него свои мысли, от которых сердце пустилось вскачь.

В мой первый лисий год Лэрга, сидя в кресле у камина, взяла меня на руки и сказала:

— Ресс, хочу поговорить с тобой на одну деликатную тему. Уже весна, и скоро твое тело потребует того, в чем нуждается его природа.

«Ты имеешь в виду, что ему потребуется… лис? — мне стало неловко, и я, как обычно, спрятала морду под хвост. — Я думала об этом. Но мне ведь не обязательно… делать это?»

— Нет, конечно, — кивнула она. — Но, противясь заложенному, ты обрекаешь свое тело на страдания. Лиса будет мучиться, а ты вместе с нею. Животные не контролируют свои желания и влечения. Их главная жизненная цель — рождение потомства.

«Лэрга, мне даже подумать противно, что я… с лисом… И у меня будут лисята?»

— Не ты, Ресс, а твое тело. Ты же ешь сырое мясо, которое необходимо лисе. По большому счету, одно мало отличается от другого. А лисят у тебя не будет. Трудно сказать почему, но у фамильяров потомства не бывает. Видимо, это влияние магии.

«Не знаю, что и сказать…»

Так стыдно мне не было даже тогда, когда мать много лет назад рассказывала мне, откуда берутся дети. Она выбрала такие слова, что я потом долго не могла избавиться от отвращения, представляя совокупление мужчины и женщины. И как же я была удивлена, когда все оказалось не совсем так… или совсем не так. Но теперь мое воображение рисовало такую же отвратительную картину близости с диким зверем. Нет, еще более отвратительную!

— А тебе и не надо ничего говорить, Ресс. Сейчас ты думаешь как человек, хотя у тебя тело животного. Я должна была предупредить, что очень скоро тебя с такой силой потянет в лес, что не сможешь сопротивляться. Ты далеко не первый мой фамильяр, и с каждым я разговоривала на эту тему. Всем приходилось перешагивать через моральные устои человека ради потребностей тела. И оказывалось, что это не настолько страшно, если попытаться отключить сознание.

«Ты так легко говоришь об этом, Лэрга! — с горечью ответила я. — Откуда тебе знать, как это бывает? Ты ведь не была на моем месте».

— Ошибаешься, Ресс, — рассмеялась она. — Каждая ведьма проходит через это вместе со своим первым фамильяром. Именно для того, чтобы побывать в его шкуре и узнать, каково это. Ты же знаешь, мы, ведьмы, можем на короткое время входить в тело фамильяра. Для него это не слишком приятно, поэтому с тобой я ничего подобного не проделывала. А вот Митрису приходится терпеть, потому что иногда мне нужны его глаза.